Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших - Василий Песков

Посмотреть на эту рыбалку, поснимать на кино-, фото-, видеопленку (в поле зрения сразу шесть десятков медведей!) желающих тысячи. Но чтобы медведей не распутать и чтобы от них же не пострадать, на площадку, откуда видна вся арена рыбалки, одновременно допускаются лишь десять человек. Самолетами эту группу забрасывают в нужное место, вернулись — летят другие. Как удовлетворить без обиды желающих тут побывать?

Медведь-рыболов.

Собирают заявки и устраивают лотерею. Таким образом, на Макнейле могут побывать лишь счастливчики. Я в лотерее не участвовал, и только в порядке большого исключения разрешение мне добыли у самого губернатора штата.

Об аляскинском рунном ходе лососей во времена Русской Америки было написано: «Веслами грести невозможно. Мешает рыба».

С тех пор тут многое изменилось. Но лососи ходят по прежним водным дорогам и в прежние сроки, лишь менее густо. По Юкону из устья в верховье они проплывают около двух тысяч километров. И пока добираются, например, до Клондайка, изрядно теряют в весе.

В прежние времена индейцы с верховья реки на лодках спускались к устью «поесть жирной, не отощавшей рыбы». Тысячи километров морем, две тысячи по реке… Представляете путь к родимой своей речушке или ручью! И как находят? Почему не свернут в сторону где-нибудь ближе?

О том, что лососи возвращаются нереститься туда, где родились, люди догадывались уже в XVII веке. Привязывая цветные нитки к хвостам атлантических рыб, они утвердились в своих догадках. А в наше время проведены более тонкие опыты и еще более убедительные.

В 1975 году в Сиэтле, в университете, где изучают все, что связано с тихоокеанским лососем, я познакомился с профессором Дональдсом.

И он рассказал о своих экспериментах. В лаборатории профессор Дональде инкубировал икру, а к моменту появления из яичек мальков перенес их в пруд. Тут в проточной чистой воде мальки жили, как это бывает и на ручьях, несколько месяцев и потом, помеченные ученым, по трубе, по каналу, по лабиринту воды и суши в Сиэтле ушли в океан.

Прошло четыре года. И вот в сентябре профессор каждое утро стал приходить к пруду.

Нетрудно понять, что пережил ихтиолог, когда однажды увидел: из трубы в прудовую воду устремились большие сильные рыбы. Поймали одну, вторую — на хвостах знакомые метки! Проследим мысленно путь этих рыб: океанский простор, выбор пути к Сиэтлу, залив, протоки, городские каналы, труба… Ничто лососей не сбило с дороги. Вот она, родимая колыбель — прудик с осьмушку футбольного поля.

Опыт произвел огромное впечатление. Но Дональде продолжил его, усложнил. Икру для инкубации он взял теперь у лососей, пришедших в пруд в первый день сентября, и вывел рыб, которые возвращаются из великого океана в маленький городской водоем точь-в-точь в день начала занятий в университете.

Какой навигационный прибор приводит лососей в нужное место с такой потрясающей точностью? Считают: все дело в запахах и в огромной чувствительности к ним лососей — запоминают химический состав воды своей колыбели.

Стремление сюда для продолжения рода тоже логически объяснимо: я тут родился, рос, вынес все превратности жизни, смог добраться сюда — значит, место это для колыбели и первого года жизни вполне подходяще.

А на Камчатке, на реке Никулке, я наблюдал свадьбы рыб. В реку добрались уже сформировавшиеся пары лососей. (Не удивляйтесь, у рыб тоже есть симпатии и антипатии!)

Важный момент — любовная пара роет в мелких камешках яму, куда надо сразу сложить икру. Роют рыбы ее хвостом. Хвосты уже обтрепаны, как старые веники, но лососи продолжают работу. И вот он, главный миг жизни. Стоя бок о бок в потоке воды, самец и самка роняют в ямку половые продукты — икру и молоки. Процесс неспешный. И можно предположить: некая радость любви, чувство — награда за продолжение жизни тут тоже присутствует.

Финал. Ямка с икрою в каменной гальке, опять же хвостами, закопана. Все. У рыб уже нет сил сопротивляться течению. Войдя из соленой океанской воды в мир воды пресной, лососи перестают питаться. Все их энергетические затраты идут за счет жировых и белковых запасов тела. Организм при этом перерождается.

Изменяется и внешний вид рыб. Серебристые их бока темнеют, покрываются красными пятнами (нерка вся делается огненно-красной), выгибается крючком нижняя челюсть, на спине появляется горб (у горбуши в особенности).

И вот теперь, когда все жизненные силы истрачены, когда даже медведь побрезгует истощенной, сносимой течением рыбой, лососи доживают последние дни и часы. Жизненный цикл закончился.

Что это — сбой, ошибка природы, странная ее расточительность? Вряд ли. Скорее жесткая, выработанная эволюцией целесообразность.

Умершая рыба — это фосфор, белок. На этом субстрате в кристально чистой воде, на промытых камнях что-то произрастет, разовьются живые мелкие существа. А все это — корм для малюток лососей. Умирая, лососи служат потомству. Мальки будут жить в речной воде год, а окрепнув, скатятся в океан. Три-четыре-шесть лет жизни (у разных лососей разные сроки), и они повторят счастливый и смертный родительский путь. Круг жизни замкнется.

Фото из архива В. Пескова. 21–24 октября 1994 г.

Возвращение стерляди

(Окно в природу)

Это было в августе, после Ильина дня, когда вода в Оке стала уже холодной. С некоторым запозданием в Алексине осуществили то, о чем мы писали в апреле. Мальки стерляди подросли, и меня пригласили на торжественный выпуск их в реку.

Около двух тысяч рыбок выпустили буднично — подвезли к реке небольшую цистерну, и в две минуты стерлядки получили свободу. Но десятка четыре юрких остроголовых рыбок выпускали торжественно. Мы забрели с белым тазом в Оку и дали стерлядкам величиною почти с карандаш выплыть из таза в реку своих родителей.

Интересно было за ними понаблюдать. Стерляди стайкой собрались на дне головою против теченья и затаились. Взять их рукою было уже нельзя — стрелками юркнули в глубину.

При слове «стерлядь» сразу же вспоминается слово «уха». По вкусу эта самая мелкая рыба из семьи осетровых ценится выше всех остальных.

Водилась стерлядь раньше во всех крупных реках России до самого Енисея. Редкостью не была, но ценилась выше любой другой рыбы — «пять рублей фунт» (пшеничная булка в те годы стоила пять копеек).

Довольно глянуть на стерлядь, чтобы понять: перед нами древнейший обитатель земли. Чешуи на теле стерляди нет, зато сверху она покрыта прочной бронею костяных щитков.

В отличие от всех осетровых стерлядь — рыба оседлая, она не скатывается после нереста в море, а остается в реке, избирая для жизни глубокие ямы, и зимует тут в полусне, не двигаясь, не питаясь, располагаясь на дне иногда в несколько ярусов.

Корм рыбы донный, мелкий — личинки насекомых, в первую очередь комаров (я видел стерлядь, желудок которой был набит рубиновым мотылем). Рот рыбы, обращенный ко дну, кажется, не способен ничего захватить сверху. Но стерлядь, как и все рыбы, присутствует на пиру летом, когда в воду, подобно снегу, падают такие же древние, как семья осетровых, поденки. Стерляди ловят поденок, переворачиваясь брюхом вверх.

Величина рыбы в разных реках неодинакова. В низовьях Волги обитают стерляди в два килограмма. В сравнении с ними окские выглядят крокодилами, которых трудно держать в руках, — 6 килограммов.

А Сабанеев пишет о великанах (Иртыш) весом до тридцати килограммов. Стерлядь любит чистые реки с сильным течением. Но она хорошо себя чувствует и в просторных прудах и озерах. «В Поволжье раньше не было помещичьей усадьбы, где бы в прудах не держали стерлядок». Правда, в водоемах без течения эта рыба не нерестится. Но если вдоволь донных кормов, она быстро растет и жиреет.

В последние десятилетия стерлядь повсюду либо вывелась, либо стала рыбою редкой. Считалось, например, что в районе Алексина на Оке она совершенно исчезла. Но в последние годы стерлядь стала изредка попадаться. Причину ихтиологи видят в том, что Ока становится чище. (Индикаторы качества вод — раки и пескари — тоже появились в реке.) Происходит все это по пословице «Нет худа без добра». Сбросы в реку не стали чище. Но бедственная остановка многочисленных производств убивала сбросы, и это сразу сказалось на жизни реки.

Знаток рыб России Леонид Павлович Сабанеев выращивать молодь стерляди на рыбных заводах не советовал — «дело до крайности хлопотное». Но на химическом комбинате в Алексине все же за дело взялись, приспособив для этого, как мы писали, большие баки в бывшем пороховом цехе. И дело сразу пошло на лад. При строгом контроле ихтиолога-самоучки Вячеслава Шебанина мальки белуги тут выросли до семи килограммов (в природе вес был бы три килограмма) — «хороший корм, стабильная температура воды». При бедственном положении осетровых на Волге иметь страховую популяцию этой рыбы на Оке крайне важно. И с коммерческой стороны дело выгодное — московские рестораны, пожелав того, могут иметь живую ценную рыбу.