Три мудреца в одном тазу - Александр Рудазов

— Это не пирожок, это черепаха, — поправила его Света. — Живая…

— Пирожок… — не слушая ее, схватил несчастную черепаху старик. Он откусил кусок панциря с такой легкостью, как будто вместо зубов таскал во рту чистые алмазы. — М-м-м, вкусно…

— Поделись! — выхватил у него рептилию Бальтазар. — Я тоже хочу!

— Эй, молокососы, это же мой пирожо… хррр… хррр…

Бальтазар и Мельхиор некоторое время вырывали друг у друга бедную зверюшку, пока Света не улучила момент и не выдернула у них «пирожок». Укус Мельхиора оставил в панцире уродливую выбоину, но в остальном черепаха не пострадала.

— Отдам Оле… — решила девочка.

— Что?! — возмутился Бальтазар. — Мой пирожок?! Проснись, старый дурак, нас грабят!

— Ахррр… что?! Я не сплю, не сплю! Требую немедленно объяснить, что здесь происходит! Нет, молодежь определенно портится — мы в свое время так себя не вели!

По палубе промчались Гешка с Вадиком. Они играли в кошки-мышки и топотали, как стадо африканских слонов. Мельхиор уже просился поиграть с ними, но его не приняли — мальчишки не верили, что дряхлый старец сможет составить достойную конкуренцию. Хотя он мог.

— Колобковы-младшие! — крикнул Сергей, спускаясь из ходовой рубки. — Вас папа зовет!

— Да ну-у-у-у… — заныли близнецы.

— Да мне-то что, не ходите, — пожал плечами Чертанов.

— Ну и не пойдем.

— Ну и не ходите.

Сергей и мальчишки уставились друг на друга притворно равнодушными глазами. Но близнецы не выдержали первыми — ворча на надоедливого папашу, они поплелись к лестнице. Петр Иванович, в обычное время смешливый и добродушный, превращался в беспощадного деспота, когда подчиненные неосторожно игнорировали его пожелания. А то, что дети до наступления совершеннолетия (да и после него) подчинены родителям, он считал само собой разумеющимся.

— Свет, ты бы тоже увела этих пенсионеров под крышу, — посоветовал Чертанов. — В кают-компанию или еще куда…

— Почему? — забеспокоилась девушка.

— Василь Василич говорит, ураган скоро.

— Так небо вроде чистое?…

— А вон, видишь, те, маленькие, мчатся как быстро? Это перистые облака — они всегда появляются перед бурей.

— Буря? — оживился Мельхиор. — Чую, чую, грянет буря! И над миром распрострутся крылья ветра! Взвихрится, задует, заволнуется синее море!..

— Заткнись! — шлепнул его по кудрявой голове Бальтазар. — Юноша, срочно устрой нам укрытие — моим костям вредно находиться на холоде и дожде!

— Да, промокнуть мы не хотим, — согласно закивал Каспар. — И вот еще что, молодой человек — добудь-ка мне чего-нибудь попить. Лучше всего хорошего винца.

— Тебе нельзя много пить, ты опять намочишь мантию.

— Наговор! — возмутился Каспар. — Я пью очень осторожно! Я еще ни разу не пролил ни капли! Или ты хочешь сказать, что у меня дрожат руки?!

— Ты намочишь ее уже после того, как попьешь, — холодно заявил Бальтазар. — Давай приготовим тебе лекарство от недержания?

— Ты уже готовил его в прошлом центуме [3], - напомнил Мельхиор.

— Да, хорошо, что мы решили сначала попробовать его на кролике, — затряс бородой Каспар.

— А что случилось? — заинтересовалась Света.

— Сначала у кролика выросли четыре новых ноги, а потом он просто вспух и лопнул.

— Я говорил, что этот эликсир только для людей, — заворчал Бальтазар. — На кроликов не действует.

— Мы попробовали и на человеке, — снова напомнил Мельхиор. — На том бродяге, помнишь?

— А что случилось с бродягой?… — приготовилась к худшему Света.

— Не знаем. Он выпил, а потом побежал и прыгнул в пропасть. С тех пор мы его не видели.

— Надо было все-таки проверить еще раз… — не переставал ворчать Бальтазар. — У эликсиров всегда бывают побочные эффекты…

— Да, Свет, меня и правда что-то знобит… — поежился Чертанов. С тех пор, как он выпил волшебный эликсир, организм все больше и больше расстраивался. Постоянно бил озноб и раскалывалась голова. Сергей очень надеялся, что это все-таки когда-нибудь прекратится — ужасно не хотелось платить за универсальные переводческие способности так дорого. — Дай мне таблеток каких-нибудь, а?

— Опишите подробно симптомы, Сергей Витальевич, — строго приказала Света, заведовавшая на «Чайке» маленьким лазаретом. — Если это что-то бактериальное, надо принять гентамицин или тетрациклин, а если вирусное — амантадин. А если просто сильная боль, то лучше всего обычный аспирин.

— Чепуха! — заявил Бальтазар. — Лучше всего применить шиацу [4]! Я когда-то был великим мастером шиацу!

— Только однажды продавил пациенту череп насквозь, — напомнил Мельхиор. — Лучше давайте просто вылечим его волшебным способом.

— Шиацу — это и есть магия! — настаивал Бальтазар.

— Магия — это когда кругом огни, все подряд превращается во что-нибудь другое, а на шум заглядывают демоны, — заявил Каспар. — Вот что я называю настоящей магией! Помню, в прошлый раз демон хотел одолжить у меня сахарку… Здоровый такой, толстый, красный, с рогами…

— Так он только сахарку хотел?! — поразился Мельхиор. — Да, тогда, конечно, не стоило бить его палкой…

— Еще как стоило! — возмутился Бальтазар. — Мы никому не позволим безнаказанно одалживать у нас сахар!

— Знаете, я лучше все-таки таблетку выпью, — покачал головой Чертанов.

— Пожалуйста, пожалуйста, если вы упорно желаете применять непроверенные антинаучные методы… — обиделся Каспар. — По мне, так нет ничего лучше хорошего заклинания.

Очень скоро действительно разразился шторм. Ветер задул с такой силой, что стало трудно передвигаться по палубе. Матильда Афанасьевна торопливо хлопотала на носу, убирая шезлонги, забытые легкомысленной дочерью. Едва она уволокла последний и захлопнула за собой дверь, налетел особо сильный порыв, вполне способный унести в море даже даму ее габаритов. Петр Иванович, наблюдавший за этим из ходовой рубки, горестно вздохнул.

Водная гладь перестала быть гладью. По ней шли суровые седые валы. Ветер ярился, мча по небу клочья облаков и играя «Чайкой», как щепкой. Фабьев прогнал от штурвала Гену и встал за него сам. Уверенные руки опытного штурмана вели роскошную яхту по этому океану другого мира с той же легкостью, что и по изведанным морям Земли. Глаза то и дело привычно падали на компас, автопрокладчик, экран спутниковой навигации, но тут же разочарованно перебирались к висящей над штурвалом хриспандровой иголке, твердо указывающей в одну и ту же сторону.

— Ух, как бушует! — заглянул в иллюминатор Колобков. — Не потонем, Василь Василич?