Серые кардиналы - Артем Корсун

Но если Ришелье был убежден, что правильная политика укрепления Франции должна быть антииспанской и антиавстрийской, то отец Жозеф, напротив, благоразумно и дальновидно считал необходимым союз великих католических держав против еретиков. Первые среди равных, Бурбоны должны сотрудничать с двумя ветвями Габсбургов в воссоздании объединенного христианского мира.

Ришелье спокойно замечал, что всякий добрый католик, конечно, желает видеть христианство более сплоченным, однако никуда не денешься от того факта, что вот уже сто лет Испания и Австрия пытаются стать господами Европы. Франция окружена их территориями. Испанские армии – на всех границах, испанские корабли ходят повсюду, от Бискайского залива до Нидерландов. Рано или поздно надо преподать этим Габсбургам урок. «Но единство церкви, – возражал монах, – цельнотканая риза…» – «Тканная в Мадриде, – сухо отвечал епископ, – и расшитая в Вене». И дискуссия продолжалась.

Несмотря на их разногласия насчет внешней политики, отец Жозеф с каждым днем все больше восхищался епископом. Среди продажных, корыстных, предельно некомпетентных друзей и недругов, толпившихся вокруг малолетнего короля и его тщеславной, глупой матери, Ришелье казался ему единственным человеком, способным дать расстроенной державе то, в чем она мучительно нуждалась, – внутренний мир, сильное правительство, исправление общественных пороков. Чем больше думал и печалился монах о состоянии королевства, тем яснее становилось ему, что епископ Люсонский есть тот человек, которого Бог избрал своим орудием. И он решил отныне делать все от него зависящее, чтобы помочь своему другу выполнить начертанное судьбой. Посещая Тур, он пользовался всяким случаем напомнить королеве-матери о талантах Ришелье. Позже, когда капуцин отбыл в Италию, Мария Медичи воспользовалась его советом и велела епископу Люсонскому продолжить и завершить работу по умиротворению, начатую в Лудене.

В переговорах, закончившихся Луденским миром, отец Жозеф в полной мере проявил свое необыкновенное политическое мастерство. Его главным противником в дипломатической игре был протестант, герцог Буйонский, человек настолько сильный и одаренный, что на протяжении многих лет, противостоя Ришелье, он сумел сохранить почти полную политическую независимость.

В конце переговоров Буйон дал монаху такую характеристику, которой мог бы гордиться любой политик. Ее приводит Фанье: «Этот человек, – сказал он [герцог Буйонский], – проникает в мои самые сокровенные мысли, ему известно то, чем я делюсь лишь с самыми надежными и осмотрительными людьми; он уходит в Тур и возвращается, пешком, под дождем, под снегом и градом, в самую ужасную погоду, никем не замеченный. Клянусь, не иначе как дьявол обитает в теле этого монаха».

Мир, наконец, благодаря решительному вмешательству отца Жозефа был заключен. Правда Иудейский мир пока ничего не решал, аристократы и принцы восставали еще много раз, прежде чем их окончательно усмирил Ришелье.

Решающим этот мир оказался только для отца Жозефа. В переговорах с Конде и Буйоном он зарекомендовал себя перед властями как искусный политик. Отныне он уже никогда не сможет оставаться исключительно миссионером, мистиком и священнослужителем, стоящим над этим суетным миром. Теперь он был агентом влияния внутри этого самого мира.

У Ганото, биографа кардинала Ришелье, можно найти такое высказывание: «Отец Жозеф был пылким патриотом и роялистом. Родившийся и выросший в период гражданских войн, он питал настоящую страсть к национальному единству, к порядку и к единственной в то время гарантии обоих этих благ – к монархии. Разум превратил эту страсть в религиозный принцип, опираясь на восходящую к крестовым походам веру в божественную миссию Франции и на недавно распространившуюся доктрину божественного права королей. Первый догмат содержался во фразе Gesta Dei per Francos, самым сжатым выражением второго стал перевод Боссюэ: «Король, Иисус Христос, Церковь – три имени Бога».

Также Ганото пишет о нашем капуцине, что «он посвятил себя двум высоким целям, поглотившим его жизнь, – Богу и Франции, и, всегда готовый трудиться и сражаться ради того и другого, он никогда не отделял одно от другого, всегда откликался на зов внутреннего убеждения, состоявшего в том, что Франция – орудие Промысла, а величие Франции Промыслом предопределено».

В случае истинности этих догматов – а отец Жозеф горячо в них верил – очевидно, что его долгом было взяться за политические труды ради короля и отечества, если его призовут. Потому что политические труды, по его мнению, являлись такой же подлинной волей Бога, как и труды на ниве проповеди, наставления и созерцания.

На религиозной конференции в Лудене в 1619 г. отец Жозеф блестяще решает вопросы внутрицерковной жизни, убирая неугодные идеи, отжившие свое. Он, как доверенное лицо королевы и легат Папы Римского, выступает против идей галликанства[5], которые имели поддержку дворянства и Парламента. Отцу Жозефу удалось убедить их в раскольнических тенденциях галликанизма и отказаться от них.

Новый крестовый поход? Среди прочих «христианнейших дел» больше всего отца Жозефа занимала идея крестового похода против турок. Он был одержим ею и готов был положить все силы на его организацию.

Вообще-то говоря, время этих походов давно прошло. Последняя экспедиция крестоносцев была проведена в 1396 году, и тогда турки близ города Никополя наголову ее разгромили. После этого, хотя призывы к походу звучали не раз (особенно после взятия Константинополя в 1453 г.), никто не рисковал отправляться на Восток, и христианский мир перешел к оборонительной тактике, лишь время от времени совершая морские экспедиции против турок.

Поэтому отец Жозеф был едва ли не последним рьяным поборником крестового похода, мечтавшим освободить и Константинополь, и Святую землю. Поначалу он самостоятельно отправлял на Ближний Восток миссионеров, но затем получил самую активную поддержку со стороны Карла Гонзага, герцога Наваррского (потом, в 1627 г. он стал также и герцогом Мантуанским), который уже воевал в 1602 г. с турками в Венгрии. Герцог взял на себя подготовку армии и флота. Он основал новый духовно-рыцарский орден Воинства Христова (Militia Christiana).

А отец Жозеф занялся агитационно-дипломатической работой. По разным странам он рассылал капуцинов с проповедью похода, а сам стал объезжать католических государей, склоняя их принять участие в экспедиции против турок. Он побывал в Италии, Германии, но наибольшие надежды возлагал на Францию и Испанию. Он заручился поддержкой Мадрида, надеялся также на Польшу, на греков и албанцев.

Но в 1618 г. началась первая общеевропейская война – Тридцатилетняя, и она смешала все планы отца Жозефа. Теперь, чтобы излить свою ненависть к неверным, ему осталось только писать антитурецкую латинскую поэму, которую он назвал «Туркиада».

Он писал ее с 1617-го по 1625 г. Это эпический труд, состоящий из 4637 латинских стихов, которые были напечатаны в двух экземплярах. Папа Урбан VIII, обладатель одного из них, и сам будучи поэтом, назвал это произведение «Энеидой христиан».

А теперь, как было обещано, королева Анна Австрийская!

Она – непростой персонаж в этой истории, и хоть с отцом Жозефом она не была связана напрямую (если не считать того, что последний по приказу Ришелье шпионил за ней через своих клевретов), с самим Ришелье Анну связывало многое, и она была невольным инициатором многих интриг как самого Ришелье, так и, как следствие, его закулисного протеже.

В октябре 1615 г. в городке Бидасоа границу между Францией и Испанией пересекла пышная процессия. Вереница золоченых карет, караван мулов с багажом и целая армия охраны сопровождали всего одного человека – перепуганную девочку четырнадцати лет. Испанскую инфанту Анну-Марию везли в Париж, чтобы выдать замуж за юного короля Людовика XIII. Ей предстояло помирить давно враждовавшие династии Габсбургов и французских Бурбонов. С той же целью в Мадрид отправилась принцесса Елизавета, ставшая женой короля Испании Филиппа IV. Бедняжка зачахла от тоски в чужой стране, в то время как юная испанка вполне освоилась во Франции, где она получила имя Анны Австрийской.

При чем здесь Австрия? Дело в том, что Габсбурги происходили из этой страны, и к тому же мать Анны Маргарита была австрийской принцессой. Поэтому девочка мало походила на испанку: светлые, слегка вьющиеся волосы, белая кожа, небольшой изящный носик. И фирменный знак Габсбургов – капризно выпяченная нижняя губа. Об испанской крови напоминали только темно-карие, почти черные, глаза, говорящие о пылкости чувств. Однако эти чувства почти никогда не прорывались наружу: принцессу воспитали в несокрушимых традициях придворного этикета, которые превращали венценосных особ в настоящих мучеников.