Былицы - Валерий Свешников

У моих родителей было много друзей-товарищей. Это были друзья детства, знакомые по школе, армейские сослуживцы, коллеги по работе, а потом и соседи по даче. Очень часто друзья появлялись в результате случайного знакомства или как результаты общения любителей вышивания, членов общества охотников или рыбаков, но случались и другие пути сближения.

Мне казались необычными знакомства, возникающие у женщин, лежавших вместе в роддоме. И только когда мне исполнилось шестьдесят, в пору моего увлечения синергетикой, я понял, что это примеры социальной самоорганизации. Именно появление множества общих интересов, то есть основ взаимосвязей между людьми, придает их дружбе аромат, крепость и что-то еще, что отличает каждую дружбу друг от друга. Так, если дружат три друга или подруги, то это не три дружбы, а шесть разных дружб!

У мамы было много подруг, и вот дружба с Леной Г. отличалась тем, что они познакомились в роддоме. Началась дружба в то время, когда родился я у мамы, а моя сверстница Наташа – у Лены Г. Потом мы с Наташей вместе ходили в школу, а позднее даже оказались на одном факультете Университета.

Дружба мамы с Леной прошла испытания. У Лены в войну погиб муж. Правда, позднее у подруги появился новый муж, а у дочки Наташи – соответственно, отчим. Спустя год у подруги-Лены родился сын Станислав. Мама и Лена часто встречались, так как и жили близко друг от друга. Так что общение продолжалось и выросло в хорошую дружбу.

Потом мы подросли. Началась мирная жизнь. Муж подруги оказался заядлым рыбаком и изредка брал меня и сына Станислава на рыбалку. Он был веселым, неунывающим человеком, хотя с фронта вернулся малость покалеченным – на правой руке осталось три пальца – большой, средний и мизинец. Служил Иван Николаевич экспедитором, то есть развозил разные товары из склада по магазинам и столовым.

Иван Николаевич был общительным, улыбчивым человеком, по характеру похожим на литературного героя – Василия Теркина. Как многие фронтовики, был не прочь «заложить за воротник». Иногда объем принятого зелья был явно больше допустимого.

Иван Николаевич обычно объяснял перебор тем, что его не поняли. Друзья, мол, пригласили выпить, но я строго сказал: «Ни-ни, мне много нельзя. Лена будет ругаться. Как друзья ни уговаривали, я стоял на своем – выпью свою норму и больше ни капли. Показал им, сколько можно налить, так ведь изобразили, мерзавцы, точнее, сообразили и налили не столько (при этом он показывал расстояние между большим и средним пальцами), а чуть больше (показывая расстояние между большим пальцем и мизинцем)».

И еще была одна черта у Ивана Николаевича – он никогда не ругался обычными бранными словами, а, махнув обреченно рукой, цедил сквозь зубы: «Ко прахам!» Поэтому среди знакомых и друзей Ивана Николаевича называли «Ко прахам».

В тот раз «Ко прахам» предложил в наши зимние каникулы съездить на рыбалку на реку Лежу, в деревню Лобково. Мы, конечно, согласились и быстро собрались. А зимой надо собираться более основательно, чем летом. Помимо снастей и наживки, нужна теплая одежда, естественно, еда. Все оборудование для рыбалки – ящик-шарманка, пешня – это тоже немалый груз. Так что нагрузились мы основательно и вечером сели в пригородный поезд, который должен был нас доставить до станции Паприхи.

Как нарочно, на город навалилась метель, но на вокзале этот падающий под косым ветром снежок казался небольшой помехой. И самый большой вред от него – это, возможно, плохой клев. Но «Ко прахам» нас взбодрил: «Охотка не хлябай! Не грустить – сдюжим!»

Вагон был примечателен своей стариной. Потом в фильме «Идиот» пытались показать такой раритет, но мало что удалось. В этом двухосном вагоне почти не было перегородок, то есть никаких купе и полок. В центре этого небольшого вагона стояла буржуйка, в ней весело полыхал огонь, было довольно тепло. Скамьи стояли рядами вокруг печки, и между ними можно было пройти с вещами. Мы устроились ближе к выходу, так как должны были ехать всего минут сорок.

Кондуктор – громкоголосая пышнотелая женщина – проверяла билеты и объявляла остановки. В своей черной форменной шинели она была местным царем и богом. Но в сумраке вагона, освещаемого двумя свечками в фонарях, каждое появление ее было внезапным, и начиналась суматоха – кто-то должен был выйти, а потом начиналась проверка билетов у вошедших на станции.

В тепле и сумраке вагона мы даже задремали, хотя каждое появление кондукторши немного мешало.

Вдруг мы оказались в водовороте ее внимания и спросонья выскочили, чуть ли не в сопровождении стимулирующих пинков вагонной богини. «Ко прахам» пытался объяснить, что это не Паприха, а другая станция. Но в темноте и в метели что-либо увидеть было невозможно. Кондукторша, как монумент, стояла в дверях вагона, и видно было, что она не допустит нас обратно в поезд. Тут и поезд показал свой характер, взял да и тронулся. Он так быстро исчез в метели, что можно было подумать – они с богиней в сговоре.

Это стало понятно через несколько минут. В пурге и ночной мгле мы обнаружили, что эта садистка в шинели высадила нас раньше времени на станции Чахлово. До нужной нам станции еще пять километров, а может и больше.

«Ко прахам» взбодрил нас каким-то афоризмом, но чувствовалось, что он понимал свою оплошность за утрату бдительности. Делать нечего, теперь надо идти до Паприхи. Но единственный ориентир – это засыпанные снегом рельсы со шпалами.

Пурга все крепчала, снег на глазах заметал слабые следы прошедшего поезда – рельсов уже почти не было видно в темноте. Идти по шпалам, засыпанным снегом, было не очень удобно. Приходилось либо часто семенить ногами, либо широко шагать, а это любом случае очень неудобно и медленно. Как говорится, мы так накувыркались уже через полчаса, что стали идти все медленнее.

И тут сзади стал появляться какой-то свет. Мы поняли: нас нагоняет поезд. Быстро скатились в сугробы вправо от линии. Мимо прогрохотал в клубах пара и огнях паровоз с несколькими вагонами. Хорошо, что это был коротенький поезд и мы недолго отсиживались в кустах. Мы посмотрели ему вслед и выползли на рельсы.

Тут я увидел, что из кабины паровоза над тендером через каждые несколько секунд вырывается какой-то красноватый сноп света. Хорошо, что мы понимали смысл, а точнее, бессмыслицу приступов шпиономании, бушевавших тогда. А то можно было бы принять этот свет от открываемой топки паровоза за сигналы азбуки Морзе. А ведь были такие «бдительные» граждане, которые даже щелканье жучка-древоточца принимали за тиканье часов от мины и вызывали милицию или госбезопасность. Бывали и более курьезные случаи, но сколько совершенно безвинных людей пострадало из-за подозрительности нашего обывателя!

Через час-полтора мы все-таки вышли к Паприхе. Все, наконец закончилось это хождение по шпалам. Тут «Ко прахам» стал настоящим нашим поводырем. Мы обогнули станцию и вышли в поле. Иван Николаевич объяснил, что надо найти нашу дорогу. К станции подходят две дороги, а нам надо держаться правой из них. Но как в этой белой пелене найти ее?

Мы принялись бродить по снегу, стараясь нащупать ногами твердую дорогу, чтобы найти нашу и только нашу дорогу.

Наконец, нашли, но пошли, пожалуй, еще медленнее, так как все время ходили зигзагами и искали ногами дорогу. Уже казалось, не будет конца этому блужданию или что мы топчемся на одном месте и никак не продвигаемся вперед. Так устали, что даже не стали останавливаться, когда кто-то крикнул: «А вдруг тут волки!» Иван Николаевич успокоил, что в такую погоду волк не любит охотиться – следов не найдешь и бежать по снегу не сподручно.

И тут впереди показался слабый огонек, и мы вошли в деревню. В деревне тишина, избы засыпаны снегом по самые крыши. Ни одного огонька, кроме той избы, к которой мы и вышли.

Это была довольно большая изба, около нее стояли сани с поднятыми вверх оглоблями. «Ко прахам» пояснил, что мы вышли как раз к постоялому двору. Поднялись в темноватую «залу». Там было сильно накурено, дым был ядреный от махорки. За длинным столом сидели человек пять или шесть и играли в карты. Над столом висела керосиновая лампа с жестяным абажуром. Светила она неярко, и как уж игроки разбирали масть карт, одному богу было известно. По углам вповалку спали люди. Хозяин предложил теплой картошки и поставил самовар.

Мы были рады оказаться в тепле, ноги уже гудели после долгой ходьбы по снегу. Все оценили прелесть теплой картошки с салом и хлебом. Эта еда показалась вкусней куличей.

Нас тут же сморил сон. Но спали мы не очень долго. С рассветом около семи-восьми часов утра стали подниматься возчики. Они курили, кашляли, что-то ели за столом и, громко разговаривая, выходили на двор. Скоро стихло – это разъехались возчики.

Нам тоже надо было вставать и опять идти, но уже днем, слава богу, уже без пурги и по свежепроложенной дороге. Перед выходом мы чуток перекусили – опять горячей картошкой, но уже с консервами «Бычки в томате». Хотя была примета, что рыбу брать с собой на рыбалку не следует, но выбор продуктов был невелик в те поры. Да и съели мы ее еще до рыбалки.