Золотая стрела - Елизавета Абаринова-Кожухова

— Кто таков? — спросил барон.

— Князь Борис Константиныч Городковский.

— Вот как, — хмыкнул Альберт. — Ну что же, князь Борис Константинович действительно и уважаемый, и родовитый… Мы подумаем над вашим предложением.

Березка сел на место, и барон Альберт вновь завел свою любимую речь о погребении Марфиных костей:

— Захоронение должно пройти так, чтобы весь мир понял — мы и в самом деле чтим своих великомучеников, а не дурака валяем…

Князь Зарядский наклонился к своему соседу — боярину Степану Мухе:

— Чего это Березка так за князь-Бориса ратует? Всем же ведомо, каков сей князь — пьяница и гуляка.

— Мне доподлинно известно, — чуть слышно зашептал в ответ боярин Степан, — что князь Городковский задолжал Березке кучу денег. Вот он теперь и тщится их вернуть хоть таким способом. Ну а заодно и заполучить своего человечка во главе княжества.

— Неисповедимы твои пути, господи, — тяжко вздохнул князь Зарядский.

Барон же Альберт тем временем торжественно зачитывал тот самый отчет, что накануне демонстрировал Гробославу:

— «Особое расследование не токмо обнаружило в месте тайного погребения останки в количестве трех черепов и пятидесяти восьми иных костей, но и неопровержимо установило, что принадлежат оные невинно убиенной княжне Марфе, дщери князя Ярослава Шушка. Доказательства прилагаются…»

В комнату князя Длиннорукого с воплями вбежал Петрович. Князь уже достал было из потайного места тарелочку с золотым яблочком, готовясь выйти на связь с Белой Пущей, но, завидев, в каком виде Соловей, отложил волшебное устройство в сторону:

— Ну, что там опять случилось?

— У меня пропали ножи! — одним духом выпалил Петрович. И упавшим голосом добавил: — Оба…

Однако Длиннорукий не оценил трагичности положения:

— Ну, подумаешь. Старый ржавый хлам.

— Ты ничего не понимаешь! — топнул ножкой бывший Грозный Атаман. — Их украли коты, чтобы потом, ночью, явиться и меня прирезать!

— Что?! — вытаращился князь. Но, вспомнив слова летописца Пирума, заговорил мягко и заботливо, будто с больным: — Послушай, Петрович, ты просто перетрудился, переутомился. Ляг поспи, а я постараюсь что-нибудь сделать, чтобы коты оставили тебя в покое.

— Ах, они меня доконали! — жалобно простонал Петрович. — И никто не верит!

Проводив Соловья в его комнату, князь Длиннорукий наведался в чулан, где подобрал себе метелку и совок и с этими орудиями вышел на охоту.

— Где же Петрович цапался с котом-то? — пробормотал князь. — Кажется, в первый раз — около горницы, где жил боярин Василий. A потом — возле тронной залы. Или еще где-то? Ну ладно, начнем прямо отсюда.

И Длиннорукий, недолго думая, с кряхтением опустился на колени и стал выгребать вековой мусор из-под старого комода, неизвестно для чего выставленного у стены в коридоре. Однако искомого там не оказалось, и князь прямо на четвереньках пополз вперед по коридору, ловко орудуя метелкой и совком. Однако вскоре он наткнулся на какое-то препятствие, а подняв взгляд, обнаружил, что прямо над ним стоит Виктор.

— Извините, Ваше Высочество, я тут… — залопотал князь, но Виктор, похоже, был настроен весьма благодушно:

— Похвально, князь, весьма похвально, что вы взялись за уборку многолетнего сора. Наконец-то и от вас хоть какой-то прок.

Длиннорукий с трудом поднялся:

— Ваше Высочество, вы просвещенный человек, может быть, вы знаете — если кот не настоящий, а призрак или бес, то он оставляет за собой помет или нет?

— Вы что, от Петровича заразились? — сочувственно покачал головой Виктор и двинулся своею дорогой. Длиннорукий вновь опустился на четвереньки и продолжил настойчивые поиски кошачьего дерьма.

Солнце понемногу клонилось к закату, а Грендель еще вел Дубова и Покровского по Ново-Ютландским болотам. Похоже, что проводник все же что-то перепутал, и хотя по всем приметам уже должен был показаться бестолково построенный, но внушительный замок Беовульфа, однако почему-то путники то и дело попадали куда-то не туда.

— А, теперь понял! — со всех сил хлопнул себя по лбу Грендель, когда они вышли к очередному «не туда». — Нам надо было забирать вправо, а я вас завел влево. Мы сейчас находимся где-то неподалеку от королевского замка. Значит, сейчас повернем к тому пригорку, а дальше уже не заблудимся.

Но тут до них долетели какие-то голоса. Доносились они как раз из-за того пригорка, к которому собирался повернуть Грендель.

— Уж не по наши ли души? — забеспокоился боярин Василий.

— Да нет, тут что-то другое, — прислушался Иван. — Мне показалось, что кто-то там говорит пятистопным ямбом, а другой отвечает ему ненормативным верлибром.

— А, знаю! — сообразил Грендель. — Это ж поэты канавы копают. Ну, те самые, которых раньше Александр у себя привечал.

— Поэты — и канавы? — изумился Покровский. — Да как же такое возможно!

— Возможно, возможно, — вздохнул Грендель. — Его Высочество Виктор высокие искусства не больно жалует, вот и приспособил поэтов канавы копать. По его мнению, это самое подходящее для них применение.

— И вы полагаете, что это естественно? — вскричал Иван.

— Я сам не чужд общения с музами! — горделиво ответил Грендель.

— И так спокойно воспринимаете, что ваших собратьев по искусству выгоняют с лопатами на болото?!

— Да нет, мне это тоже не нравится, — смутился Грендель, — но что я могу сделать?

— Погодите, господа, — вмешался Василий в спор двух служителей муз, чтобы что-то делать, надо выяснить, какова тут местность, сколько канавокопателей и сколько охранников.

Поэты согласно закивали, и все трое, поднявшись на пригорок, залегли на вершине, откуда открывался прекрасный вид на очередное болото, посреди которого копошились несколько человек с лопатами. Еще один, в черном плаще с капюшоном, расхаживал среди них и, помахивая автоматом, побуждал повышать производительность труда.

— Работать, суки! — доносилось до вершины пригорка. — Не отлынивать! Эй ты, придурок, что встал? Копай, я тебе сказал!

— Кажется, тот самый, — определил Василий. — Ну, которого мы встретили утром на «грядках». Этот нас прикончит не отходя от кассы.

— Что же делать? — возмутился Покровский. — Так и терпеть надругательство над искусством?!

Тем временем тот поэт, которого наемник обозвал придурком, картинно облокотился на лопату и прокламировал:

— Не я придурок, а придурки те,Кто заступы дал в руки стихотворцамИ отобрал их вещее перо!

— Поумничай у меня! — заорал наемник и ткнул поэта прикладом автомата, отчего тот упал в болотную жижу. Грендель рванулся было с места, но Дубов удержал его.