Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации - Пол Кривачек

К 1100 году потребность в звонкой монете была так велика, что каноники собора Св. Зенона в Пистойе расплавили большое распятие и пустили его на монеты. Немецкие князья продавали свои имперские печати. Английские дворяне обменивали серебряные эфесы своих мечей, а французские епископы обращали в наличность золотые потиры. Теолог Фульберт из Шартра казуистически оправдывал эти действия, утверждая, что лучше продать священные сосуды христианам, чем заложить их евреям[86].

Монетный голод был, однако, лишь началом. В XI веке начался трехсотлетний период инфляции, на который правители пытались ответить классическим способом, увеличивая приток денег. В отсутствие бумажных денег они не могли просто напечатать побольше, что могут сделать нынешние правительства. Проблема заключалась в нехватке драгоценного металла, и они были вынуждены портить монеты, расплавляя чистое серебро и смешивая его с медью и другими ингредиентами. Разумеется, обнаружение порчи приводило к понижению стоимости монет, и эта девальвация ускоряла темп инфляции. Торговцы отказывались принимать монеты из ненадежных источников, отдавая свое серебро только чеканщикам с хорошей репутацией, даже если для этого надо было ехать в другое государство. Англия была одной из стран, где репутация королевского монетного двора была высокой.

Богатые перевозили свое серебро через пролив, чтобы перечеканить в английские стерлинги. В 1305 году Джон де Эвердон, английский смотритель обменов, докладывал, что купцы ежедневно привозят серебро в настолько больших количествах, что монетный двор работает шесть недель подряд[87].

В результате денежный приток так увеличился, что, как показали монетаристы 1980-х годов, цены немедленно подскочили. За год сотня яиц, например, поднялась в цене с 4 пенсов до 6.

Почему у английского монетного двора была такая высокая международная репутация? Елизаветинский антиквар Уильям Кэмден писал:

Во времена <…> короля Ричарда I [1157–1199] монеты, изготовленные в восточных частях Германии, приобрели большой спрос в Англии из-за своей чистоты и получили название «истерлинг»[88], а все обитатели тех мест назывались «истерлингами». Вскоре после этого некоторых из них, искусных чеканщиков монет и их помощников, стали присылать в Англию, чтобы те улучшили качество монет; с этого времени монеты стали именовать «стерлингами» вместо «истерлингов».

Согласно этой версии, название английских монет «стерлинг» происходит от восточноевропейских чеканщиков (возможно, евреев), приглашенных в XII веке в Англию, чтобы улучшить качество монет. Возможно, «монеты, изготовленные в восточных частях Германии», – это такие же серебряные чешуйки, как те, что были найдены во Влоцлавеке. Кэмденовская этимология слова «стерлинг» подвергалась сомнению, но эта история в любом случае свидетельствует о хорошей репутации, которой некогда пользовались евреи – мастера монетного дела, и этот факт вспоминали несколько столетий спустя в Англии, когда евреи уже были оттуда изгнаны.

Если еврейские мастера из Польши считались более заслуживавшими доверия, чем другие чеканщики монет, а их монеты более надежными, то еврейские буквы, даже если их не могли прочесть те, кто ими пользовался, представляли собой своего рода зримую гарантию ценности монеты.

В таком случае эти монеты являются символом экономической услуги, оказанной евреями, которые переехали в Восточную Европу и заложили основы ее финансового развития, тем самым создав экономический фундамент всего нового мира. Конечно, было бы преувеличением сказать, что вся коммерческая инфраструктура средневековых богемских, польских и литовских земель была построена еврейскими предпринимателями, ведь к ней приложили руку и местные князья, и другие иностранцы, например немцы, итальянцы и шотландцы, – но преувеличение это не слишком велико. Авторитетный еврейский историк XIX века, раввин доктор Исидор Лёб писал:

Евреи оказали особую службу Европе, научив ее коммерции, и, хотя и были костью в горле у Церкви, они создали инструмент кредита и обмена, без которого невозможно существование государства[89].

И, способствовав закладке экономических основ новых восточноевропейских государств, евреи с самого начала отвоевали себе нишу для собственной цивилизации – их собственного нового идишского мира.

Новый идишский мир

Цивилизациям, наряду с другими элементами, свойственны свои особые язык, литература и религия, но более всего – целостный характер. Как же мы должны представлять себе новый идишский мир, созданный в Восточной Европе XII века?

Идишская цивилизация была прежде всего средневековым явлением, и любые наши попытки вообразить действительность далекого прошлого будут неудачными, если, говоря словами покойного директора Гринвичского морского музея доктора Бэзила Гринхилла, в наших представлениях «не будет ни рабства, ни голодающих нищих, ни безумцев и уродов на улицах, ни висящих на столбах трупов, ни экскрементов в сточных канавах, а дети не будут покрыты струпьями и дурно пахнуть»[90].

Эти картины, звуки и запахи, очевидно, неприятно поразили бы зрение, слух и обоняние того, кто осмелился бы войти в лабиринт улиц, переулков и дворов средневекового города, чтобы побродить среди высоких зданий с узкими готическими фасадами, повторяемыми шпилями церквей. Если многие средневековые люди приходили в отчаяние от своей земной жизни, то насколько в больший ужас пришел бы современный человек от реальностей жизни в городе XI, XII или XIII века…

Путешественник во времени, взыскующий средневековой действительности, пришел бы в ужас от постоянных контрастов, нелепых и вопиющих – между готовностью рассмеяться и немедленно разрыдаться, между жалчайшей бедностью и кричащими проявлениями богатства, между толстыми бюргерами в роскошных мехах и в одеждах, украшенных шелковой вышивкой и драгоценностях, и нищими в гниющем тряпье, между веселыми и красочными шествиями знати, под звуки труб и барабанов встречаемых приветствиями зевак, и тяжко и неумолимо движущимися навстречу им скорбными процессиями позади телег с приговоренными к мучительным казням, сопровождаемыми толпой расталкивающего друг друга, глумящегося народа.

Насилие творилось постоянно. Для раввинов восточных аванпостов воины в доспехах, отправлявшиеся воевать на украшенных боевых конях, были не только ежедневным зрелищем, но и моделью для подражания. Иегуда Хасид писал в трактате «Сефер хасидим»:

Мы должны учиться у рыцарей, едущих на конях на бой по приказу короля, чтобы показать свою храбрость. Они предпочтут скорее быть изувеченными, чем отступить перед мечом. Причиной тому стыд, ибо бегство будет бесчестьем для них. Но если они падут в бою, они не получат никакого вознаграждения от своего повелителя. Насколько тверже должны мы переносить страдания и боль вплоть до того, чтобы отдать свою жизнь по приказанию нашего Царя, Владыки Вселенной, да будет благословенно Его Имя.

В мирное же время люди находили воодушевление в игровых боях, хотя моравский раввин Исраэль бен Хаим из Брюнна не одобрял «бессмысленных турниров, на которых люди получают удовольствие от того, что скачут друг за другом на конях с копьями в руках» («Тешувот махари Бруна», 71)[91].

Нам трудно поставить себя на место наших предков с их шокирующей ментальностью, давным-давно живших в этой далекой стране. Они могут показаться нам по-детски наивными со своими невинностью, невежеством, иррациональностью, фатализмом, доверчивостью и дикарской жестокостью. Страх был доминирующей стороной жизни во времена Средневековья – перед телесной немощью, болезнями и трудностями деторождения, перед непредсказуемой природой, засухой, неурожаем и голодом. И особый страх перед тем, чего можно было ожидать от гордых и сильных: несправедливостью, пытками, казнями и постоянными, непрерывными войнами. Именно властей предержащих следовало бояться более всего. Шарль де Рошфор в XV веке писал:

Двор – море бурно, что гордыниИ зависти валы вздымает…Гнев распри сеет, оскорбляет,Суля пучину или мель;Предательство там выступает.Ища забав – плыви отсель[92].

И вдобавок ко всему этому существовала навязчивая идея близкого конца света со вполне реальным страхом ада, колдунов и чертей. А для евреев к списку общих ужасов нужно добавить постоянный страх перед антиеврейскими бунтами наподобие тех, что вспыхнули среди толпы после коронации английского короля Ричарда I Львиное Сердце в сентябре 1189 года. Английский хронист Роджер Ховденский так описывал это событие:

Когда король сидел за столом, главные люди из евреев пришли поднести ему дары, но, поскольку накануне им было запрещено приходить ко двору короля, простолюдины с презрительными очами и ненасытным сердцем обрушились на евреев, сорвали с них одежду, а затем бичевали их и изгнали их из королевского зала. <…>