Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

— Это для тепла, — коротко ответил Тристан. Он перестал называть ее «мэм».

Эржебет (в винтажном коктейльном платье, которое болталось на ней, как на вешалке) и я (в комбинезоне, балаклаве и кислородной маске) стояли и смотрели. Тристан показал нам большой палец и закрыл дверцу. Пришлось немного подождать, пока Ода, Максы и Владимиры проверят готовность аппаратуры. Я глядела на старуху напротив меня и ощущала множество противоречивых чувств сразу: волнение, неверие, предвкушение, растерянность, страх, надежду. Скажи мне тогда кто-нибудь, что с этого начнется череда моих злоключений, я бы его обстебала язвительно высмеяла.

Помню, что произошло в следующую примерно четверть секунды: приглушенный дверцей звук сирены снаружи, меркнущий свет, бегущие по коже мурашки. И в это самое мгновение меня окутал дивный аромат, цветочный и в то же время мускусный, а потом — как и в первый раз — сознание помутилось, и в себя я пришла, когда кто-то стягивал с меня балаклаву. Я полулежала в смутно знакомом офисе, упираясь спиной в чьи-то колени.

— Стоукс? Ты как?

Мне потребовалось мгновение, чтобы осознать услышанное. Только один человек называл меня «Стоукс» — сотрудник теневой правительственной структуры. Видимо, это он. У него было имя из средневекового романа. Персиваль? Ланселот?

— Тристан, — со смехом поправил он. — Но на «Ланселота» тоже отзываюсь. — Он взъерошил мне волосы. — Давай, садись. Познакомься с нашей новой ведьмой.

Воспоминания нахлынули все разом.

— Да, — с трудом выговорила я. — Эржебет. Я с ней знакома.

— Нет, — хохотнул он. — Посмотри, — и подтянул меня вверх так, чтобы я увидела другую часть помещения.

Футах в двадцати от меня, возле пульта управления, стояла ослепительно красивая девушка, совсем юная, почти девочка, в платье Эржебет. Теперь оно облегало и обтягивало исключительно хорошую фигуру: почти идеальные песочные часы. Темные густые волосы доходили до плеч, глаза сияли зеленым огнем. Она загипнотизировала нас уже тем, что просто стояла здесь, кривя уголок губ в дерзкой торжествующей улыбке.

С помощью Тристана я неловко поднялась на ноги; комбинезон синтетически шуршал при каждом движении. Я чувствовала себя снежным человеком в присутствии газели.

— Познакомься с Эржебет Карпати. — Тристан расплылся в улыбке. — Она — наша ведьма.

Диахроника

день 294 (продолжение)

В которой все, что она творит, — магия

Все в комнате — Ода-сэнсэй, Ребекка, Максы — смотрели на нее широко раскрытыми глазами. Дерзкий торжествующий взгляд остановился на Тристане.

Тот начал смеяться, чуть задыхаясь от ликования, которое силился, но не мог сдержать.

— Вау, — упоенно проговорил он, и я почувствовала спиной движение его торса. — У нас получилось.

Зрители захлопали. Все лица сияли.

— У меня получилось, — уточнила Эржебет. Акцент, который в старушечьей речи звучал сварливо, теперь добавлял шика ее экзотической красоте. — Я предупреждала, чтобы вы не заставляли меня показывать себя с некрасивой стороны.

— По-моему, у вас нет некрасивых сторон, — сказала я, чтобы этого не сказал Тристан.

Она перевела взгляд на меня и немного посерьезнела:

— Теперь я выгляжу более знакомо? Такой я была в нашу первую встречу. Мне едва исполнилось девятнадцать, но я была очень одаренной. Тебе повезло, что ты нашла именно меня.

— Извините, но мы правда раньше не встречались, — сказала я ей, затем почти шепотом обратилась к Тристану: — Я… я бы хотела это снять.

Глупо было чувствовать себя такой нелепой и нескладной просто от того, что в комнате находится умопомрачительная красавица. Мужчины никогда не падали передо мной штабелями — Тристан и вовсе вел себя так, будто я его придаток, — но внезапно я почувствовала себя уродиной.

Тристан, по-прежнему прилипнув взглядом к лицу Эржебет (и ее формам, я уверена), выпустил меня, так что я смогла расстегнуть комбинезон. Однако даже в нормальной одежде я ощущала себя колодой, пока мы все находились под очарованием этого элегантного существа. Нет, очарование — неправильное слово. Оно наводит на мысль о златокудрой сказочной принцессе. Эржебет была не такая. В ней чувствовалась угрожающая сила: не демонстративная агрессия школьной альфа-самки, а нечто природное, непринужденное. И она явно получала удовольствие от того, как нас всех поразило ее преображение.

— Ощущения были очень приятные, — безапелляционно продолжала она, обращаясь к Тристану. — Так что не смейте никогда больше говорить, что мне полезно, а что — нет.

— Ясно, — почти смиренно ответил он. Его взгляд, как намагниченный, все время устремлялся на ее сиськи груди бюст; потом он с заметным усилием вновь переводил их на ее лицо.

Последовала долгая пауза, пока мы осознавали происходящее, а Эржебет купалась в нашем общем внимании. Несколько голосов тихо произнесли: «Вау!» или нечто настолько же вразумительное. Нас больше ошеломил сам факт преображения, нежели его результат (хоть я и не в силах передать, насколько этот результат был впечатляющий), но в любом случае мы онемели — к ее нескрываемому удовольствию.

Наконец Тристан взял себя в руки.

— Итак, — начал он и негромко кашлянул, — значит, все хорошо. Как вы это сделали?

— Колдовство было большое. Сложное, — беспечно отвечала Эржебет. — Но я репетировала его в голове сто шестьдесят лет, шлифовала то, что придумала еще в Будапеште. Я хотела убедиться, что меня устраивает работа ОДЕКа. — Она улыбнулась и качнула бедрами, так что подол коктейльного платья волной колыхнулся у колен. — И — да, мне никогда не колдовалось так легко, как в этом ОДЕКе. Мне очень понравилось. Что наколдовать теперь?

— Какие виды магии вы обычно практиковали? — спросил Тристан. Не отрывая глаз от ее лица, он указал на столик, где стоял «Макбук эйр». — Стоукс.

Я послушно взяла ноутбук, села, открыла программу-диктофон и нажала «запись»; в качестве бэкапа я решила печатать их беседу и замерла, держа пальцы на клавиатуре.

Эржебет посерьезнела, но даже так она была гипнотически прекрасна.

— Я была молода, магия угасала, а время было очень бурное. Моя матушка состояла на службе у Лайоша Кошута, и если вы хоть что-нибудь знаете о нашей истории, то понимаете, что колдовство ее редко оказывалось действенным. Я помогала ей, когда она просила.

По-прежнему глядя на Эржебет, Тристан сделал мне знак.

— У Лайоша Кошута, — повторила я, печатая.

— Через «о», — сказала она мне.

— Через «о», знаю, — ответила я.

Ее волшебные темные глаза вновь обратились к Тристану.

— Мне нравится, что Мелисанда образованная, — одобрила Эржебет, словно это его личная заслуга, и продолжила: — Когда революция потерпела крах, после бегства Кошута в сорок девятом, аристократы стали приглашать меня и мою матушку показывать им глупые салонные фокусы. Мы меняли кому-нибудь цвет волос или заставляли кого-нибудь выбалтывать глупые детские тайны. Унизительное занятие, я его ненавидела, однако матушка очень тревожилась из-за угасания наших сил и боялась утратить покровительство этих ужасных людей. Она так