Темница тихого ангела - Екатерина Островская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Как ты мог такое про меня подумать? – еще более тихим голосом возмутилась Татьяна Владимировна. – У меня и в мыслях подобного не было!»
«А если я прижму нотариуса Семиверстову?»
«Нотариус, нотариус! Какой такой нотариус? – еле слышно удивилась Рощина. – Не знаю я никакого нотариуса!»
Минут пять они так побеседовали, после чего хозяин дома, ничего не добившись от жены, решил немного поспать, чтобы утром на свежую голову продолжить допрос. Он вошел в спальню и стал смотреть в окно, дожидаясь, пока обманщица-жена не сгоняет за пистолетом, а потом не прибежит к нему, стреляя из коридора. Потом Рощина начинает что-то искать в кабинете мужа и в некоторых других комнатах, а охранник Колосов стоит в гостиной первого этажа и прислушивается, размышляя – стреляли на самом деле или выстрелы ему приснились. Минут через пятнадцать-двадцать к лестнице, ведущей со второго этажа на первый, подходит хозяйка, держа в одной руке пистолет, а во второй запасные патроны.
«Ты чего здесь делаешь?» – спрашивает она Колосова.
«Так стреляли, – отвечает телохранитель ее мужа, – вот и стою. А вы, Татьяна Владимировна, случайно не знаете, кто это стрелял?»
«Так я и стреляла», – ответила убийца.
И, вскинув руку над головой, в долю секунды выстрелила дважды, с расстояния семи метров попав Колосову в сердце и в середину лба.
Потом она пошла убивать несовершеннолетнего ребенка, но трижды промахнулась с расстояния двух метров. После чего перезарядила пистолет и, подумав немного, позвонила в милицию.
С момента возвращения домой Рощина к этому времени прошло около сорока минут.
Наряды милиции примчались к дому еще через четверть часа, застав Рощину в положении, о котором мы уже не раз говорили. Присутствие посторонних или следов их пребывания в доме выявлено не было. После обеда в отдел милиции была вызвана вдова, которой не удалось поспать ни ночью, ни днем, она дала показания и тут же была задержана. Показания она давала и ночью, находясь у себя в доме. Зачем потребовалось вызывать ее повторно, да еще в такой спешке – непонятно.
Все эти вопросы пришли ко мне в голову, когда я впервые ознакомился с делом.
Теперь об орудии убийства – о том самом пистолете. «ПМ» не был нигде зарегистрирован и вообще считался похищенным из оружейной комнаты пограничной заставы на советско-китайской границе в Казахстане еще в 1991 году. На заставе пистолет числился за заместителем командира по политической части старшим лейтенантом Загороднюком, который утонул, купаясь в нетрезвом состоянии в реке Иртыш под городом Омском в 1994 году. Как пистолет оказался в руке Рощиной, непонятно. Она говорила, что его бросил один из убийц, она подняла его с пола для самообороны и не знала даже, заряжен пистолет или нет. Почему вдруг на суде решили, что пистолет принадлежал убитому Рощину, непонятно.
Когда, наконец, мой ордер на защиту Татьяны Владимировны Рощиной снова оказался в деле, я выехал на место преступления, чтобы попытаться отыскать свидетелей. Следователи, которые вели дело, свидетелей найти не смогли.
Первым делом я посетил семейную пару из дома напротив. В раму их окна угодила первая пуля. Это были пожилые люди. Ивану Васильевичу было на тот момент семьдесят четыре года, его жене чуть меньше. Иван Васильевич был ветераном войны, он сообщил мне, что на фронте его контузило и с тех пор слышит он не очень хорошо, а потому о событиях той ночи сказать ничего не может. Жена его, Клавдия Петровна, слушала наш разговор и кивала. После чего рассказала, что и у нее со слухом нелады, к тому же без очков почти ничего не видит. Сбегала и вернулась с очками для подтверждения своих слов. Иван Васильевич попросил жену принести и его очки тоже, что та и сделала очень быстро. Милейшие люди. Я беседовал с ними во дворе их дома, пил чай с клубничным вареньем, расспрашивал о детях и внуках, о каких-то памятных событиях на фронте.
«Михаил Юрьевич был хорошим человеком?» – спросил я тогда.
«Отличный мужик, – подтвердил Иван Васильевич, – и офицером наверняка был отличным».
«Хотели бы на фронте иметь такого командира?»
«Да у нас разные были, – ответил он, не задумываясь нисколько. – Трусы даже попадались. А за таким любой боец пошел бы в огонь и в воду. Жизнь бы за такого отдали, не задумываясь».
«Мы за его партию на выборах в Думу голосовали», – сообщила Клавдия Петровна.
«А сейчас-то зачем тогда его предаете?» – спросил я.
Поднялся, поблагодарил за чай и варенье и пошел к калитке.
Но дойти не успел. Иван Васильевич догнал меня.
«Послушай, – шепнул он мне, – я видел кое-что. Пойдем, расскажу, что знаю».
В доме никого не было – только хозяева и я. Но все равно Клавдия Петровна заперла входную дверь на ключ и на засов, наглухо закрыла все окна и даже в комнате, где мы продолжили разговор, прикрыла дверь.
И вот что они мне поведали.
В ту ночь старики спали, как вдруг что-то ударило в окно комнаты. Звякнуло стекло, долетел звук выстрела. Хозяева проснулись окончательно. Прислушались. Через несколько секунд – еще один приглушенный хлопок. Иван Васильевич определил, что стреляли в доме напротив, и сказал об этом жене. И тут сразу еще два – почти одновременно. Они подбежали к окну и стали наблюдать, что происходит. Сколько времени прошло, оба свидетеля не помнят, но потом один за другим прозвучали три выстрела. А через какое-то время из ворот дома Рощиных выехал черный внедорожник. Сколько людей находилось в машине, видно не было. Именно в этот момент Иван Васильевич посмотрел на настенные часы: ровно половина третьего ночи.
Часы были мне продемонстрированы, я сверил время со своими наручными: ветеранские были точны. А когда в ночь убийства подъехала милиция, а потом еще куча машин, старики решили пойти узнать, что же произошло, но им не дали даже выйти на улицу, сказали: «Понадобитесь, вас пригласят». И не пригласили.
«По документам вы оба числитесь понятыми при осмотре места происшествия», – напомнил я старикам.
«Так потом следователь приезжал и дал нам подписать какие-то бумаги, – объяснила Клавдия Петровна, – но мы ему решили сказать, что ничего не видели и не слышали».
«Решили или сказали?» – уточнил я.
«Сказа-али, – выдохнул Иван Васильевич, – это она меня заставила».
И показал на жену. У нас ведь знаете как: во всех проступках мужчин виноваты их жены. То, что осмотр места происшествия проводился без понятых, не может оказаться случайным нарушением установленного порядка. Только исходя из одного этого можно было бы выстраивать защиту на суде. А еще свидетели, разглядевшие автомобиль, выезжающий со двора дома Рощиных. Им бы, конечно, могли не поверить, но тот день не прошел для меня зря. Еще один человек видел ночью темный внедорожник, направляющийся к поселку Вешки, что совсем рядом с Кольцевой автострадой. Но тот свидетель показал, что в машине было двое людей, то есть слова Рощиной о том, что преступников было двое, подтверждались.
В районном управлении я попросил справку о происшествиях конца июля и почти сразу обнаружил сообщение о том, что неподалеку от Вешек на берегу озера в паре десятков метров от дороги был найден обгоревший мужской труп. Личность установить не удалось, хотя почти со стопроцентной вероятностью можно было утверждать, что убитому было не более тридцати лет: по крайней мере, при жизни этот человек ни разу не посещал зубного врача – не было нужды. Рост его не превышал ста семидесяти сантиметров, так что он не мог быть убийцей Рощина и Колосова. Неизвестный был застрелен выстрелом в затылок неподалеку от дороги, после чего его облили бензином и подожгли. В районном управлении милиции факт обнаружения трупа никак не связали с убийством депутата Государственной думы: мало ли в России трупов на обочинах дорог.
– А надо было связывать? – спросил Торганов.
– Конечно. В мире и без того все связано со всем. А тут конкретно: на весь район в среднем одно убийство в два месяца, а тут за ночь три трупа, причем неподалеку друг от друга: от дома Рощиных до окрестностей Вешек и пяти километров не будет.
Но все это, как я понимал, всего-навсего мои предположения, а ни предположения, ни даже косвенные улики судом рассматриваться не будут, хотя всякое сомнение должно истолковываться в пользу обвиняемого. Иногда так и происходит, смотря, конечно, кто обвиняемый. У правосудия и справедливости столько же общего, как у красоты и парикмахерской – смотря кого причесывать.
Шамин замолчал, а Николай, понимая, что это только начало длинной истории, ждал продолжения рассказа. Он решил позвонить Алисе и сказать, что задержится сегодня, хотел придумать причину задержки, но тут Алиса, словно почувствовав, что он думает о ней, сама позвонила.
– Ты где? – спросила она.
– У себя, работаю.
– Заканчивай. Я как раз мимо проезжаю. Минут через десять буду возле дома; спускайся – поедем к нам.
