Содержание - user

тётка Милица Сергеевна. Я надеюсь, что есть люди, которые ещё

живы и которые могут это подтвердить. Вот мне одна просто

сказала тоже: «Милица Сергеевна сказала, что вот Верочка была

невестой Локшина, а он её предал».

Вы смотрите, раз вызывали как свидетелей мать и сёстру

[Локшина] – ну как это может быть, что человек работает у них

стукачом. Они вызывают членов его семьи – это же бред просто,

это же абсолютно невозможно. Уже одно это доказывает, что

этого не могло быть. Понимаете, вот что бы я ни сказала

[раньше], одного этого достаточно, чтобы от этой мысли отойти

и забыть. Ну, мало ли, что говорит женщина, которая была в него

влюблена, и которая наверное [на что-то] рассчитывала, раз она

объявляла [себя] его невестой. Когда она была невестой –

непонятно, в какое время.

Конечно же, надо доказать, что человек виновен. Ведь то, что

пишет [Вера Прохорова] – там нет ни одного доказательства. Это

всё разговор.

Непонятно, верят женщине экзальтированной, которая вот такое

придумала. А в конце она ужасную фразу пишет, что «он всю

жизнь вёл двойную жизнь». Какую двойную жизнь? Это значит,

он всю жизнь там служил и доносил на людей. Так, что ли, это

надо понимать? И за всё время стало известно, что вот она и

Вольпин, то есть два таких человека, которые на всех углах… С

ними страшно было разговаривать просто. Понимаете? Ну это же

просто бред какой-то. Я со многими говорила (с теми, которые

меня пытались убедить). Все говорили так: «Вот Верочка точно

знает, она точно знает». Можно подумать, что всем этим лицам,

которые утверждают это – им, может быть, из КГБ звонили и

сообщили. Откуда у них эти сведения? Понимаете, какая же

дьявольская энергия у этой женщины – полвека клеветать на

человека (на любого человека клеветать – это грех), а тут это

вообще, на такого гениального человека. Не знаю, как это

назвать. Мне кажется, всё-таки после такой статьи надо подавать

в суд. Мне кажется. Ну, семья не хочет – вот она пострадала, вот

она старая женщина. Я говорю об этом, потому что я считаю, что

я имею право об этом говорить. Во-первых – я сама старая

женщина, во-вторых, мой отец отсидел 10 лет, и его после этого в

Москву не пустили, ему не разрешили даже повидаться с семьёй.

Он тайком один раз приезжал и должен был уехать. А Веру всё-

таки, ну конечно, слава богу, что её пустили в Москву, и что она

работала по специальности, слава богу. Понимаете, я считаю, что

я имею право это сказать, потому что я сама пострадала от этого.

Сначала я лишилась отца, хорошего, очень доброго человека, а

потом я из-за Лены...

Я хочу сказать, что есть такая музыка, которая, сколько бы я ни

слушала, я не могу слушать без слёз. Это песни Шуберта, это

какие-то песни Шумана, Брамса, это Шестая симфония

Чайковского и романсы поздние Чайковского, это Малера

(«Песнь о Земле» я ни разу не могла прослушать, чтоб не

заплакать) и это музыка Локшина. Это тоже такая музыка,

которая не оставляет меня равнодушной, и я знаю, что не только

я так реагирую, но ещё есть у меня знакомые музыканты,

которые тоже так говорят.

Я могу только сказать, что я очень рада и счастлива тем, что я

была знакома с таким человеком, что я у него училась и чему-то,

видимо, научилась – и что я была с ним дружна вот в течение

всей его жизни, и что он очень поддержал Лену – что было очень

важно и для неё, и для меня, и я ему очень благодарна.

…Понимаете, меня тоже удивляет, что многие композиторы

поверили [Вере Прохоровой насчет Локшина]. Ну почему не

поверить? Это же так проще думать. Он зависть вызывал, потому

что многие композиторы, написав свои сочинения, не могли даже

свои сочинения играть по партитуре. А он чужие сочинения

играл. Это, конечно, могло не нравиться.

Я думаю, что это, конечно, советская [черта]… и человеческая

тоже, потому что зависть везде есть, клевета везде есть, а

советская – это там, где не давали ему писать. Ведь когда он

писал «Мать скорбящую» [1977] – вы знаете, это ведь сочинение,

написанное на Реквием Анны Ахматовой. Это же запрещенное

было сочинение, он где-то достал, и я была в ужасе. Я говорю:

«Ну все равно же его не исполнят никогда».

Баден-Баден, 2002

2. Говорит Виктор Сергеевич Попов:

Дело всё в том, что действительно Локшин – это крупное явление

в нашей музыке, в русской музыке, крупное явление. И так мне

повезло, что в 70-е годы [я познакомился с Локшиным],

благодаря Рудольфу Борисовичу [Баршаю] как раз. Мы с ним в

этот момент активно работали, потому что у него был свой

камерный оркестр, а у меня хор мальчиков. Мы часто пели

музыку Баха… И однажды Рудольф Борисович мне сказал, что

вот есть такая идея – исполнить Шестую симфонию композитора

Локшина. Я тогда, естественно, почти ничего [о Локшине] не

знал. Знал, что такой композитор есть и знал, что находится он в

довольно трудном положении, потому что когда-то, написав

кантату «Тараканище», попал в глубокую немилость в связи с

тем, что нашлись такие добрые люди, которые подсказали, что

«тараканище – это наш вождь и учитель». И поэтому,

естественно, довольно трудная у него была судьба и музыку его

мало кто знал. И вот Рудольф Борисович предложил мне

исполнить Шестую симфонию, а Шестая симфония написана на

стихи нашего великого поэта начала века – Блока. И поэтому с

огромным удовольствием я решил познакомиться с этой

музыкой. И я пришёл к нему [Локшину] домой... Жил он

недалеко от проспекта Вернадского, в маленькой квартирке. Надо

сказать, что условия жизни у него были, конечно, весьма и весьма

посредственные. Жуткий инструмент, но он сел, стал играть и

сразу захватил меня. Знаете, потом с огромной радостью я

работал со студенческим хором института Гнесиных над этим

сочинением, и мы должны были его исполнить в открытом

концерте. Но я уехал с детским хором радио и телевидения на

гастроли в Чехословакию. Когда вернулся, ректор мне сказал, что

этот концерт отменяется. Как потом выяснилось, сам ректор

Гнесинского института Владимир Николаевич Минин, значит,

донёс в райком партии. И райком партии меня вызвал. Первый

секретарь райкома партии киевского района, значит, сказал, что

это сочинение нельзя исполнить и оно не может быть исполнено

в концерте. Ну, естественно, у меня был скандал с ректором и

после этого я подал заявление об уходе из Гнесинского

института, где проработал 15 лет. Так что, видите, меня как

судьба с Локшиным [свела].… А сейчас, когда Рудольф

Борисович давно уже мечтал о том, чтобы мы спели именно это

сочинение «Реквием» , мы даже хотели это сочинение исполнить

с несколькими хорами зарубежными и такое совершить турне

довольно большое: Германия, Китай и Япония. Но почему-то

этот план, к сожалению, не был выполнен. Но вот видите,

случайно, но к этому сочинению все-таки пришли. И, надеюсь,

что это у нас первое исполнение в России, но не последнее.

Москва, 2002

Т. Б. Алисова-Локшина Штрихи к портрету

Встреча с Татьяной Апраксиной была одним из редких светлых

впечатлений моего мужа в последний год его жизни. Эту

одаренную и немного таинственную художницу прислал к нам Б.

И. Тищенко, за что мы ему по сей день благодарны. Историю

написания портрета моего мужа Апраксина излагает сама в

повести «Лицо, в котором не было загадок...». Надо сказать, что,

впервые прочтя это сочинение Апраксиной в 1998-ом году, я

испытала своего рода потрясение, ибо поняла, что несколько раз

встречалась, разговаривала и сидела за одним столом с

человеком, обладающим рентгеновским взглядом. Возможно,

именно этот специфический дар художника стал причиной того,

что сплетня, окружавшая имя моего мужа, никак на Апраксину не

подействовала.

Более того, взявшись писать, а потом и выставлять портрет моего

мужа, Апраксина пренебрегла мнением некоторых очень

влиятельных людей. Со стороны это может показаться

удивительным, но в какой-то момент она всерьез рисковала своей

художественной карьерой: некий человек, близкий к Рихтеру,

угрожал ей, что портрет Шостаковича ее работы, висевший в

Ленинградской консерватории, будет оттуда удален, если она не

прекратит выставлять портрет Локшина на своих набиравших

популярность выставках...

март 2001

Т. И. Апраксина Лицо, в

котором не было

загадок...

Александр Лазаревич Локшин появился в моей жизни, когда его

собственная уже почти подошла к концу. До этого я никогда не