Элита. На дне класса - Абриль Замора

на спине (недостаточно информации, чтобы начать поиск), явился бы к ней как спаситель и увез дочь в другую страну. Здесь ее ничто не держало. Как было бы здорово начать новую жизнь вдали от людей, которые знали, что однажды она облысела. Как хорошо находиться вдалеке от подростков и их глупостей, а главное – вдали от чудовища, которым являлась ее мать.

Иногда Мелена думала об отце, но в глубине души он тоже был ей безразличен. Она размышляла о нем, поскольку обладала богатым внутренним миром и ее интересовали многие вещи.

Зная ее мать, имелось два возможных варианта.

A. Богатый, уродливый, толстый, старый бизнесмен… Плохо воспитанный грубиян, с желтыми от курения пальцами, деспот, шовинист, грубый эксплуататор и вообще ужасный человек.

Б. Хороший, но недалекий парень. Типичный парнишка, у которого нет ничего, ни денег, ни имущества, ни ума, ни забот.

Мелена не понимала, что ее мать могла увидеть в прототипе Б.

Прототип А было легко понять, но Б… Иногда она сталкивалась с некоторыми Б: они слонялись по дому, а Мелена даже пыталась поговорить с ними, но последнее было столь же бесполезно, как разговаривать с бутылкой «Фейри». Она предполагала, что отец не может относиться к Б: ведь если бы он являлся Б, она не была бы такой душевно беспокойной, а могла бы похвастаться непробиваемой и прямо-таки каменной тупостью… и ее бы выгнали из «Лас-Энсинас».

Значит, отец – богатый мачо, магнат, бесстыдный и безжалостный деспот. У матери была странная привязанность к этим мужчинам, привязанность под названием «Деньги».

После рождения Марии-Елены деньги несколько раз толкали Аманду на брак, но она не поддерживала отношений ни с одним из своих бывших. Наверное, не случайно. Дело в том, что, к лучшему или худшему, мать всегда была одна и чувствовала себя покинутой.

Мелена находилась дома, ее и Аманду разделяли несколько комнат, и хотя дочь была не слишком занята, она даже и не подумала выйти, затащить мать в ванную, окатить ее водой из душа, влепить пару пощечин и сказать, чтобы та перестала ныть. Нет.

* * *

То, что он переспал с Паулой, не являлось проблемой для Горки, наоборот, он получал массу удовольствия, вспоминая ту сцену в своей комнате. Он часто думал о случившемся, но не в смысле «это очень плохо», а в смысле «черт, как же классно». Правда, когда он видел Паулу, они ни о чем таком не говорили. Если он поднимал щекотливую тему, то она уклонялась в своей легкомысленной манере, похоже, девушка уже перевернула эту страницу и хотела бы поскорее забыть о произошедшем. Горку такой расклад не задевал: желание повторить затмило желание вести себя с достоинством, которое было уязвлено, когда он узнал, что Паула думала о ком-то другом, пока они занимались сексом.

Он хотел заниматься с ней этим снова (вот так просто), а то, что она мечтала о ком-то другом, с каждым разом казалось ему все менее и менее важным.

Горка вышел из душа и лег на кровать совершенно голый и немного влажный. Было жарко, и ему нравилось смотреть на сползающие капельки воды на своих плечах и прессе. Он взял мобильный и нашел переписку с Паулой в вотсапе… Как лучше поступить? Сказать прямо, чтобы она пришла к нему, кстати, и родителей нет дома, или использовать откровенную лексику горячих видео? Может, достаточно начать с приветствия?

Он много раз писал ей, а потом удалял сообщения, у него не имелось никакого точного плана, но сегодняшним вечером намерение было совершенно четким: он хотел, чтобы Паула пришла к нему домой и легла в его постель. Точка.

Эй, что делаешь? Мне скучно, я лежу дома, родители уехали на выходные в Альмерию. Может, зайдешь ко мне? (Смайлик в солнцезащитных очках)

Паула печатает…

О боже, какие тяжелые сотые доли секунды. Наверняка она сейчас даст ему отпор или прочитает нотацию. Эти сотые доли оказались слишком длинными, и он жалел о том, что написал, но Паула уже прочитала, появилась двойная синяя галочка, а потом и сообщение.

Хорошо. Сейчас оденусь и приду.

Черт, все не слишком сложно, оказывается, быть искренним – ключ, который открывает любые двери. Кто знает… Я хочу трахаться, ты хочешь трахаться, поэтому давай. Конечно, мы не взрослые, но достаточно зрелые и в состоянии понять, чего мы хотим, когда хотим, и так далее… конечно, это ничего не значит, у нас не свидание, и все приведет к тому, к чему приведет, но я написал именно то, что хотел… И собираюсь постараться сделать так, чтобы в следующий раз уже она меня просила.

Горка обманывал себя. Он не был настолько взрослым – и для него не было так просто снова переспать с девушкой, которая ему нравилась, как будто это ничего не значило. Он мысленно говорил «трахаться» и воображал себя и ее во всевозможных грязных сценах, но в глубине души знал, что, если Паула окажется в его постели, он будет нежен и займется любовью. Никаких позиций сзади, как в мечтах, или на коленях перед ним, как он представлял, ничего такого.

Паула не заставила себя долго ждать. Они жили в одном районе (здесь на территории каждого домовладения был разбит большой сад, а еще имелся бассейн), и дом Горки находился всего-то в трех кварталах от нее.

Горка открыл ей дверь, не надев рубашку, – вот так по стереотипу, – на нем были только короткие треники, и Паула оглядела парня с ног до головы: он выглядел отлично, и это было неоспоримо.

Она нарядилась в платье в цветочек на тонких бретельках, на лбу выступили бисеринки пота, но это не казалось отталкивающим, ведь на улице было слишком жарко. Сцена могла бы стать прекрасным началом одной из многократно виденных в кино историй о девушке, которая навещает подругу, но та куда-то отлучилась, а в доме есть только ее старший брат, хотя в их случае в доме вообще не было взрослых.

Горка пригласил ее войти, но она отказалась.

– Нет, Горка. Извини, если то, что я скажу, покажется грубым, но я на днях все четко объяснила и не хочу, чтобы это стало проблемой, ведь, блин, я тебя люблю – и ты мой друг… Да, ты классно целуешься и очень сексуальный, но ты мне не нравишься, Горка. Не обижайся, то есть ты мне нравишься как человек, я считаю тебя сексуальным, и мне нравится быть с тобой, ты один из моих лучших друзей, но давай не будем выходить за рамки