Тайна Ночи Свечей (СИ) - Дьюк Эйвери

— Наблюдательность и способность подслушать самое интересное — не Ваш конек, равно как и умение посещать приятные праздники — не мой. Хельдерби, я прекрасно помню о приглашении на день рождения твоей супруги, но, к сожалению, не смогу приехать, — свернул шуттанец на новую тему, стремясь ослабить напряженную обстановку. — Однако это не помешает мне сделать ей подарок. Надеюсь, ты сможешь выбрать за меня что-нибудь подходящее, а главное, передать госпоже Гинтери мои искренние пожелания счастья и долголетия?

— Вы только поглядите, похоже нас сейчас опять попытаются выставить за стены города. Может на этот раз воспользуемся их щедрым предложением? Ввиду возможных осложнений, подобный поворот может оказаться настоящим спасением, — серьезно предположил посол Клэрри, заметив служителя храма, смотрящего на них с таким негодованием, какого не было у самого орденского прядильщика, хотя тот занимал куда более видное положение в иерархии храмовников Хозяйки Свечей.

Очки служителя в серой рясе медленно съехали на нос и открыли отличный обзор для ярких, зло прищуренных глаза. Судя по направлению немигающего взгляда двуликого, мишенью для выражения всяческих недовольств, храмовник избрал именно шуттанца, решившего подработать оракулом, а не всех троих разом. Тот, почувствовав тяжелый взгляд, нехотя обернулся, заметил грозную фигуру в сером и молниеносно прекратил улыбаться. Оценив положение, шуттанец стал спешно прощаться, заверяя коллег в своей дружбе и полнейшем расположении, а затем ловко растворился в толпе, даже не потрудившись забрать свою часть выигрыша.

Неожиданное бегство посла Ригби всерьез обеспокоило двух оставшихся и они, невесело переглянувшись, также решили не задерживаться. Теперь даже недогадливый посол Хельдерби начал замечать, как неспокойно загудела толпа, словно шуттанец раскрыл их страшный секрет и теперь они жаждут оправдаться или наоборот, доказать, что все обстоит именно так, как описал чужестранный посол.

Глава 8.1 Кладбище

До чего же безрадостно и пусто было на старинном кордском кладбище. Праздничная суета огибала его высокую кованую ограду, стараясь не попадаться на глаза молчаливым стражам, застывшим в вечном покое и замершем времени. Зловещие скульптуры, украшавшие крыши склепов и усыпальниц, внушали невольный трепет и поражали старинным искусством скульпторов. Подсвеченные тусклыми масляными фонарями и редкими огнями пузатых ритуальных свечей, разожжённых служителями в честь Ночи Свечей, мраморные фигуры казались гостями, явившимися в мир живых прямиком из-за грани. Ни легкого дыхания, ни мерного стука сердец. Они оставались безучастны ко всему происходящему за стенами их мрачного дома. И все же, назвать их мертвыми и холодными не смог бы даже самый черствый из редких посетителей кладбища.

Куда больше на мертвецов походили скрюченные вековые деревья. Их ветви и корни напоминали протянутые в мольбе о помощи руки, так отчаянно они стремились к свету и жизни сквозь прутья витой, покосившейся от времени ограды.

Выбивался из однообразной тусклости картины лишь один яркий фрагмент, оставленный на острие пики словно в насмешку над нищетой палитры художника. Небольшой шелковый лоскуток… Сущая безделица, на которую никто не стал бы обращать внимания в любую другую ночь, но только не в эту!

Рослый крылатый господин в добротном черном плаще с глубоким капюшоном вынырнул из темноты, приблизился к ограде вплотную и замер. Фигурные лаковые листья так и манили протянуть руку и прикоснуться, но он был прекрасно знаком с коварством на вид безобидного растения, а потому неспешно достал из кармана плотные кожаные перчатки и принялся натягивать их, попутно присматривая наиболее подходящий участок забора, не так густо оплетенный ядовитым вьюном.

Подхватив один из стеклянных шаров со свечей, невесть зачем расставленных вдоль ограды, наблюдательный крылатый запрокинул голову и принялся внимательно рассматривать, едва видневшуюся сквозь листву находку. Как он и предполагал, повторный визит на территорию кладбища оказался не напрасным.

Улыбнувшись своим мыслям открытой мальчишеской улыбкой, ловчий вернул свечу на прежнее место, ухватился за прутья двумя руками, как следует потряс ограду, проверяя выдержит ли она его вес, и начал взбираться. Осторожность, выработанная опытом и ошибками, заметно сбавляла темп подъема. Каждый новый упор сапогом в проржавевший завиток, прикрытый ядовитым плющом, делался лишь после того, как опора доказывала свою надежность, снеся пару-тройку бесшумных, но довольно сильных пинков. На ощупь забор оказался еще более ветхим и шатким, чем на вид, и все же, перелетать над ним, шумя крыльями и задевая ветви деревьев как днем, крылатый не стал.

Взобравшись на самый верх, ловчий отцепил лоскуток от пики, повертел в пальцах так и эдак, отмечая мельчайшие детали, хмыкнул, приметив небольшое пятнышко крови и сунул находку в потайной карман плаща.

Происходящее нравилось ему все больше и больше. Азарт от погони, длящейся долгих четыре года, начал разгораться с новой силой. Впрочем, как и всегда, когда ловчему удавалось подобраться чуть ближе обычного, в надежде осуществить очередную безуспешную попытку схватить неуловимую цель. Кто знает, возможно в эту минуту по кладбищу рыскала именно его долгожданная жертва. Приглушенная возня, достигавшая острого слуха сквозь тягучую тишину невеселого места, сопровождалась звуками неразборчивой ругани. Некто уже успел обнаружить пропажу чего-то очень важного и всячески выражал свое недовольство, продолжая тщетные поиски. Как и все закоренелые воры, ночной посетитель явно не мог смириться с тем фактом, что кто-то однажды отважился обокрасть и его самого.

— Вот ты и попался, Серый Ловкач! — радостно прошептал ловчий, медленно спускаясь с ограды, вместо того чтобы сразу спрыгнуть на освященную кладбищенскую землю, не тратя времени на утомительный выбор подходящих опор. Его так и подмывало ускориться и прекратить уделять внимание острым пикам и ядовитым листьям, но он прекрасно помнил все случаи, когда ловкий вор ускользал у него прямо из-под носа, а потому вел себя максимально осмотрительно и тихо. Прежние попытки оканчивались провалом по вине мельчайших ошибок, неосторожности и жгучего нетерпения, выдававших ловчего с головой.

Не известно кем был загадочный Серый Ловкач — двуликим, человеком, прядильщиком или кем-то неведомым, прибывшим в Дэйлиналь издалека, но стоило ему заметить слежку, как он растворялся в толпе, терялся в переплетениях улиц, исчезал с крыш и самое обидное, с завидной регулярностью оставлял издевательские послания и даже подарки. В прошлый раз крылатому досталось ассорти из красных и зеленых цукатов в бумажном пакете, украшенном на редкость язвительной карикатурой. Каким образом ловкач успевал уносить от него ноги и в тоже время так основательно разрисовывать свои сувениры, ловчий не представлял.

Сюжеты художественных посланий никогда не повторялись, а чернила были еще совсем свежими, когда бы ловчий их ни обнаруживал. Сами же подарки четко давали понять совершенно непостижимую вещь — Серый Ловкач знал о крылатом чуть ли не больше, чем его самые близкие друзья и родственники.

Именно красные и зеленые цукаты вызывали у ловчего аллергию! Подобные «догадки» уже давно не казались случайными совпадениями. Остальные «гостинцы» насмешливого вора отличались не меньшей меткостью. Ловкач будто нарочно демонстрировал свою осведомленность, заставляя ловчего все внимательнее вглядываться в лица, окружающие его каждый день, выискивая того, кто мог бы с легкостью проворачивать подобные трюки и оставаться при этом неузнанным.

Чего же вор так упорно добивался, раз за разом дразня преследователя, позволяя подобраться совсем близко, и ускользая от погони лишь в самый последний, решающий момент? Неужели не понимал, что всего один промах будет стоить ему жизни? Ловкач сам подписал себе смертный приговор еще год назад, когда окончательно перешел черту, ограбив сокровищницу Гродарина. С того дня, о заключении в крепость речи больше не шло, только позорная казнь через повешение. На большее враг королевства рассчитывать не мог. Его объявили вне закона и даже заступничество Валардана или кого-нибудь из соседних правителей не спасло бы мерзавца от виселицы, окажись он, хоть принцем крови.