Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века - И. Потапчук

Свидетель Смирнов, служивший в конторе у Агафонова, показал, что контора покупала закладные листы Саратовско-Симбирского банка. Происходило это обыкновенно так: контора условливалась в цене (по большей части со скидкою 1 процент с курса) с желающим купить закладные листы, свидетель отправлялся в Саратовско-Симбирский банк, вносил деньги и получал листы. Эта операция давала в год приблизительно тысяч 100.

Свидетель Гаврилов исполнял в банке самые разнообразные обязанности: он был и артельщиком, и простым рассыльным, поил служащих чаем, получал деньги с почты и сдавал кассиру без всякой расписки, получал и по чекам, и притом через его руки проходили весьма большие суммы. Лично от Алфимова поручений ему не давалось.

Протокол обыска кабинета Алфимова свидетельствует, что подлинного отчета правления Саратовско-Симбирского банка за 1874 г. и подлинных заявлений бухгалтера Трухачева по поводу неправильности в отчетах не найдено. Объяснительные же записки Трухачева, по его словам, поданные им в правление, гласят: объяснительные записки к отчету за 1875 г.: «Отказываясь от подписи отчета по тем же причинам, кои мною указаны в записке моей по отчету за 1874 г., я считаю нравственной обязанностью указать в 1875 г. на отсутствие представления отчета в денежных суммах, а равно листах Борисовым, а также и на неправильности составления им отчета: 1) Складочный и запасный капитал. Нет данных... 2) В отчетном году показано в числе выданных в ссуду излишне выпущенные листы, находящиеся у Борисова — 21 тысяча 300 рублей, а всего с прежде показанными — 143 тысячи рублей, с них излишне показаны проценты на эту сумму. 3) Неправильно исчислен расход на жалованье и весь расход на ежегодный взнос. 4) Фиктивная продажа имения Загряжского. 5) Пропажа перед продажей имения Загряжского всего дела, а равно самый расход по переукреплению имения — 120 тысяч 370 рублей 69 коп. 7) Нет отчета принятым листам на комиссию: в 1875 г. принято 2 миллиона 201 тысяча 700 рублей, из них 21 тысяча 300 рублей излишне выпущены; отчеты по этим листам не представлены Борисовым. 8) Исчисление процентов по текущим счетам и процентов по процентным бумагам сделано Борисовым самопроизвольно, вследствие чего составлен весь отчет неправильно и отчислен дивиденд неправильно».

По поводу этих записок подсудимый Борисов высказал, что они никогда не подавались в правление, а сочинены Трухачевым позднее, все в одно время, на что указывает то, что, например, в заявлении 1875 г. Трухачев говорил о фактах, относящихся только к 1876 году (продажа Кано-Никольского имения).

Из протокола осмотра книги «счет Борисова» и других документов видно, что книга «счет Борисова» представляет ряд заметок для памяти (с 1874 г. по 12 ноября 1880 г.); оказывается, что общий итог всех сумм, выданных Борисову, и вообще показанных расходов за его счет равняется 9 миллионам 112 тысячам 347 рублям 32 коп., а общий итог сумм, полученных от Борисова или за его счет от других, равен 3 миллионам 764 тысячам 261 рублю 84 коп.

Из справки кредитной канцелярии относительно количества выпущенных закладных листов Саратово-Симбирского банка оказывается, что их было выпущено в обращение на сумму 9 миллионов 996 тысяч рублей; из них не обеспеченных никаким залогом — 486 тысяч и 1 миллион 500 тысяч рублей — обеспеченных имуществами, оставшимися за банком. Общий убыток — 1 миллион 778 тысяч рублей. Прочитаны некоторые показания неявившихся свидетелей, ничего нового не представляющие. Заслуживает внимания письмо Дмитрия Алфимова к брату, подсудимому Алфимову, заключающее жалобы пишущего на тяжелое материальное положение; затем, другое письмо, написанное, по-видимому, подсудимым Алфимовым на клочке бумаги: «Якунин выставился во всей своей красе, он таким себя обрисовал, что вы представить себе не можете. Куда бы ни шло, если бы он действовал против меня: во мне он всегда встречал препятствия его отношениям к служащим; но он начал действовать и против Борисова, который не только вывел его в люди, но и дал хорошее жалованье в 15 тысяч рублей: 7 тысяч из банка, 5 тысяч за верховный надзор по Кано-Никольскому имению вместо получаемых вами 3 тысяч рублей и три тысячи из своего жалованья с Саратовской дороги. Что же он делает? Сошелся с Дараганом, раздули все дело, вывели убытки, не только настоящие убытки, но и будущие».

Из прочитанной купчей, совершенной нотариусом Дыбовым на дом Трухачева, и из объяснений последнего выяснилось, что хотя купчая и совершена на 11 тысяч рублей, но в действительности банк уплатил ему 46 тысяч. Далее, интересны два письма к Борисову: одно, писанное Алфимовым 2 ноября 1880 г., другое Исакова. Алфимов пишет: «Дело с Трухачевым едва не расстроилось; он было на попятный двор и все благодаря действиям Якунина и умнейшего Исакова. Их ведение дела страшно возмутило Немировского и даже Дыбова, которые приезжали ко мне и просили кончить дело, не дожидаясь распоряжений Якунина, уехавшего и отдавшего строгое приказание не выдавать денег до утверждения купчей и расписки в получении всех денег. Затем, опять-таки благодаря глупости Исакова, отказавшегося принять от Трухачева документы под расписку, он переслал их в правление через нотариуса. Должен предупредить тебя, что на (бранное слово) Исакова ходят в городе векселя и легко могут быть протестованы; тогда неминуемо будет арест дома. Дыбов советовал обеспечить как можно скорее закладной... Немировский говорил мне, что Трухачев более всего озлоблен на Якунина, и клялся, что он все употребит, чтобы вредить, и даже грозил, что при встрече не ручается, что он его не изуродует». В письме Исакова говорится, главным образом, о денежных затруднениях; автор письма неоднократно обращается к Борисову с просьбой о помощи, высказывает желание свидания, чтобы основательно переговорить о ссуде; затем упоминает о «шайке мошенников, не дающих покоя банку».

По вопросу о том, поступали ли отчеты от Борисова, свидетель Чиж удостоверил, что до Якунина таких отчетов не поступало, по крайней мере, свидетель их не видел. Это подтвердилось и осмотром реестра входящих бумаг, где только за 1881 год записан отчет Борисова. Однако при этом выяснилось, что бумаги и письма, посылавшиеся на имя председателя Алфимова, в реестре не записывались, поэтому, по словам Борисова, и нет его отчетов в реестре за время до вступления в банк Якунина, сделавшего распоряжение все деловые бумаги направлять в правление, вследствие чего в 1881 году его отчет значится по реестру.

В прочитанном показании неявившегося акционера Лаврова, потерявшего на акциях Саратовско-Симбирского банка значительную сумму, говорится, что с Алфимовым свидетель познакомился через Мясоедова, от которого постоянно слышал также и о Борисове. Польстившись на хороший дивиденд, Лавров приобрел акций Саратовско-Симбирского банка на 18 тысяч 365 рублей и в том же году узнал о «расхищении банка, о воровстве, произведенном Алфимовым, Борисовым и другими лицами». Не веря слухам, свидетель отправился к Борисову, у которого нашел роскошную обстановку; Борисов заявил, что о расхищении он знал раньше и хотел всю похищенную сумму пополнить; рассказал, что Трухачева подбил Немировский отдать доказательство злоупотреблений, что Трухачеву было уплачено за молчание 8 тысяч рублей. Потом оказалось, что сам Борисов свои акции Саратовско-Симбирского банка успел продать. В конторе «Юнкер» свидетель слышал, что жена Борисова продала движимого имущества из квартиры более, нежели на 100 тысяч рублей.

Оглашен протокол собрания акционеров, в котором обсуждалось предложение лесопромышленника Шотта о сдаче ему Кано-Никольского имения за 76 тысяч рублей с правом рубки не более 1200 десятин в год по выбору и усмотрению его; собрание постановило предоставить особой комиссии решить в принципе вопрос, как поступить с Кано-Никольской дачей, возложив на эту комиссию и заведование ею. Свидетель Шихов при этом заметил, что Шотт дал бы и 100 тысяч, даже при сплошной вырубке, а не по выбору, как это свидетелю хорошо известно, так как Шотт приглашал и его в компанию.

Ряд лиц свидетельствуют относительно образа жизни Сергея Борисова, вначале, приблизительно до 1872 года, весьма скромной, а затем слишком роскошной; так, по удостоверению свидетеля Гана, осенью 1880 года Борисов занимал квартиру в 3 тысячи 480 рублей в год.

Борисов по этому поводу объяснил, что до 1880-х годов, как видно из записной книги его жены, он проживал в год по 12—14 тысяч, а когда его падчерица вышла из института, он счел нужным вести более роскошную жизнь, тем более, что не стеснялся в средствах, получая жалованье за службу в банках до 25 тысяч рублей в год; кроме того, от отца он получил 100 тысяч рублей, а жена его имела имения.

Далее, удостоверен факт передачи Алфимовым после истории с Трухачевым своего завода на имя жены; из счета затрат, произведенных подсудимым на этот завод, видно, что в 1882 году им было затрачено около 70 тысяч. При обыске в квартире Алфимова был найден пустой денежный конверт на 39 тысяч рублей, помеченный штемпелем 7 декабря 1878 г.; эти деньги в кассовую книгу не записаны. Алфимов объяснил, что он действительно получил с почты 39 тысяч закладными листами, которые и раздал заемщикам.