Берта Исла - Мариас Хавьер

– Но лишь в том случае, если мы отведем от вас беду. То есть если она отведется, – снова вмешался в разговор Блейкстон.

“А если не отведется, я наверняка останусь здесь на долгие годы, – вихрем пронеслось в голове у Тома. – За решеткой, за крепкими стенами вместе с убийцами”. Он заметил, что Блейкстон не убрал под берет одну длинную прядь рыжеватых волос, она падала ему на шею и придавала нелепый вид, делая похожим на монгола или татарина, и почему-то сильно раздражала Тома. Он жестом указал на нее, и “виконт Монтгомери” поспешил заправить прядь обратно. Том воспользовался случаем, чтобы сунуть руку ему в капюшон, вытащить бумажные салфетки и брезгливо бросить на стол – под изумленными взглядами Тупры и Блейкстона.

– Вы говорите, что это зависит от меня. Каким образом? Что я должен буду сделать? – Томас уже и сам это знал, но ему было нужно своими ушами услышать их условие. Решение было жизненно важным, слишком важным, чтобы принять его на основе догадок, хотя на самом деле речь шла уже не о догадках, а о твердой уверенности.

– Не так давно, – сказал Тупра, – один из наших общих наставников сделал вам привлекательное предложение, которое вы, как я знаю, отвергли. Предложение послужить стране, используя свои исключительные способности. Наша страна умеет быть благодарной и надежной, в отличие от той, вашей, насколько мне известно, хотя я провел там весьма недолгое время. Вы бы вряд ли поверили подобному предложению, исходи оно от испанца, правда, Невинсон? И еще меньше поверили бы этому испанцу, будь он облечен властью и правом командовать, я имею в виду таких, кто мог бы укоротить ночь и заставить морские воды расступиться, чтобы вы прошли… У вас не было бы ни малейшей уверенности, что эти воды не сомкнутся раньше времени над вашей головой, а туман не рассеется, прежде чем вы почувствуете себя в безопасности. Зато мы здесь привыкли держать слово. Согласившись сотрудничать с нами, вы превратитесь в Важную персону, и бедной Дженет Джеффрис придется долго ждать, пока кто-нибудь ответит за ее смерть. А ведь мы почему-то свято верим, будто мертвым важно, чтобы были наказаны их убийцы. И это им, пожалуй, было действительно очень важно перед самой смертью, пока они еще пытались бороться за свою жизнь и сопротивлялись; но как только они перестают дышать, это быстро уходит в прошлое, мало того, становится далеким прошлым. Однако люди не могут избавиться от предрассудков, которые приписывают мертвым свойства и реакции живых, поскольку человеческое воображение неисправимо ограниченно и банально, а ведь пропасть между живыми и мертвыми слишком велика – и последним уже нет никакого дела до желаний, испытанных при жизни, даже до самого последнего из желаний. Они готовы, если надо, ждать до скончания веков, поскольку и сами не знают, чего ждут, да и не понимают, что это такое – ожидание. На самом деле они уже ничего не знают. Не способны ни испытывать нетерпение, ни чего-то желать.

Поэт думал совсем не об этом, пронеслось в голове у Тома. “И то, о чем мертвые не говорили при жизни, – вспомнил он, – теперь они вам откроют, ибо они мертвы… ” Ясно, что тогда эти строки показались ему непонятными. Теперь же он поспешил определить свою позицию:

– Дженет, наверное, все равно ждет, что за нее отомстят, даже если задержат и сделают виновным меня. Хотя я ее не убивал, и мне казалось, что это для вас очевидно. Нашему общему наставнику, во всяком случае, это очевидно. О чем он сам вам наверняка и сказал.

Тупра пожал плечами и улыбнулся – опять дружелюбно, но и немного самодовольно. Он вообще был человеком довольным собой, своей личностью и своей внешностью, что обычно свойственно тем, кто имеет успех у женщин. По крайней мере, он ни минуты не сомневался, что его костюм в широкую полоску – верх элегантности.

– Какая разница, во что верит он? Какая разница, во что верим мы с Блейкстоном? Какая разница, что скажете вы? Никто, кроме погибшей, ничего не может знать наверняка, только она одна видела убийцу – или не видела, если он подкрался к ней сзади, но она теперь не способна сказать ни слова. Вы могли ее убить – этого исключать нельзя, такая вероятность всегда остается, и любой судья или любой суд сочтут сей факт вероятным и даже доказанным. Только это имеет значение, только это остается в протоколах и учитывается законом. Но разумеется, только там, где действуют именем закона и где существуют протоколы, но ведь часто никаких протоколов не бывает, что нам хорошо известно. В какой-то степени наша работа заключается в том, чтобы она не была заметна. Но если вы, Невинсон, останетесь никем, то рискуете попасть в зависимость от мнения судьи или суда и кончить очень плохо.

Почти то же самое ему говорил мистер Саутворт, и это совпадало с пренебрежительным отношением к судебной системе профессора Уилера. В этом городе, кажется, никто не считал ее необходимой и никто особенно не уважал. А может, такое мнение царило в среде, где вращались Тупра, Блейкстон и Уилер (а влияние последнего на Саутворта было, безусловно, сильным); и они, судя по всему, старались избегать столкновений с ней или игнорировать ее, как, скажем, если бы они были ветром, ночью, снегопадом или туманом, то есть им незачем было бы перед кем-то отчитываться, а их деятельность не подчинялась бы закону и не попадала в протоколы.

– И тогда вас можно будет только пожалеть, – добавил Тупра соответствующим тоном. – Вы ведь только начали жить, только открываете для себя мир…

– Хорошо, но кто, кто привык держать свое слово? Кого вы имеете в виду? – вдруг спросил Томас. – Кто, если сами вы никого не представляете? Если вы есть, но вас не существует, или вы существуете, но вас нет? Не помню ваших точных слов. Если вы делаете, но не делаете, если вы одновременно и кто-то и никто? Эта страна умеет быть благодарной и держит слово, как вы уверяете, но я не знаю, кто говорит со мной сейчас от лица этой страны, кто обещает вытащить меня из неприятностей. Вы хотите получить от меня ответ, но ведь потом не с кого будет спросить за результат, коль скоро вас никто никуда не посылает и не отдает вам приказов. С кем я разговариваю в таком случае, с призраками?

– К чему все эти вопросы, Невинсон? – вмешался Блейкстон, потеряв терпение. – Вы разговариваете с мистером Бертрамом Тупрой и явились на встречу с ним, чтобы он вам помог. – Он произнес имя своего шефа тоном, граничащим с обожанием, словно тот был для него почти идолом или целым учреждением.

– Да? – ответил Томас с легким раздражением. – А может, я разговариваю с мистером Тедом Рересби, как он представился этой Беквит? Даже имя его не внушает доверия.

Самого Тупру разговор откровенно забавлял, к тому же ему льстило, что Томас Невинсон так внимательно наблюдал за ним и навострил уши, когда он представлялся профессорше.

– Неужели вы до сих пор ничего не поняли, Невинсон? Неужели и вправду не знаете, с кем разговариваете? Да ладно вам, наш общий наставник, по его словам, изложил вам суть дела весьма однозначно. Да и вы совершенно однозначно сформулировали свой отказ, сильно разочаровав профессора, насколько можно судить. Но попробую опять объяснить все на примерах: если туман спасает вас от врагов, вы не станете заранее требовать от него гарантий или обещания продержаться как можно дольше. Вы просто воспользуетесь его появлением, правда ведь? Вы просто понадеетесь, что он будет скрывать вас достаточно долго и это даст вам шанс на спасение. Мало того, едва вы окунетесь в туман, сольетесь с ним и растворитесь в нем, как сразу и сами тоже превратитесь в туман. В английский туман, который издревле славится своей плотностью. И вы полностью доверитесь ему, наверняка доверитесь, потому что отныне станете его частью и будете с ним неразлучны. Станете частью катастроф, случайных происшествий, болезней, удач и несчастий. А со временем станете таким же, как мы: это произойдет само собой. Какая-то неотъемлемая часть вашего существа не оставит вас в беде, не покинет. Потому что вы не можете покинуть самого себя – надеюсь, хоть это понятно.