Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сочувствую вашей утрате, — сказала я, избегая смотреть ему в глаза.
— Это ужасно, — пробормотал он скороговоркой, словно торопясь покончить с формальностями. — Но я рад, Мел, что у вас все обернулось благополучно. Вы же понимаете, как я беспокоился, когда вы так резко ушли с кафедры. Я подозревал, что вам, так сказать, вскружили голову внепрофессиональные соображения.
Он махнул рукой в сторону Тристана. Тот круто повернулся и зашагал к нам. Я не рассказывала ему про домогательства, но у него гипертрофированное чутье на ситуацию «дева в беде».
— Я ни о чем не жалею, — сказала я, решая обойтись без сливок.
— О, я тоже, — ответил Блевинс. — Для вас это оптимальный вариант.
Оскорбительный намек был вполне ясен: «В науке вы все равно ноль».
— Вариант оптимальный для всех, — раздался у меня за плечом голос Тристана.
Блевинс поднял на него глаза. Тристан взял меня за локоть и продолжил:
— Мел — лучший филолог, переводчик и ученый на моей памяти. И блестящий командный игрок. Такие сотрудники на вес плутония. Счастье, что нам удалось ее заполучить.
Читатель, кажется, я даже немного покраснела от удовольствия.
Блевинс натужно улыбнулся, словно кто-то без спросу затянул на нем ремень.
— До сих пор, как вы знаете, я был только консультантом, но сейчас придется впрячься по-настоящему, по крайней мере мне так сказали. — И он поглядел на генерала Фринка, который в другом конце зала выражал соболезнования матери Леса. Классический блевинсовский трюк — разыграть величавое недоумение, будто его втягивают в проект против воли.
Рука Тристана на моем локте заметно напряглась.
— Мне сообщили, — сказал он.
— Я много лет работал с генералом Фринком и доктором Руджем над предшествовавшими ДОДО проектами и всегда думал, что это направление заглохнет. Никогда не представлял себя сооснователем нового департамента. Однако жизнь порой преподносит нам сюрпризы!
Тристан еще сильнее стиснул мой локоть. Молчи, Стоукс!
— Когда я обратился к вам, сэр, вы отказались сотрудничать с ДОДО, — сказал он.
— Не совсем так, подполковник Лионс. — Блевинс всегда любил продемонстрировать, что он самый умный и дальновидный. — Я просто дал понять, что не гожусь на эту конкретную роль. Что… — и тут он имел наглость похлопать меня по левой руке, — определенно было правильным решением, поскольку освободило место для Мелисанды. Я знал, что мой опыт будет полезнее в другом, что и подтвердилось. — Он улыбнулся. — Рад буду работать с вами. Совсем как в старое доброе время, Мел.
Мы совершенно не готовились к продаже книги, даже почти не думали, как это провернуть, а когда она оказалась у нас в руках, сообразили, что дело предстоит непростое. Само существование ДОДО — гостайна, так что мы не могли продать книгу открыто. Если свести длинную и скучную историю к основным этапам, мы создали частный фонд, который служил бы ширмой для ДОДО. Назывался он «Ист-Хауз траст», а легенда гласила, что ему принадлежит дом Ребекки и Фрэнка, а следовательно, и найденная на их участке книга. Ребекка и Фрэнк назначили нас с Тристаном распорядителями фонда с правом осуществлять некоторые операции. В таком качестве мы открыли счет в банке на Гарвард-сквер и арендовали депозитную ячейку, куда поместили книгу на время переговоров с различными аукционными домами. Эксперты сказали, что наилучшую цену дадут в Нью-Йорке или Лондоне и что надо подождать несколько недель, чтобы аукционный дом объявил о продаже и новость распространилась в кругу коллекционеров.
Торги назначили на первую неделю октября. Мы с Тристаном прилетели в Нью-Йорк; книгу Тристан вез в запертом металлическом чемоданчике. Я сидела рядом с иллюминатором и смотрела, как с севера на страну наползают осенние краски. Коннектикутские леса расстилались под нами ало-багряным ковром. Я невольно думала о матушке Фитч, которая умерла больше трехсот лет назад, но для меня была не менее живой, чем Ребекка, Эржебет и другие. Как-никак с помощью ОДЕКа и Эржебет я могла навестить ее, когда захочу, в точности как если бы она и правда была жива. Интересно, как она и другие в колониальном бостонском ВиМНе смотрели на краски осенней листвы? Наверное, как на предвестье лютой зимы и трудных времен.
Аукционный дом располагался на Пятой авеню, за Центральным парком, неподалеку от Метрополитен-оперы. Район, где живут самые богатые люди, причем давным-давно. Когда мы вошли в заведение, у меня было приятное чувство, что мы обратились по адресу.
Наш экземпляр Массачусетской Псалтири был шестнадцатым и последним лотом. Первые пятнадцать ушли часа за два. Я выросла в семье, где чтили книги и старинные вещи, но ничего подобного в жизни не видела. Сейчас, когда я сидела в новом костюме «Лорд и Тейлор» (юбка и жакет), с ниткой лучших маминых жемчугов на шее, и смотрела, как богатые люди или их представители делают миллионные ставки на антиквариат, передо мной открывался мир, столь же непривычный, как те, в которые мы могли попасть через ОДЕК.
Массачусетская Псалтирь привлекла несколько серьезных коллекционеров, так что торг был впечатляющий. Цена мигом перемахнула через ожидаемые нами пять миллионов и устремилась вверх. Только когда она ушла за десять миллионов, участники начали выходить из игры. Теперь все свелось к дуэли между лос-анджелесским коллекционером, который с самого начала сидел в первом ряду, и мужчиной, который вошел и сел сзади незадолго до объявления последнего лота. Этот человек спокойно кивал аукционисту всякий раз, как лос-анджелесец повышал ставку, и в конце концов победил. Все длилось меньше минуты. Книга ушла за четырнадцать миллионов долларов.
Я думала, что выплата денег и передача книги произойдут позже с участием аукциониста, покупателя, адвокатов, банкиров и кого там еще. Однако когда торги закончились и зал опустел, человек, купивший Массачусетскую Псалтирь, прошел по проходу между рядами, убирая в карман мобильный, по которому только что разговаривал. Он был в безупречном сером костюме-тройке, то ли ультрамодном, то ли ретро. Лет за пятьдесят, подтянутый, очень ухоженный, но какой-то странный — бакенбарды много длиннее обычного, очки без оправы с тонированными стеклами, которые я приметила, еще когда он вошел. Я думала, это «хамелеоны», которые темнеют на свету, а в помещении скоро побледнеют. Однако они не изменились, и его глаза едва угадывались за серым тонированным стеклом.
Мы с Тристаном стояли в проходе, и он, поравнявшись с нами, сказал:
— Надеюсь, вы сможете уделить мне минутку.
Мы от изумления ничего не ответили, так что он обернулся с чуть озадаченным выражением:
— Я
