Романтический эгоист - Фредерик Бегбедер

суббота

Амстердам — настоящая столица мира лили (либерально-либертарного), потому что проститутки тут выставлены в витрине, а наркотики — в свободной продаже. Раньше Нью-Йорк назывался Нью-Амстердамом. Над городом, на низкой высоте, проносятся самолеты, и я ловлю себя на том, что с опаской слежу за траекторией их полета. Секс под воздействием сканка утраивает спазмы: мы не спим всю ночь в номере отеля “Амбассад”, потеем и накручиваем лучшие оргазмы в жизни. Любовь, влажные волосы, хочу, еще хочу, еще-еще, запотевают окна. Нам даже соседи в стенку постучали: обстановочка та еще! Они с радостью выплеснули бы на нас ушат воды, чтобы кровать не скрипела. Я знаю, что никогда с такой частотой кончать не буду; надеюсь, Франсуаза придерживается того же мнения.

воскресенье

Вчера — вторая бессонная ночь в “Яб Юм” (Сингель, 295), самом роскошном борделе Европы. Мне нравится смотреть, как моя любимая изменяет мне с женщинами. Я смотрю, как они жадно целуются, мылят друг друга в ванне, мажут кремом груди, засовывают друг другу палец в щелку, и кончаю им на спины. Они испускают хриплые крики, и мы начинаем все сначала, снова и снова. Как все-таки утомителен гедонизм! Не забыть бы предупредить Уэльбека, что ему больше не имеет смысла ездить в Паттайю; амстердамочки весьма умелы. Их девиз — плагиат найковского: “Just do me”.

вторник

Франсуаза: Что мне больше всего в тебе нравится? То, что ты совсем ребенок.

Я: Мне везет как утопленнику! В тридцать шесть лет напасть на педофилку!

среда

Констатирую изменение ночных нравов: раньше нужен был предлог, чтобы употреблять наркотики, теперь требуется отмазка, чтобы этого не делать. Амстердамский таксист нюхал кокс, не выпуская из рук руля. Он предложил и мне — по 60 долларов за грамм. Остановившись на красный свет, мы вдохнули порошок, потом он на всю мощь врубил радио, и я понял, что пребывание здесь в очередной раз плохо отразится на моем здоровье.

четверг

Поправка: месяц тому назад я утверждал, что последняя тихая гавань на планете называется Швейцария, а недавно в Цуге произошла настоящая мясорубка: пятнадцать убитых (из них три министра) за несколько минут[240].

Если уж даже в Швейцарии теперь стрёмно, то ситуация упрощается: никто нигде не может себя чувствовать в безопасности. Теперь любой самолет, микроавтобус, мотороллер, мусорный контейнер и человек в куртке становятся потенциальными бомбами. Невозможно пройтись по улицам города, не пребывая в состоянии непрерывной паранойи. Что угодно может бабахнуть в любой момент. Как ни странно, в таком постоянном напряге нет ничего гнетущего, напротив, это внутреннее оправдание моего нравственного нигилизма. Апокалипсический гедонизм — вот правильное состояние духа на сегодняшний день. Раз уж мы уверены, что небо непременно рухнет нам на голову, надо немедленно начать жить на всю катушку, это самая здоровая реакция. Салман Рушди прав: жить в роскоши — лучший способ противостояния фашистам-фундаменталистам. После 11 сентября мы ничего не должны откладывать на завтра, потому что неизвестно, состоится ли оно.

пятница

Стремительный рост числа смертников имеет чудовищное объяснение — это мегаломания самоубийц. Лично я никогда не понимал, почему чернушники кончают с собой в одиночестве. Если уж приспичило стреляться, так лучше забрать с собой как можно больше народу: такова нарциссическая логика самоубийцы.

суббота

Почему мне так хочется, чтобы меня любили? Потому что Бога нет. Если бы я в Него верил, Его любви мне, может быть, хватило бы. Некоторые атеисты компенсируют отсутствие Бога, становясь донжуанами. Но можно ли божественную любовь заменить женской?

воскресенье

Будь собой. Ладно, но каким собой?

Сколько меня?

И кто из них — я?

Я не знаю, кто я, но я знаю, кем я не хочу быть: одним человеком.

Кто-то один — это никто.

понедельник

Я не знаю, кто я, но знаю, кем бы я хотел быть: писателем, который не знает, кто он.

вторник

А что, если последствия террористического психоза будут совершенно неожиданными, например, придет конец городам? В сущности, какой-нибудь козлопас, будь он в Афганистане или в департаменте Ардеш, представляется мне гораздо менее уязвимой мишенью, чем энергичный функционер в Дефансе[241]. Мы понимаем, что благодаря новым технологиям связи (беспроводные компьютеры, сотовые телефоны, мейлы с мобильника) уже нет никакого смысла запирать себя в мрачном рабочем кабинете — сейчас это, кроме всего прочего, и рискованно. Крупные агломерации — это прежде всего муравейники, а от них очень легко оставить мокрое место, это скопление тел, которым следовало бы поскорее рассредоточиться. Не исключено, что утопия Алле[242] не сегодня-завтра станет реальностью: благодаря Интернету города обоснуются в деревне.

среда

В своих заграничных поездках я с радостью впадаю в детство. За мной ухаживают, как за малолетним ребенком. Все организовано таким образом, чтобы я вернулся в свое пятилетнее состояние (капризничаю, шучу, грублю, не говорю спасибо, опаздываю, динамлю и т. д.). Я объезжаю мир, переходя с одного тусняка на другой. Всеобщая дискотекизация мира завершена. Танцевальные хиты стирают национальные различия. Равнение на бар. Мое мутное одиночество достойно члена новой исторической общности, по уши в водке и BPM[243]. Вдалеке от дома я скучаю только по тебе. Ты моя единственная родина. Франсуаза не захотела поехать со мной в Германию: я укрепился в своих подозрениях. Изменю ей, чтобы отомстить, свести счеты, иначе никак.

четверг

Я в Берлине — к вопросу о больших столицах под прицелом. В этом городе привыкли к разрушениям, апокалипсис тут часть быта. Тем не менее я рад, что приземлился на полосе, предназначенной для этого, то есть горизонтальной. Потом бродил по гигантским стройкам, как герой последнего романа Роб-Грийе[244], — к сожалению, тут не оказалось юной девицы, чтобы высечь ее (хотя… флаер SM Fetish-Erotic-Party в “Клубе Леже” выдержан вполне в стиле “нового романа”).

пятница

Первый роман Скотта Фицджеральда (отвергнутый издательством “Скрибнерз” сначала в августе, потом в октябре 1918 года и опубликованный два года спустя под названием “По эту сторону рая”) изначально назывался “The Romantic Egotist”. Само собой, он писал обо мне. Но я к тому же еще и сентиментальный маньяк, любвеобильный мерзавец. Хам, абстрактно влюбленный в абсолют, нежный жлоб, мачо с ранимым сердцем, правоверный жуир. Спасибо, Фрэнсис, за название этой книги.

суббота

Вчера вечером работал диджеем в берлинском клубе “Пого”: выбранная мною музыка не получила всеобщего одобрения, поскольку я неосмотрительно свел “Битлз” с Донной Саммер, “ЭйСи/ДиСи” с Дженнифер Лопес, “Нирвану” с Элтоном Джоном и Джеймса Брауна с группой “Баухаус” (хотя последний микс оправдан был историческими и художественными причинами). Клуберы крайне нетерпимы и ненавидят гремучие смеси. Поклонники диско отвергают рок; любителей потанцевать под хаус воротит от рэпа. Этот так называемый open-minded[245] сброд на деле оказывается сборищем музыкальных расистов. Пьяный в зюзю, освистанный публикой, я не колеблясь решился на безжалостный террористический акт, поставив последнего Майкла Джексона: “You Rock My World”. Потом в “Боб-баре” меня утешили плотные ряды польских топ-моделей. Они целовались взасос, а я водил ледышкой по их сиськам. Мы спали втроем. Очень удачный способ испытать мою любовь к Франсуазе. Но я прекрасно знаю, что несвободен, и ничуточки не жалею.

воскресенье

Присоединяюсь к самооправданию Поля Валери: “Я печатаюсь, чтобы прекратить правку”.

понедельник

Супружеская жизнь представляется мне уже не тюрьмой, а портом приписки.

вторник

Грустнеют ли женщины, пообщавшись со мной? Франсуаза настолько дерганней меня! Моя меланхолия эстетическая, ее — физическая. Короче: я себя чувствую гораздо лучше, чем она. Я бы хотел стать депрессивным меланхоликом, но по сравнению с ней я действительно ребенок. Любовь к невротичке — наказание для бабников.

среда

На ошибках учишься, вот почему от успеха тупеют.

четверг

Первая настоящая семейная сцена с Франсуазой. Мы даже расстались. Она произнесла все непоправимые фразы: она меня разлюбила, я ей изменил, “между нами все кончено, я от тебя ухожу”. И все потому, что, рассказывая о Берлине, я покраснел. Я хлопнул дверью, предложив ей убираться к своему Людо. Она крикнула мне вдогонку, что не спрашивала у меня разрешения. Ночую в отеле “К”, но не могу заснуть.