Тайфун. Записки из Китая - Крум Босев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чэнь Бо-да, как руководитель «группы по делам культурной революции», развил лихорадочную деятельность. Хунвэйбиновская печать постоянно сообщала о его участии в различных совещаниях и митингах. Но на приемах, устраиваемых во время «тайфуна» в честь иностранных делегаций с участием дипломатов и корреспондентов, он появлялся всего несколько раз.
Чаще в поле зрения иностранных наблюдателей попадал Кан Шэн. Может быть, потому, что в экстремистский период «революции», по крайней мере об этом усиленно говорили в дипломатическом корпусе, он занимался вопросами внешней политики и международного коммунистического движения. Во всяком случае, мы часто видели его на бетонных дорожках пекинского аэродрома во главе группы китайских официальных лиц, встречавших изредка прибывавшие, особенно в первые годы «тайфуна», иностранные самолеты с иностранными официальными делегациями.
«Мы видели его…» Дряхлый, хотя он намного моложе Мао и Чжоу Энь-лая, сутулый, с редкими, кривыми, пожелтевшими зубами. Я вспоминаю, как он с трудом влезал в китайскую автомашину «Хунци», иногда его сопровождал солдат-ординарец. Глядя, как он, слабый и сутулый, стоит, ожидая приземления самолета, кто-то из представителей дипкорпуса заметил:
— Его уже обременяют годы.
— Нет, его обременяют грехи, — поправил другой.
У Кан Шэна действительно было много «грехов» и перед Коммунистической партией Китая, и перед невинно пострадавшими китайскими коммунистами. С его именем связан ряд чисток в партии, имевших трагические последствия для многих коммунистов. И прежде всего первая чистка — «кампания по упорядочению стиля». Еще на VII съезде КПК он был назван «палачом партии». Он вступил в партию студентом Шанхайского университета в первые годы ее существования. Родился в семье богатого шаньдунского помещика-землевладельца. Я подчеркиваю «помещика-землевладельца», потому что в первые месяцы после начала «тайфуна» хунвэйбины выдвинули предложение производить запись о социальном происхождении даже в паспортах.
В 30-х годах Кан Шэн находился в Москве. Затем возвратился в Яньань, стал партийным работником, преподавателем Военно-политической академии, секретарем Мао. С 1945 года — член Центрального Комитета партии; на VIII съезде КПК был избран кандидатом в члены Политбюро; с 1962 года — член Секретариата ЦК, в период «большого тайфуна» — член Политбюро и его Постоянного комитета.
Но во всех встречах «штаба» с хунвэйбинами и их делегациями, во всех собраниях и митингах, созывавшихся для шельмования отдельных лиц, Кан Шэн участвовал не как член Политбюро и его Постоянного комитета, а как член-советник «Группы по делам культурной революции при ЦК КПК». Его речи всегда были полны подозрений, намеков, угроз. Они всегда были страшными, зловещими, и, быть может, самой зловещей из них была речь, произнесенная ночью 18 марта 1968 года перед представителями ревкома провинции Чжэцзян. Приведу с сокращениями небольшой фрагмент этой речи в той редакции, в какой я прочел ее в хунвэйбиновской газете «Хунвэйбин бао»: «Он (Лю Шао-ци. — Прим. авт.) называет себя старым революционером, а на самом деле он старый контрреволюционер. Его жена — шпионка американского империализма, шпионка японцев и гоминьдановцев. Ван Гуан-мэй — гоминьдановская шпионка. (Цзян Цин: «Ван Гуан-мэй занималась стратегической разведкой».) Дэн Сяо-пин — дезертир. Тао Чжу — предатель, Пэн Чжэнь — шпион и предатель. Ло Жуй-цин никогда не был в партии, это шпионский элемент. Пэн Дэ-хуай связан с заграницей… Хэ Лун — бандит, разоблаченный «маленькими генералами», Лу Дин-и — большой предатель. Ян Шань-кунь — иностранный агент. (Цзян Цин: «Один из руководителей февральского противотечения, Тань Чжэнь-линь считал его изменником».)»
Везде и всегда Кан Шэн видел «шпионов», «агентов» и «предателей»…
Чжан Чунь-цяо — один из «новичков» в «оперативном центре», в «штабе», и, может быть, ни о ком другом, по крайней мере у нас, дипломатов и политических наблюдателей, не было таких скудных биографических данных, как о нем. И наверное, не только у нас, так как даже один из его официальных биографов пишет, что он родился «между 1909–1919 годами». Но именно о нем, о Чжане, говорили, что он совершил «головокружительную» карьеру во время «большого тайфуна», занял прочное место в «ядре группы Мао — Линя», что его включение в состав Политбюро «было прежде всего наградой» за «заслуги» во время «бурных инцидентов культурной революции». Мы знали лишь, что в 1949 году он вступил в Шанхай вместе с Народно-освободительной армией. Там он стал руководителем бывшего гоминьдановского телеграфного агентства Чжунъ-янше, затем был заместителем начальника Управления издательства «Синьвэнь» («Новости») при военно-административном комитете Восточного Китая и одновременно заместителем начальника агентства Синьхуа в Восточном Китае, заместителем председателя шанхайского отделения Союза китайских журналистов, редактором шанхайской газеты «Цзефан жибао», председателем шанхайского отделения Общества дружбы и культурных связей с заграницей. В 1958 году его избирают членом Шанхайского городского комитета партии, затем кандидатом в члены Секретариата и секретарем Шанхайского комитета партии. По словам одного из его американских биографов, как секретарь Шанхайского комитета КПК «по организационным вопросам» он контактировал с одной из влиятельнейших фигур в Пекине — Кан Шэном, а по вопросам культуры «ему давала указания и оказывала поддержку жена Мао Цзэ-дуна — Цзян Цин». Он работает «рука об руку» с Яо Вэнь-юанем, оба одновременно входили в состав руководства Шанхайской коммуны. Летом