Художник и его мамзель - Ольга Клюкина

Люба была потрясена до глубины души.

– Но… как же… как же вообще можно жить без мужчин? – спросила она шепотом, округлив глаза. – И совсем без секса? Ты шутишь?

– Как видишь, жива, – засмеялась Полина, поглядев на обалдевшую физиономию своей собеседницы. – К тому же мне Медок столько рассказывает про своих сексуально озабоченных теток, что за глаза хватает. Но ведь я тоже могу тогда тебя спросить: а как можно жить без рисования? Балерина спросит: а без танцев? Ведь со скуки сдохнешь. Но многие люди и понятия не имеют, что это такое, и прекрасно живут, радуются жизни. – Полина помолчала немного, а потом добавила: – Ведь это вечный, философский вопрос: что важнее – жизнь или искусство? Забавно, что мы с тобой сейчас его обсуждаем…

Сейчас она, как никогда, была похожа на своего учителя, даже говорила с такой же интонацией. Люба подумала: с ним-то все ясно. Но вот когда так рассуждает женщина, молодая девушка… От такой жизненной несправедливости у нее вдруг даже резко защипало в носу, как будто кто-то поднес к лицу пузырек с нашатырным спиртом.

– Ты чего? Плачешь, что ли? – изумилась Полина.

– Я так просто, немножко… Не могу… Я думала, хуже, чем у меня, ни у кого нет, а тут вообще ужас какой-то.

– Да ты ведь совсем ничего не поняла!

– Не обращай внимания. Я здесь у вас вообще из другой оперы…

Из окна шестого этажа открывался красивый вид на Волгу, городской парк. Во дворе было устроено что-то вроде зимнего сада, росли какие-то декоративные хвойные кустики.

– Все равно, везет тебе, – полюбовавшись на реку, сказала Люба. – В таком шикарном доме живешь. Мне бы так, и чтобы это все было мое. Может быть, я тоже в бабушкин дом, в деревню, вернусь, пока там все не до конца растащили. Как-никак собственность.

– Эх, глупая ты. Да я бы все отдала, чтобы быть на твоем месте. До сих пор в глазах стоит, как ты тогда на табуретку запрыгнула. Помнишь, на дне рождения у Максимыча? Мне такие прыжки теперь только во сне снятся, да и то все реже. Для меня счастье, когда я проснусь утром и не мычу от боли. Вот сейчас отпускает немного, я уже и счастлива…

Люба покраснела и отвернулась к окну. Она ведь только хотела сказать: ладно, ты, не зацикливайся, многие инвалиды, ко всему прочему, еще и живут в ужасных условиях… Но Полина снова ее не поняла. Наверное, она просто не умела правильно выражать свои мысли, не случайно ее все считали за дуру. Почти все…

– А Сергей Маркелов сегодня какую-то акцию устраивает для иностранцев, – вспомнила Люба. – Такой неуемный. Скорее всего там и тесть его будет – нефтяной магнат…

– Нефтяной магнат? Он сам так тебе сказал?

– А разве нет?

– Врет, как обычно.

– Как это – врет? Ты ничего не путаешь? Зачем же он тогда плакался передо мной, что по расчету женился и совсем свою жену не любит? А вчера даже сказал, что уходит от нее, больше не может.

– Насколько я знаю, Юлька его учительницей в школе работает, а родители у нее давно на пенсии. А насчет развода он ей, наверное, каждый день говорит, и у них там итальянские страсти кипят.

– Но зачем он мне все это тогда наплел? Я ничего не понимаю…

– Творческая натура, – развела руками Полина. – У него стиль жизнь такой – набаламутить вокруг, чтобы не скучно было, без этого он себя художником не чувствует. Не ты, так еще кто-нибудь.

– Погоди, а та девушка… Помнишь, ты мне дырку в двери показывала? А она кто была?

– Я, – спокойно ответила Полина.

– Как же… Ты же сама говорила, что ничего не..:

– Но ведь он же тогда не знал, что я – почти инвалид. Да что там – инвалид, просто не хочу себе в этом признаться, – усмехнулась Полина. – Он мне заливал, что мы с ним будем творить вместе, рука об руку, как Ван Гог и Гоген, и много еще чего… До тех пор, пока я ему свою спину не показала. Мне тогда тоже пришлось перед всеми раздеваться, в мастерских… Кстати, у Сережи как раз был день рождения.

– Вот гад.

– Почему? Забавно. Даже по-своему романтично. Не так-то много у меня было хотя бы виртуальных романов. По-своему я ему в какой-то степени благодарна, хоть знаю, как это бывает…

Люба снова уставилась в окно. Вдалеке была видна улица-, многоэтажки и маленькие частные домики, в каждом из которых жили какие-то люди – все до одного друг на друга непохожие, со своими странными идеями в голове, творческие натуры и не слишком.

А где-то в другом городе, примерно в таком же доме, жил Денис.

Интересно, чем он сейчас занимается? Неужели о ней даже не вспоминает?

– Я знаю, что глупая, многого не понимаю, – задумчиво сказала Люба, глядя в окно, потому что так ей было гораздо легче разговаривать с Полиной. – Почему-то я раньше думала, что художники живут совсем по-другому, не как обыкновенные люди. Только ты, пожалуйста, сейчас не смейся над тем, что я скажу. Мне казалось, что художники, всякие артисты, музыканты живут в каком-то особенном мире Ну, примерно как в большом доме, где много разных комнат. В одной, допустим, артисты живут, в другой – художники или писатели, и стоит только в этот дом попасть, в твоей жизни тоже все сразу поменяется Но оказалось, все совсем не так: среди художников есть Павлуша… то есть Павел Владимирович, и Сер гей Маркелов – и между ними нет ничего общего, ведь так? Важно что-то другое, да?

– Да, ты права, важно что-то другое, – отозвалась Полина. – Я каждый человек сам для себя это находит, ведь…

Но она не успела договорить, потому что неожиданно дверь распахнулась и в комнату вбежал, буквально вкатился маленький толстенький мужчина.

– Полечка, ты уже вернулась? Почему так рано? Что-то случилось? Тебе опять плохо? Нужно звонить профессору? – запричитал он испуганно.

– Все нормально, просто нам захотелось пообщаться, – сказала Полина, недовольно морщась, что ее прервали. – Ты же сам стонал, что у меня нет подружек, а теперь снова чем-то недоволен.

Полина говорила с отцом неприятным, резким голосом.

– Ах, с подружкой! – сразу же расплылся в улыбке отец. – Это же замечательно! Какая у тебя хорошенькая подружка. Почему ты меня раньше с ней не познакомила?

– Боялась прогневить твою Ларису, – усмехнулась Полина.

– Ах, нуда, конечно, – еще больше обрадовался почему-то Медок. – Ты шутишь, Полечка… Как приятно наконец-то видеть тебя в хорошем настроении. Может быть, девочки, нам вместе чайку попить? Мы там как раз чаек пьем…

По лицу Полины пробежала странная тень, похожая на судорогу, в которой отразилось все сразу – и память о матери, и непрощенная обида на отца, который женился на другой женщине и теперь счастливо живет с другой семьей, и сложные, мучительные отношения с этой Ларисой Александровной, и одиночество…