Неизвестный Леонардо - Джан Вико Мельци д'Эрил

Возможно, что воспоминания и рассказы Мельци о своем учителе убедили Вазари изменить заключительную часть жизнеописания Леонардо, где он говорил об отношении художника к религии. Из второго издания исчез отрывок, в котором Вазари называл да Винчи человеком далеким от ортодоксальной религиозности, «считавшим себя, скорее, философом, чем христианином».

Сохранились два письменных свидетельства, которые говорят о Франческо Мельци как о способном миниатюристе. Первое находится в тексте Ломаццо: «…много других чудесных вещей… сделал Леонардо Винчи, который по рассказам синьора Франческо Мельци, его ученика и великолепного миниатюриста…»[156]. Второе оставил Паоло Мориджа: «Не меньшей похвалы следует отдать и Франческо Мельци, который в миниатюре пользовался всеобщим уважением, о чем ясно говорят его работы»[157]. В этом виде живописи его ставили рядом с Джероламо Фиджино (1533–1608), считавшегося его учеником.

Франческо Мельци «Человек с попугаем»

Отдельные детали на картине Мельци Мужчина с попугаем отличаются удивительно тонким письмом. Чтобы убедиться в этом, достаточно приглядеться к изображению львиной головы на кольце или к бликам, отбрасываемым драпировкой на краснеющий сердолик, вправленный в кольцо. Тем не менее мы не располагаем другими указаниями на его увлечение этим видом живописи, нет в нашем распоряжении и его произведений в этом направлении. Если только не относить к ним пастельные портреты, принимаемые за работы Фиджино, которые несут явные следы французского влияния, что, по мнению Россаны Сакки, вполне правдоподобно, учитывая годы, проведенные во Франции[158].

В сентябре 1566 года после встречи с Вазари в Милане Франческо отправился в Канонику, чтобы присутствовать там на время пастырского посещения Карло Борромео, который возложил на него ответственность за дополнительное жалование каноникам, обязанным привести обветшалое, запущенное церковное имущество в более пристойный вид. Борромео не преминул отметить контраст между разрушающимися храмами и красивым домом настоятеля Леонида с обширным садом, разбитым на самовольно присвоенных чужих землях.

В конце своей долгой жизни, накануне семидесятипятилетия, в июне 1567 года он передал своим сыновьям Орацио и Помпонио все полномочия, полученные от Леонида. Это было явным признанием своего поражения. Материальное положение епархии пошатнулось и неуклонно рушилось в последующие годы, что заставило кардинала Борромео через десять лет разделить тысячелетний приход Понтироло на три отдельных викариата.

6.6 Завещание Франческо Мельци

27 мая 1565 года, находясь «по милости Божьей в здравом теле и твердой памяти», Франческо составил завещание, в котором ни словом не упомянул ни Леонардо, ни его манускрипты, ни рукопись Книги о живописи или собрание рисунков, миниатюр и предметов, связанных с искусством. Завещание, по словам Россаны Сакки[159], было «составлено, чтобы выполнить обычный долг по установлению прав на наследование».

Начиналось оно с устоявшегося вступления, в котором завещатель вверял свою душу «Высшему Творцу, всеобщей родительнице, вечной Деве Марии и всем небесным силам», напоминавшего последнее распоряжение его учителя. Далее следовало обязательное утверждение, что ни одна часть его имущества не была приобретена нечестным путем: «Nihil male ablati me perveniat (ничего плохого мне не принадлежит)», ибо, в случае доказательства противного, все незаконно присвоенное будет возвращено прежним владельцам: «Si reperiatur volo illud reddi quibus».

Он оставил «своей любимой жене» Анджеле Ландриани право пожизненного пользования всем имуществом и ее приданым, то есть ее собственность в Меццана-Бильи в Павии, а также стоимость проданного им имущества, принадлежавшего ей ранее. Все это делается им, чтобы она благочестиво соблюдала вдовство, «ipsa viduitatem servante ac caste vivente». Далее следовал целый ряд оговорок с замечанием, что в случае ее второго замужества наследники выплатят ей 30 000 имперских лир в качестве приданого.

Отдельного интереса заслуживает его беспокойство за сына Пирро, который, вступая в иерусалимский орден, отказался от своей доли наследства, хотя за ним оставлялось право изменить свое решение. В таком случае ему полагалось пожизненное обеспечение в 100 скудо в год за счет наследников. И если Пирро, «чего Господь не желает», снова попадет в плен, то наследники будут обязаны собрать до 800 золотых скудо для его выкупа, но не более того. Дочери Корнелии он положил 12 000 империалов, если она останется незамужней или ей в приданое на свадьбу. И, наконец, распорядился, чтобы все его движимое и недвижимое имущество было разделено между его сыновьями Леонидом, Марчелло, Орацио, Помпонио, Лудовико и Джероламо.

В последней части завещания он предостерег сыновей от злонамеренных действий во вред «гражданам или властям Миланского герцогства»; в противном случае виновный будет лишен своей доли наследства, которая поделится между братьями. Россана Сакки отмечает, что «Франческо, кажется, желает защитить жену и сына (Пирро) от алчных наследников». Очевидно, он имел веские основания для этого беспокойства.

Документ заканчивается перечислением свидетелей и подписью нотариуса Пьетро Мария Ранкати.

20 октября 1567 года Анджела Ландриани назначила Франческо Теста своим доверенным лицом в нотариальном акте, в котором она указывалась, как жена Франческо, следовательно, он в то время был еще жив. Только несколько недель спустя, 9 декабря, каноники Сан-Джованни Эванджелиста получили от Помпонио, сына покойного Франческо Мельци, первую обещанную им плату за начало работ по восстановлению храма. Тогда дату смерти Франческо можно отнести по времени к концу октября и первым числам декабря 1567 года[160].

В супружестве с Анджелой Ландриани у него родилось, как уже сказано, восемь детей, и не все они прожили свою жизнь так, как того желал бы отец. Первенец Джероламо, который по традиции носил имя деда, стал адвокатом в церковно-административном управлении и подолгу жил в Риме, в 1588 году он был объявлен римским патрицием и умер в 1590–1591 году. Второй сын, Леонид, настоятель церкви Сан-Джованни Эванджелиста в Понтироло, был переведен в храм Санто-Стефано-ин-Броло в Милане, когда кардинал Борромео закрыл эту епархию в 1577 году. Третий сын Орацио после смерти Джероламо стал главой семьи, потому что остальные братья выбрали церковную карьеру. Он стал правоведом, был объявлен миланским патрицием и женился на Лауре ди Джован Гаспаре Арригони, от которой имел четырех сыновей. Это он стал виновником разбазаривания наследства Леонардо. Корнелия вышла замуж за Джованни Амброджо Карпано, а их единственная дочь Эмилия вышла замуж