Кто стреляет последним - Фридрих Незнанский

Он и сейчас, хотя времени было в обрез, не отказал себе в удовольствии приостановиться перед мостом на пригорке, откуда хорошо была видна звонница, и несколько минут смотрел на мутную от ветра рябь залива, на колокольню и теплоход, огибающий ее слева. Потом двинулся дальше.

Они немного поплутали по узким, но хорошо заасфальтированным дорогам, свернули на глинистый проселок и примерно через час нашли то, что было нужно. Глухая, в два десятка домов деревенька стояла на берегу небольшой речки со странным названием Жабня, по ней два раза в сутки ходил небольшой теплоход, и на нем, если бы возникла нужда, можно было быстро добраться до Калязина, не связываясь с автобусами.

Поездка заняла много больше времени, чем Вадим ожидал. Пока нашли подходящую деревеньку, пока в этой деревне нашли приличную избу, удобную для жилья, пока договаривались с хозяевами и устраивались со своим нехитрым скарбом, уже заметно стемнело, и назад Вадиму пришлось ехать гораздо медленнее, чем он рассчитывал: дорога была узкая, темная, со множеством закрытых поворотов.

Домой он вернулся около девяти вечера. На скамейке в скверике перед подъездом попыхивал своей «Примой» Петрович.

— За тобой приезжали, — без всякого вступления сообщил он, и даже в темноте чувствовалось, что он не на шутку встревожен.

— Кто? — спросил Вадим.

— Те. На «Ниве» и «семерке». Верней, не к тебе. К матери. Вроде бы какое-то лекарство ей привезли. Очень расстроились, что не застали. Расспрашивали, куда ты их увез. Я-то промолчал: не знаю. А наши бабки — сам же их знаешь, тут же все выложили: и где это Перхушково, и что там у тебя за родня. Плохо дело, Вадим! Они за ними поехали. И за Ритой твоей, и за Аленкой тоже.

— Все в порядке, Петрович, — успокоил участкового Вадим. — Я их не в Перхушково отвез.

— А куда?

— Совсем в другое место. Всю область перероют — все равно не найдут.

— А вот это ты молодец! — обрадовался Петрович. — Ну, молодец, ничего не скажу! А дело-то, я смотрю, серьезное, — заключил он. — Я как-то и верил в это, и не верил слишком-то. А теперь вижу: не шутки. Ох не шутки! Так что рассчитывай на меня, если что. Чем смогу, помогу.

— Спасибо, Петрович. Вы мне и так уже здорово помогли.

Дома Вадим сбросил куртку, вытащил из карманов и из-за пазухи баксы и пересчитал. Без полутора кусков, отданных Рите, было ровно десять пачек по пять тысяч в банковской упаковке. И купюры были новые, с защитной полоской, последних лет выпуска. Явно не фальшивые, чего Вадим слегка опасался. Следовало бы их как следует припрятать, лучше всего в гараже. Но снова тащиться в гараж не хотелось, Вадим решил: успею. Он заварил крепкого чая, перекусил чем было, потушил свет и, не раздеваясь, лег лицом вниз на диванчик и стал думать. В таком положении ему обычно думалось лучше всего.

А подумать было над чем.

Что означал приезд людей Марата с целью похитить мать, Аленку и Риту? Ежу ясно: подстраховаться — чтобы наверняка получить у Вадима груз. Значит, планы Марата изменились. Вадим представлял себе прежний ход его мыслей. Заплатить ему как бы его долю, взять груз. Баксы сразу отнять или чуть позже. Взять Вадима под колпак — узнать, где он хранит документы. Это могло занять немало времени, но спешить Марату было некуда. Теперь, значит, появилась необходимость в спешке. Причем острая. Что за это время могло измениться? Только одно: приехали люди аль-Аббаса.

II

Люди аль-Аббаса, как и было оговорено, прилетели рейсом из Риги в 18.20. На встречу их отрядили Алика как человека солидного и представительного и Люську — в качестве гида. Она уже отлежалась после общения с Гариком, а остатки синяка под глазом умело закрыла макияжем. Платье с вызывающим декольте, которое она было надела, Марат забраковал. Строгий светлый костюм, минимум побрякушек — все.

— Они и так оценят твои прелести, не сомневайся, — успокоил ее Алик. — Конечно, если это их заинтересует.

Уехали на «Ниве» Алика. Едва машина скрылась из виду, Марат вызвал Николая:

— Заводи. Проскочим через город. Успеем раньше них? Они по кольцевой поедут.

— Обижаешь, шеф, — ответил Николай. — По кольцевой-то они будут дольше ехать — везде реконструкция, пробки.

Обычно Николай не задавал лишних вопросов, но тут не удержался:

— А зачем нам туда, шеф? Их же сюда привезут, в «Русь».

— Зачем? — повторил Марат и признался: — Сам не знаю. Хочу на них посмотреть. Со стороны. Со стороны многое виднее.

— Резонно, — согласился телохранитель.

Они приехали в Шереметьево минут за сорок до прибытия рижского рейса, оставили машину на площадке перед залом вылета, чтобы не светиться, и спустились вниз, в зал прилета.

Алик и Люська появились минут через двадцать и сразу поспешили к справочному бюро. Вероятно, Люська выяснила, что рейс еще не прибыл и не задерживается, и развеселилась. Она потащила Алика к бару, вытребовала себе шампанского, Алик же, как всегда, ограничился боржомом. Николай и Марат выбрали удобное место на лестничной клетке, откуда хорошо был виден и зал ожидания, и выход из таможни, где толпились люди, через щели выглядывая знакомых.

Рейс из Риги прибыл точно, минута в минуту. Часть пассажиров осталась ждать багаж, а те, кто летел налегке, двинулись через кордоны пограничного контроля и таможни.

— А как они их узнают? — обеспокоился Николай за Люську и Алика.

— Мне думается, узнают, — отозвался Марат. — В конце концов, фамилии известны и есть справочное по радио. Узнают! — с каким-то странным, удивившим Николая выражением повторил он. — А вон они! — минут через десять сказал он и кивнул в сторону «зеленого» коридора, по которому шли пассажиры рижского рейса. Их было немного, человек двадцать, но и среди этого разношерстного люда взгляд невольно выделял этих двоих. Один был под метр восемьдесят, с ровно загорелым лицом. Из-под простенькой футболки с незатейливым рисунком выпирали мощные бицепсы. Были на нем белые кроссовки, обтрепанные на обшлагах «варенки», через плечо небрежно свисала какая-то курточка, он помахивал спортивной сумкой. Второй был словно бы полной его противоположностью: среднего роста, изящный, в щегольском, сером с искрой, костюме, с серым кейсом в руках. Лицо с довольно правильными чертами обрамляли светлые волосы, почти до плеч, как носит молодежь, хотя ему было явно под сорок, как и его товарищу. Но, несмотря на полное внешнее несходство, было в них что-то общее. Марат попытался понять что. Свобода, с которой они двигались в толпе, словно бы не замечая остальных пассажиров и как бы лишь взглядом заставляя их расступаться и уступать им дорогу? Не то. Они не толкались, никуда не спешили. Полное отсутствие хоть какого-либо интереса к окружающему? Да на что там, собственно, было смотреть? Для человека, часто бывающего за границей, все эти наши фри-шопы не могли представлять ни малейшего интереса. Дело было в чем-то другом. Марат наконец понял в чем: от них обоих исходило ощущение какой-то необычной внутренней силы и опасности. Их обходили, их сторонились, чтобы не задеть ненароком, потому что и те люди, что двигались рядом с ними по «зеленому» коридору, наверняка ощущали ту же силу и ту же опасность.

Их обособленность не укрылась и от внимания таможенников. Один из них преградил им путь и, судя по жесту, пригласил к стойке для проверки багажа. Они подчинились с полным и естественным безразличием. Багаж, вероятно, оказался в полном порядке, поэтому через пять минут они уже вышли в зал ожидания, где в толпе встречающих стояли Алик и Люська. Они тоже сразу узнали приезжих и с улыбками двинулись им навстречу.

— Поехали, — скомандовал Марат. — Не нужно, чтобы они нас засекли.

Николай не понял, кого он имел в виду — приезжих или своих, но молча подчинился. Они боком, вдоль стены, вышли из зала и поднялись по пандусу вверх, к «семерке» Марата.

— Ну? — спросил Марат, когда они отъехали от аэровокзала.

— Да, — неопределенно протянул Николай. — Кадры. У нас таких нет.

— А нам такие и не нужны, — заметил Марат.

— Почему?

— Слишком заметны.

— А им, может, такие и нужны именно потому, что заметны? — наугад спросил Николай. И тут Марат понял, что его озадачило и — он отдавал себе в этом полный отчет — не на шутку встревожило.

За этими двумя он вдруг, после случайного замечания Николая, не понял, но всем своим нутром ощутил страшную, напугавшую его во время встречи с аль-Аббасом силу, беспощадность и кровавую жестокость государства, которому служил аль-Аббас, а через него — и эти двое. Да, не боевики, даже не киллеры, а оружие устрашения. Марат вспомнил вспученные от ненависти глаза Аббаса и его встопорщенные усы. И его слова: «Весь мир должен знать, как мы расправляемся с врагами нашей родины! Весь мир!»

И если у Марата еще были какие-то надежды договориться с этими ребятами: мы вам груз, а вы нам оставите Вадима, — от этих надежд не осталось и следа. Это — не люди. Машины устрашения и убийства. Они ничего не решают, только детали, все главное за них решают другие. Это решение уже принято, и его ни отменить, ни изменить.