Звезда Аделаида - 2 - GrayOwl

Так это означает, знал он обо мне и Гарри с самого первого, неудачного, прежде всего для меня, очень болезненного опыта! И не сказал же, не намекнул ни разу, даже любви со мною предаваясь. Всё в молчанку играл - вон, как его болезнь приструнила, что не до ненависти к «Гарольдусу» и не до мести мне, действительно грешному, стало!

Но Квотриус же, практически наверняка, ничего не помнит о своей попытке самоубийства, когда изрезал он сам себя так, что мне пришлось отпаивать его Кроветвором. А вдруг сейчас, с моей наводки, возьмёт да и вспомнит, и захочет повторить, так сказать, наработанный опыт?А меня дома из-за грёбанного действа сверчков не будет до полуночи, остаются из домочадцев только эти, может быть, и сообразительные, как я выяснил для себя на примере Фунны, но простые магглы - Таррва, хранящий вышедшие из употребления плётки для наказания рабов, и тот самый разумник Фунна…

Впрочем, кровавое, так и не успевшее застыть, содержимое бочки, чего я так боялся - да от одного лишь вида злополучной бочки мне становилось не по себе, но Квотриус словно и не замечал её, как и всего вокруг! - наматывая бессмысленные круги с братом по двору, так вот, кровавая вода давно слита в отхожее место, и сейчас нет никакой возможности оставить в ней даже налитый кипяток хотя бы тёплым - на улице стало слишком холодно, особенно вдарили недетские морозы сегодня в ночь, когда я курил эрзацы один за одним и бодрствовал. Квотриус же, если действительно обрёл вновь рассудок, а мне кажется, что так оно и есть, не залезет сдуру в ледяную воду вспарывать себе вены. - промелькнули явно запоздавшие мысли.

- Нет, ничего я уже не соделаю, - успокоил разыгравшееся воображение Снейпа младший брат, - поздно, слишком поздно что-то творить над собою, ведь сегодня настал день страшный для меня, печали исполненный, се еси день свадьбы твоей, о Северус, северный ветер мой, и остаётся мне только пережить день сей горький, день, долженствовавший стать наилучшим, светлейшим в моей жизни с самого конца месяца девятого, ибо разум вновь обрёл я!

А о названии мира сего, вот правда, только поверь мне, не ведаю я сам, как и узнал. Пришло сие само, уже после написания сиих необычных, столь не схожих ни с лирическими строфами, ни с одами, ни на сатиры многих великих поэтов ромейских не похожих - к тому же никогда не писал я сатиры! - а просто вельми странных строк. Случилось так, словно бы осенило меня: «Побывал ты в мире Немёртвых и остался жив, в Посмертие не унесённый. Теперь же и отныне будь здрав и живи, ибо исцелился ты от слабоумия своего, зло несущего и тебе самому, и близким твоим, кои ещё любят тебя и не потеряли надежды на самоисцеление твоё, о Повелитель Стихий! ". Сам изумлён был я, когда узнал название мира сего ненашего, лилово-пурпурного, и красивого и безобразного в миг единый, и осознал я впервые, что был безумцем столь долгое время. Сие также привело меня к печали великой, неоплаканной, невыплаканной. Не осознавал я помешательства своего. Видимо, ко счастию для себя лишили меня знания сего милостивые и справедливые боги отца высокорожденного моего. Иначе бы, осознав всё, что со мною приключилось, давно соделал бы над собою нечто, убившее меня. К несчастию моему, помню я, как овладевал тобою, о возлюбленный брат мой, высокорожденный патриций и Господин, и необычайно стыдно стало мне от того.

Прости, прошу, нет, молю-у тебя, о Северу-у-с-с, великодушием даже к рабам своим отличающийся - забудь сей величайший грех мой!

- Я с удивлением гляжу на Квотриуса, ко счастью для себя и меня да и всех доброжелательных домочадцев сумевшего преодолеть болезнь, хоть и поздновато, умучив меня вконец своими болезненными заморочками, как то - прогулки по двору, если можно назвать их «прогулками», эти пустые, молчаливые, неторопливые шествия по комковатой грязи. То, что он психически абсолютно здоров, видно по его нормальным, не замутнённым пеленой безумия, ярко блестящим глазам. Они блистают, как звёзды, светятся, как туманность Ориона или даже более ярко - словно спиралевидная, как и наша Галактика, ближайшая, в космических пределах, разумеется, туманность Андромеды в безлунной ночи конца холодного, десятого месяца, в такие ночи, как сейчас. Мне отчего-то безумно хочется Квотриуса, вновь и вновь познавать его плоть, представляю свою плоть под ним. Но он обрывает мои, по всей видимости, с его точки зрения нечистые и нечестивые мысли разом, одною фразой, словно на расстоянии, как всегда узнавая их по волнам, испускаемым моим мозгом. Он один на всём свете умеет так - Повелитель Стихий. Даже доброму легиллименту, старине Альбусу нужен был контакт «глаза в глаза», кроме нашего, с неимоверным трудом долго отрабaтываемого, бесконтактного варианта, да и то, только для нас обоих. Квотриусу же не нужно такого узко специализированного, наработанного искусственно, сцепления взглядов или мыслей. В это он - маг Стихий - опередил не только пространство, но и время. Мысли каждого человека, будь он магом или магглом, в любую минуту могут по его желанию раскрыться перед ним, как книга, развернуться, как свиток, оказаться столь же явственными, как процарапанные стилосом надписи на вощёной табличке.

- О Северус возлюбленный мой, просто пойми меня, - продолжает брат застенчиво, но с некоторым напором по-настоящему умственно и физически здорового молодого мужчины, - только не отвергай меня за то, что желаю я сказать тебе, в чём сознаться, прошу. Лишь безумием своим обуянный, сумасшествия злого жертвой бывший, мог я, не осознавая проступков моих, овладевать тобою, мой непокорный, но на самом деле оказавшийся доверчивым и податливым, северный, непостоянный, однако переменчивый ветер, стержень моего бытия, бытия весьма печального, почти как ты говорил обо мне ты, мой брат и Господин Северус. Ты же силою воли необычайной, нечеловеческой, смирял гордыню свою неуёмную, необыкновенную, всеобъемлющую, отдаваясь мне, смешному, грязному и похотливому, как козёл дурно пахнущий, ибо и не мылся я в термах до дня сего, и в день сей лишь выйду я в город, зайду к цирюльнику, потом в термы, покуда ты… Да не будем о сём. Вернусь же я от дел собственных к делам, в Лету канувшим. Вовсе не желаю же я повторения сей ситуации, имею в виду я пребывание моё в тебе. Пойми… был же я безумным полностью, и прости меня, ежели сумеешь, о гордый брат мой, ещё раз, ибо сам я не ведал, что греховное, недопустимое, немыслимое соделывал.

______________________________

* Хокку (иначе хайку) - жанр и форма японской поэзии; трёхстишие, состоящее из двух опоясывающих пятисложных стихов и одного семисложного посередине. Генетически восходит к первой полустрофе «танка» («хокку» буквально - «начальные стихи»), от которого отличается простотой поэтического языка, отказом от прежних канонических правил, повышением уровня намёка.