Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

— Можем мы продолжить этот разговор, когда я оденусь? — спрашивает он чуть настойчивее прежнего, ибо речь моя оказала желаемое действие, так что пониже живота у него набухает и твердеет.

— Боженьки, вот уж нет! — восклицаю я. — Часто ли мне выпадает радость сидеть рядом с чистым пригожим молодцом, который меня не домогается? Прямо даже хочется самой себя предложить.

— Я здесь не за тем, — отвечает он и чрезвычайно неуклюже закидывает ногу на ногу.

— Тогда говори, зачем ты здесь.

— Я должен убедить человека по имени сэр Эдвард Грейлок вложить деньги в Ост-Индскую компанию.

— О да, я слыхала про сэра Эдварда. У нас есть общие знакомые, коли ты понимаешь, о чем я.

— Так ты знаешь, где его найти?

— Возможно, — говорю я, ничуть не сомневаясь, что сумею подсказать место, куда он частенько наведывается. Ваша милость, возможно, помнит прошлогоднюю историйку с немецким банкиром и здешним шелкоторговцем? Сэр Эдвард с материнской стороны доводится немцу внучатым племянником, и я видела его на похоронах, но он там надрался до положения риз, так что, если и увидит меня, не вспомнит. Я же, зная, что это семейство протестантских банкиров, внимательно слежу за всеми его отпрысками. Как известно Вашей милости, я взяла на себя труд завязать дружбу со служанками в таверне подле дворца Уайтхолл, так что про тамошних завсегдатаев знаю не меньше, чем они сами. Среди прочего я прознала, что сэр Эдвард Грейлок обыкновенно обедает в «Колоколе» на Кинг-стрит, сразу у пристани. Моему саксу я этого, разумеется, не сказала, ибо прежде хотела больше у него вызнать.

— Значит ли это, что вы ищете сэра Эдварда разорить и Ост-Индскую компанию ждет крах? — спросила я. — Или что вы желаете ему богатства и компания будет процветать? Отвечай, коли хочешь от меня помощи.

— На самом деле ни то, ни то. Мне просто нужно, чтобы он не вложил деньги в другую компанию. Я пытаюсь кое-чего не допустить.

— Так что ты желаешь краха другому предприятию.

Он кивнул.

— А то другое предприятие, католическое оно или протестантское? — спросила я.

— Это правда к делу не относится.

— Коли ты знаешь, что будет с Ост-Индской компанией, скажи мне, ибо это может быть полезно одной моей знакомой, а тебе надобно как-то заслужить мою помощь.

— Я не могу тебе сказать, что будет с Ост-Индской компанией.

— Засекрет, да?

— Да. Засекречено.

— Добро же! Счастливо оставаться, — весело сказала я, поднялась с тюфяка и направилась к маленькому занавешенному выходу.

— Куда ты? — вопрошает он, немного бледнея.

— Оставляю тебя с твоими засекретами, — ответила я. — А я займусь своими засекретами, пока ты не согласишься на честный обмен.

И я покинула каморку, прошла узким коридорчиком, спустилась по лестнице в таверну, посетила нужник и вернулась в таверну глянуть, не ждет ли меня кто. Однако была та часть дня, когда немногочисленные посетители заходят только за выпивкой.

Так что продержав сакса одного столько времени, за сколько можно пройти полмили, я вернулась в каморку. Как я и ожидала, сговорчивости у него прибавилось.

Он сообщил, что Ост-Индская компания — хорошее помещение средств для тех, кто может потерпеть: она не сразу войдет в силу, но просуществует долго и вложенные деньги со временем вернутся с лихвой. Так что, Ваша милость, дайте мне знать, коли пожелаете купить в ней пай, а я извещу Вашего человека. Что хорошо для Фуггера, сгодится и для простого хера.

И поскольку я хотела показать ему, что умею быть благодарной, и поскольку ни к чему, пока он голый, дело, увы, не шло, я вытащила рубашку и подштанники из-под тюфяка, где они все это время лежали, и бросила ему.

— Я помогу тебе найти сэра Эдварда, но прежде нам надо найти тебе верхнее платье. Счастье твое, что ты обратился именно ко мне, ибо никто лучше меня не знает, где добыть камзол на такого рослого молодца.

Облачившись в то, что я дала, он малость успокоился и представился честь по чести: его-де зовут Тристан Лионс. Имя его, как внешность и выговор, ничего не сказали мне о том, откуда он родом. (Француз, может быть? Коли так, вернее всего католик, но и тогда едва ли друг. Французы — коварные союзники).

Я решила отвести его в «Глобус», по той причине, что у Дика Бербеджа целый чулан костюмов, украденных у Нэда Аллена. Нэд в свои дни каких только ролей не играл, так что я надеялась подобрать Тристану платье, наиболее для его затеи сподручное.

От «Тиршита» до «Глобуса» дорога недальняя, по большей части вдоль реки, и я никогда не находила ее примечательной, но вы бы подумали, что я предложила Тристану глотнуть нечистот. Он только что не блевал всю дорогу, хоть я вела его по широкой улице, где насыпан гравий, а помои аккуратно текут в канаве у обочины, не то что в иных местах, где их выплескивают прямо из окон. Говен, которые пришлось обходить, попалось лишь одно или два, не считая конского навоза, он же чувств нисколько не оскорбляет и даже напомнил мне о доме запахом хлева.

Тристан Лионс, конечно, был в одном исподнем, но в этой части города такое не в диковинку, и он, даром что очень крупный малый, особых взглядов не привлекал. Народ стекался к воротам «Глобуса». Изнутри раздавались звуки труб, потом я узнала голос Хэла Конделла, декламирующий под музыку, а значит, там началась какая-то дурацкая пиеска. Внимание Тристана обратилось к воротам, как будто он любопытствовал войти.

— Нам не туда, — сказала я.

— Эта фраза, — удивленно промолвил он. — Даже я ее знаю. «Две равно уважаемых семьи». Там ставят «Ромео и Джульетту». Изначальную «Ромео и Джульетту».

— Нет, изначальная была с Сондером Куком в роли Джульетты. А с тех пор, как Сондер отрастил бороду, там и смотреть не на что. Да и вообще дрянная пиеска, оплаченные двором клеветнические нападки на ирландцев.

Я схватила его за руку и потянула через поток людей, вливающийся в театр. Нам надо было за сцену, где актерская уборная.

— Что в ней антиирландского? — спросил Тристан.

— Главный негодяй — католический монах. Интриган, который снабжает людей ядами. Из-за него-то пиеса — трагедия, а не комедия. И всем известно, что «католик» — иносказание для ирландца.

— Испанцы же тоже вроде католики? И французы?

— Монаха зовут Лоренцо, — продолжала я, таща его за собой. — Так что он, очевидно, назван в честь святого Лавреша. Который принял мученическую смерть, выпив яд собственного изготовления. Вся пиеса — просто замаскированное оскорбление ирландцам, она показывает,