Серые кардиналы - Артем Корсун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такому человеку, как молодой барон де Маффлие, с его бурным темпераментом, энергией и деятельным умом, этот уход от мира людей должен был представляться окончательным и абсолютным принесением в жертву собственного «я». Он стремился к затворнической жизни и вынужденной бездеятельности именно потому, что знал: вынести это ему будет труднее всего.
Итак, он отправился, твердо решив принести в жертву все свои склонности. Но по дороге случилось нечто, изменившее его намерения. «Он услышал внутренний голос, велевший ему немедленно вернуться в Париж и не идти в монастырь, не получив сперва согласия матери. Он повиновался. Святой Бруно потерял монаха, зато его приобрел святой Франциск, а кардинал Ришелье – государственного секретаря по иностранным делам». Так написал об этом переломном моменте его жизни французский историк Фанье.
Но мадам Леклер не собиралась помогать своему старшему сыну уйти из мира, где он вполне мог рассчитывать на блестящую военную или административную карьеру. Более того, она давно вела переговоры о богатой невесте из хорошей семьи, и переговоры эти шли к успешному завершению. С приданым Франсуа мог восстановить благосостояние семьи, сильно пошатнувшееся после смерти господина дю Трамбле, мог купить хорошее место для младшего брата и позаботиться о том, чтобы его сестра нашла приличного мужа. Не говоря уже о том, сколько возможностей открывали деньги для него самого. И тут ее старший сын подкладывает ей такую свинью! Он, видите ли, намерен от всего этого отказаться и уйти в монастырь. Безрассудство и неблагодарность! Несколько месяцев мать упрямо пыталась заставить сына отказаться от его плана, Франсуа так же упрямо его защищал.
В результате дело закончилось тяжелой болезнью, по всей видимости психосоматического генеза (не зря говорят, что все болезни от нервов). Стресс от невозможности компромисса между сыновней преданностью и призванием привел к тому, что молодой человек чуть не отправился непосредственно к Богу, единения с которым он так жаждал. Наконец родительская любовь у мадам Леклер взяла верх над честолюбием. Неохотно и с оговорками она пошла на компромисс. Она позволит ему уйти в монастырь при условии, что он выберет такой орден, где устав позволит им по-прежнему видеться. Таким образом душевный конфликт был устранен, и Франсуа сразу стал выздоравливать.
Из непримиримого противника его планов мадам Леклер превратилась отныне в самого горячего сторонника. От светской жизни она ушла в набожность, в которой сын укреплял ее долгими и многочисленными духовными наставлениями. Она посвятила себя богоугодным делам. Наградой ей в этом мире было то, что она увидела при жизни восхождение отца Жозефа к таким высотам карьеры, о каких она и мечтать не могла бы, останься он бароном де Маффлие.
После некоторых колебаний Франсуа передумал насчет картезианцев и остановился на ордене капуцинов (образовавшегося в XVI веке как одна из ветвей францисканского ордена и взявший на себя задачу обеспечения торжества католицизма, там, где остывал католический дух, капуцины его активно возрождали) и был отправлен в обитель послушников в Орлеане.
Второго февраля 1595 г. он надел рясу францисканского послушника. А в начале 1599-го принял постриг в Орлеанском монастыре ордена капуцинов. Став членом ордена, отец Жозеф ударился в религиозную жизнь с большим пылом, стал известным проповедником и реформатором, развил активную деятельность по искоренению протестантизма, а также возвращению католических монастырей в католицизм. Особенно это касалось женских обителей.
Дело в том, что многие монастыри жили пусть и не скандальной, но чрезвычайно мирской жизнью. Обители превратились в нечто вроде закрытых загородных клубов для женщин. Из трех монашеских обетов обет целомудрия соблюдался неукоснительно, обет послушания – кое-как, обет бедности вообще не соблюдался. Монахини сохраняли свои доходы, имущество и слуг.
Сравнение с дорогими клубами особенно напрашивалось, потому что во главе монастырей обычно стояли матери-настоятельницы из аристократических фамилий, связанных родством с королевской семьей. Молодой монах отец Жозеф, присланный для инспекций в обители, всегда производил самое благоприятное впечатление на этих высокородных монахинь. Рвение и набожность образцовые, рассудительность не уступает пылу, но что еще важнее, под рваной рясой и косматой бородой скрывался аристократ, превосходно образованный и с безупречными манерами. Бывших дворян не бывает: ничем нельзя было скрыть, что нынешний отец Жозеф прежде был бароном де Маффлие. Вельможи, министры короны, принцы и принцессы крови – вот кому было легко с этим необычным монахом. Он был один из них, он был членом касты. Кроме того, по словам современника, «его беседа была увлекательной, а обхождение с людьми благородным – бесконечно ловким».
Так отец Жозеф с целью реорганизации монастырской жизни в 1606 г. при поддержке папы Павла V создал «образцовый» женский монашеский орден дочерей Св. Креста и основал обитель кальварианок близ Фонтевро в Пуату, где настоятельницей стала Антуанетта Орлеанская. Отец Жозеф даже сам написал руководство по деятельности ордена для монахинь и составил для них специальный молитвенник. Этой обители он всегда уделял много внимания и сил на протяжении всей жизни.
Позже отец Жозеф был назначен коадъютором провинциала Турени, а немного позже сам стал провинциалом. В турскую провинцию ордена капуцинов входили не только окрестности Тура, но и вся область Пуату и большая часть Бретани и Нормандии. Став блюстителем огромной территории, отец Жозеф счел своим долгом лично познакомиться с каждым монахом внутри ее границ.
По уставу ордена монахи-капуцины могли передвигаться только пешком. У нас в уме слово «Франция» рождает картины благоустроенной страны, покрытой сетью прекрасных дорог, соединяющих благоустроенные села и города. В начале же XVII в. такая Франция существовала лишь в далеком и непредставимом будущем. Страну покрывали огромные леса, такие же дикие, как те, сквозь которые продирался Цезарь во время Галльских войн. Значительная часть открытой местности оставалась неосушенной. Большие территории были малярийными болотами, затопленными весь год, кроме самых жарких месяцев. Дороги мало отличались от местности, по которой пролегали, а в ненастье делались тяжелы даже для всадников, а уж для пешеходов и вовсе не проходимы. Но тем не менее «начальник» капуцинов Турени исполнял свои обязанности неукоснительно. Пьер Бенуа пишет: «Монахи провинции уважали отца Жозефа за твердость действий, сглаженную удивительной кротостью и смирением в обхождении. Злоупотребления вовремя устранялись, дисциплина насаждалась, необходимые взыскания и наказания неукоснительно налагались, но непременно с мягкостью и проникновением в характер действующих лиц».
Дебют в «большой политике». Отец Жозеф занимался не только монастырями и монахами, он вошел во «взрослую дипломатию». Через Ришелье и королеву-мать Марию Медичи политика уже звала его к себе. И вот внезапно, в последние недели 1615 г., она его окружила. Отец Жозеф вдруг очутился в центре гражданской войны и в положении человека, который должен вести переговоры об урегулировании.
После убийства Генриха IV власть во Франции перешла к его вдове, которая стала регентшей при малолетнем Людовике XIII. Судя по портретам Марии Медичи и свидетельствам ее современников и историков, это была роскошно одетая «круглая дура», как в прямом, так и в фигуральном смысле, а свидетельства ее правления это только доказывают. Отсутствие ума дополнялось почти
противоестественной холодностью темперамента. Единственными ее страстями были власть, которой она не умела пользоваться, и дорогие безделушки, в особенности драгоценные камни, из-за которых она делала миллионные долги и заимствования из государственной казны. Она была равнодушной женой, целомудренной вдовой и невнимательной, даже бессердечной матерью. (Дофин воспитывался в Сен-Жермене, и Мария редко утруждала себя визитами к сыну. Косвенно, впрочем, она сыграла решающую роль в его воспитании: она отдала и постоянно подтверждала совершенно официальный приказ каждое утро до завтрака сечь ребенка розгами за вчерашние проступки. Эта практика продолжалась и после того, как Людовик стал королем Франции.) Единственной, к кому королева, по-видимому, испытывала привязанность, была фрейлина, подруга ее несчастливого детства Леонора Дори по прозвищу Галигаи. Ее муж, флорентийский авантюрист Кончини, был сделан премьер-министром и маршалом Франции, а сама Галигаи вершила политику страны, назначала министров, судей, епископов, послов, губернаторов провинций и, беря взятки, воруя у правительства, за несколько лет нажила миллионы.
О правлении Марии Медичи Бенуа писал: «Коррумпированная власть иностранных гангстеров едва ли может быть популярной, и правительство Марии Медичи одинаково ненавидели знать и народ. Его ненавидели и при этом не боялись, ибо оно было не только продажным, но также слабым и неумелым. Гражданские войны конца XVI века в значительной мере восстановили могущество французских грандов, вернув им частичную автономию, которой они обладали в средние века, до установления абсолютной монархии. С одобрения и при поддержке третьего сословия Генрих IV привел знать к покорности. Продажное и некомпетентное регентство фактически способствовало тому, что знать снова утвердилась в своей независимости от короны. Когда знать бунтовала, Мария Медичи обыкновенно стремилась подкупить ее – громадными денежными подачками, земельными наделами и продвижением по службе. Знать принимала подачки, клялась в верности и через несколько месяцев принималась за старое. Страдало же от беспорядков и по счетам платило третье сословие. Но, несмотря на это, несмотря на отвращение к итальянским фаворитам королевы-матери, народ оставался неизменно верен короне – отчасти, здраво рассчитывая на то, что корона защитит его от невыносимого произвола местных магнатов, отчасти по привычке».