Кровавая свадьба - Лариса Соболева

— Марат… я не знаю… может, ты и прав… Только я ничего не понимаю. Чувствую себя виноватой… как будто я всех обманула…

— Перед кем ты виновата?

— Перед мамой Егора… Перед Егором… перед тобой…

— Ты с ним спала? — спросил он.

— Да. Два месяца перед нашей свадьбой.

Марат никак не выразил своего мнения по поводу этого факта, курил некоторое время, глядя на Свету с сожалением. Ей стало совсем неуютно.

— Знаешь, Светильда, — сказал он без недавнего напора, — ни перед кем ты не виновата. Скорее перед тобой все виноваты. Отец растил дочь в барокамере, не воспитал в тебе выживаемости, Герман занят был собой, а Егор… Я уже говорил. Давай лучше не будем.

— Что же мне делать? — Больше-то и совета спросить было не у кого, Света никому не нужна.

— Жить. Что ж еще? Жить, а не взваливать на себя вину за всех.

— Не представляю как.

— Ничего, я подскажу. Слушай, поехали на день рождения?

— Почему ты возишься со мной? — вдруг спросила Света с необъяснимой злостью.

— Потому что ты неумеха, неприспособленная к жизни.

— Значит, я для тебя игрушка? — вспыхнула она.

— Совершенно верно. К тому же игрушка, которая мне нравится. Так едем?

— Хорошо, поедем, — согласилась она с неохотой.

Да, Марат прав, надо как-то выходить из состояния уныния. Наверное, лучше его слушать, а то и правда загонит она себя в дурдом. Но как плохо на душе, как плохо…

Среди гостей она оказалась самой юной, потому никому не интересной. Соседка по застолью, Зоя, единственная общалась с ней, но у нее, видимо, был недостаток общения, вот и трещала без устали. От нее Света узнала, что многие гости Беллы были на свадьбе, но Света их не запомнила, включая мужа Зои — тупорылое чудовище, напомнившее Франкенштейна. В застольные разговоры она не встревала, велись они вокруг скучных тем: «семнадцатилетия» Беллы и денег. Настроение резко ухудшилось при появлении Германа с корзиной роз. Его, засадившего в тюрьму Егора, который… Света скрипела зубами и демонстративно игнорировала брата. Настроение улучшилось, когда пожаловал Андрей, и тоже с корзиной роз. Света хмыкнула и подумала, что у мужчин примитивное мышление, раз додумались поздравить Беллу одинаково.

С появлением Андрея компания — человек двадцать — ожила, по всему было видно, его здесь любят. А вот Герман был инородным телом, надулся, как индюк, ну и дурак. Зоя говорила о Белле разные гадости, которые, по ее мнению, были достоинствами. Например, что у именинницы есть минимум два любовника, иначе непонятно, на какие шиши она живет, нигде не работая. От скуки Света принялась вычислять счастливчиков и остановилась на первом, Андрее. Он подходит на роль любовника по всем статьям. А Герман? Бабы к нему липнут — жуть, идиотки. Вот Света ни за что с ним не связалась бы. Но должна была признать, что и Герман на эту роль годится. Остальные кандидаты отпали, так как их внешние данные не соответствовали красоте Беллы. Неужели Андрей и Герман оба ее любовники? А они знают друг про друга? Вряд ли, иначе дуэли насмерть не миновать.

Оба враждуют со школьной скамьи. Герман — человек крайностей, душа нараспашку, лицо выдает все его мысли, взрывоопасен и сердцеед. Андрей походил на романтического героя, эдакого загадочного чужестранца, не понимающего языка аборигенов-одноклассников, но великодушного. Ребята к нему тянулись, старались завоевать его дружбу, на что Герман выдал свое мнение: заискивают, потому что мать директор школы. Естественно, Андрей оскорблялся, доказывал, что мать ни при чем. Он учился на отлично, чего не скажешь о Германе, его уважали учителя, ставили в пример. Да, в старших классах между ними и возник дух соперничества, превратившийся с годами в неприязнь. Однажды Феликс высказался о них:

— Если б Андрея и Германа перемешать, как тесто, потом разделить, получилось бы два идеальных человека, а так до идеала им обоим далековато.

По мнению Светланы, Андрей очень даже тянет на идеал: умен, вежлив, воспитан, а к недостаткам Германа прибавляется еще и высокомерие. Света выбрала бы только Андрея.

Устроили перерыв между блюдами. Гости разделились на две группы, мужчины столпились у жаровни во дворе, где Франкенштейн жарил барбекю, курили. Свету тошнило от вида повара и мяса в его лапах. Женщины тоже курили все поголовно и трепались о жуткой ерунде. Света отправилась гулять по небольшому саду, поражаясь убожеству владений Беллы. Домик старенький, требующий срочного ремонта (даже Свете это ясно), сортир и колонка во дворе. Все это как-то не сочетается с хозяйкой, одетой в очень дорогие вещи. Наткнувшись на прямоугольное строение в конце сада, Света заглянула внутрь и сначала не могла понять его предназначение. Но, увидев на полке мочалку, шампунь, мыло, висевшие полотенца, а вверху рассекатель с дырочками, поняла: это душевая. «Неужели в наше время люди пользуются подобным местом, чтобы вымыться? Ужас!» — думала Света, заходя внутрь. Зато это подходящее место для одиночества. Света села на табурет и всплакнула, вспомнив отца, Егора, его маму и ее жестокие слова. А сверху мерно капала вода…

Герман помогал жарить мясо Михасику. Друзья Беллы не являлись его друзьями, не всех он знал лично. У своих знакомых пленки с записями свадьбы он забрал, предстояло выпросить их у кинолюбителей со стороны жениха.

— Случайно не помнишь, кто снимал свадьбу? — спросил он. — Я собираю видеосъемки с отцом. Сам понимаешь, живая память о нем.

— Я снимал, — сказал Михасик, одновременно поливая мясо пивом, затягиваясь сигаретой и шмыгая носом. — Сам не смотрел, чего наваял, может, не получилось, я пьяный в муку был.

— Не имеет значения, я выберу кадры. А еще кто снимал, помнишь?

— Не. Я и свадьбу-то не помню…

Глаза Германа переключились на Беллу и Марата, с ними прощался Андрей, который, кстати сказать, тоже с камерой бегал. Герман подумал, что надо бы Марата попросить, пусть возьмет пленку у Андрея, самому западло с ним даже рядом стоять.

Стемнело. По саду распространился запах дыма и жареного мяса, гомон голосов, Света настрадалась вволю, поднялась, чтобы выйти из душевой…

— …еще ребенок, с ней адски трудно.

Голос Марата. О ком это он? Света задержалась, взявшись за ручку деревянной двери.

— Терпение, дорогой, — наставляла Белла, уж ее голос ни с чьим не спутаешь. — Она нужна тебе? Вот и ищи подход. Мы, женщины, любим настойчивых и терпеливых. Так ты с ней даже не переспал? Ну и ну! Собственную жену не в состоянии соблазнить? — и расхохоталась.

У Светы загорелись огнем щеки и уши. С какой стати Марат рассказывает о ней… о них посторонним? Ужасно хотелось посмотреть, почему они замолчали, ведь не отходили от душевой. Послышался голос Беллы:

— Будет тебе, не дуйся. Ты обязан развлекать девочку, повези ее куда-нибудь…

— На Кипр! Железный Феликс подарил нам поездку, но я отложил.

— Чудесно. Кипр — это изумительно.

Голоса удалялись. Света выждала время, потом высунула голову и огляделась. Никого. Когда вернулась в дом, все уже рвали зубами мясо, нахваливая повара.

— Светильда, куда ты пропала? — встретил ее Марат, вставая.

— Гуляла, — буркнула она. Чуть позже вынудила его вернуться домой.

Сигарета сближает, алкоголь делает человека доверчивым и словоохотливым. На сей раз Герман подцепил Федора — адвокатское светило, которое под воздействием градусов принялось выражать соболезнования по поводу кончины Феликса. Мол, жалко мужика, держал всех в кулаке, силен был, и ваще, человек стоящий — словом, пьяные бредни.

— А парня не жалко? — спросил Герман.

— Жалко. — И Феденька кивнул в знак согласия, Герман испугался, что у него отвалится голова. — Но он дурак. Ну, не повезло ему. Я б вытащил его, а он…

Светило провело большим пальцем по горлу. Понятно, адвокат хвастает, а все же любопытно, как он собирался вытащить парня, вдруг ему известно то, чего никто не знает? Герман пил мало, мысль работала у него четко, диалог вел, не выказывая отношения ни к светилу, ни к Егору.

— Ты забыл, он убил моего отца.

— Чепуха. Ты не думаешь так, не верю. А если думаешь, то… Выпьем?

— Неси. — Не Герману же на побегушках быть. Ждал недолго, Федор принес две рюмки. — Я понял, ты мог его вытащить? А улики?

— Какие улики? — рассмеялся Федор. — Улик-то нету. Было предположение, что убил Егор, а доказательств не оказалось. Хотя отпечатки на подоконнике вещь серьезная, но эфемерная. Будем? — Герман пригубил рюмку, Федор выпил до дна, занюхал кулаком. — У парня есть два свидетеля, то бишь… три! Но третий неизвестен. Они его видели в промежутке… ну, когда Феликса — кх! Если он был с ними, то, естественно, не был на свадьбе и не мог сделать это кх! Понял?

— С трудом. И кто свидетели?

— Однокурсник Митя и официантка из кафе «Ивушка» Люся во-от таких размеров. — Федор обвел вокруг бедер руками. — Они наотрез отказались, что видели парня. А я шкурой чувствовал, что врут.