Последний бой Лаврентия Берии - Елена Прудникова

Сотрудник охраны, привычно пригнувшись, открыл переднюю дверцу, потом заднюю. Павел выбрался из автомобиля, сделав вид, будто он тут тысячу раз бывал и ничему не удивляется – по правде сказать, удалось ему это с большим трудом, – выпрямился и взглянул наконец на дом.

От крыльца к ним шел какой-то человек. Утреннее солнце, светившее прямо в глаза, слепило, и лица человека было не разобрать, – но зачем майору Короткову видеть лицо, когда он узнал походку? Он тут же выпрямился и, радостно просияв, щелкнул каблуками. Хрущев стремительно подошел и обнял своего бывшего ординарца, крепко и по-дружески.

– Никита Сергеевич! – сразу растеряв всю официальность, радостно выдохнул Павел.

Тот вместо ответа хлопнул его по плечу и подтолкнул в сторону видневшейся в саду беседки.

– Завтракал?

Майор замялся.

– Вижу, что нет. Пошли.

– Неудобно, Никита Сергеевич, – оглядываясь на сопровождающих генерала и полковника, которых не пригласили, пробормотал Коротков.

– Ишь какой! На фронте из одного котелка удобно было, а теперь он церемонии разводит. Пошли, пошли…

За завтраком Хрущев успел расспросить Павла обо всем. Про жену, про сына, об учебе и о жизни. Под конец Коротков совершенно перестал стесняться, так, словно не на правительственной даче сидел с членом Политбюро, а снова с генералом Хрущевым грязь месил на переднем крае. Никита Сергеевич был все такой же простой и веселый, с ним было все так же легко. Наконец, напившись чаю, он вдруг как-то сразу посерьезнел и заговорил совсем о другом.

– Вижу, ты, Павлуша, как был честным человеком, так им и остался. Оттого и не хотел я тебя к себе брать. Политика дело грязное, жаль было такого парня портить. Думал, отучишься в академии, пошлем тебя на заграничную работу, в какую-нибудь страну с теплым климатом. Но теперь все так поворачивается, что придется тебя побеспокоить, поскольку нужен мне для одного дела надежный и верный человек, преданный нашей партии и памяти товарища Сталина.

– Готов выполнить любое задание, – вскочил с места Павел.

– Ты сядь, сядь, – потянул его за руку Хрущев. – Что ж мне на тебя, снизу вверх глядеть? И мой тебе совет как старшего товарища: никогда так не говори. Любое задание он готов, понимаешь! Нельзя так некритически. Надо делать с разбором. Те, в Нюрнберге, именно так и размышляли: мол, фюрер все за нас решает, а наше дело подчиняться. Знаешь ведь, чем все кончилось… Знаешь?

Павел молча кивнул, совершенно сбитый с толку. Услышать такое от своего старого командира было странно.

– Удивляешься? – продолжал тем временем Хрущев. – Думаешь, разве партия может отдать преступный приказ? Партия, мил друг, не может, а вот отдельные враги, в нее пробравшиеся, очень даже могут, и долг коммуниста всегда быть бдительным.

– Это вы меня проверяете? – понял наконец Павел.

– Это я тебя воспитываю, по старой памяти, чтобы не был теленком. Теперь о том, зачем ты мне понадобился. Мы нынче не на фронте, ты мне не ординарец и от дела этого имеешь полное право отказаться, если оно придется тебе не по душе…

Павел нахмурился и вопросительно взглянул на Хрущева. Тот положил ему руку на локоть.

– Не то ты подумал, товарищ Коротков. Задание у тебя будет самое что ни на есть чистое, достойное настоящего коммуниста, но неприятное. А ты очень уж человек хороший…

– Никита Сергеевич, – обиженно сказал покрасневший от таких похвал Павел, – я же не гимназистка. Мне приходилось и допрашивать, и расстреливать, и во вражеский тыл ходить!

– Ну, коли так, слушай, – Хрущев хлопнул ладонью по столу. – Буду говорить прямо. Ты об аресте врага народа Берия знаешь?

– Кто же не знает, – пожал плечами Павел.

– Сейчас этот мерзавец сидит у нас в тюрьме. И ты, если согласишься, будешь у него следователем.

– Я? – от неожиданности Коротков даже поперхнулся. – Так ведь в МВД и в прокуратуре специалисты – не мне чета.

– Правильно. И эти специалисты тоже будут допрашивать Берию обо всех его подлых изменнических делах. Но у тебя задание особое. Ты придешь к нему и скажешь: ты сотрудник центрального аппарата ГРУ, тебя прислал товарищ Маленков, председатель Совета Министров, чтобы Берия рассказал тебе подробности реформ, которые он собрался проводить.

– Вредительство? – оживился Павел. – Это я умею, на Украине разматывать приходилось.

– Украина у нас вообще на все случаи жизни энциклопедия. Не знаю уж, вредительство или не вредительство… В общем, пусть Берия тебе рассказывает, что он там в экономике задумал. И чем больше говорит, тем лучше. Он ведь тоже жить хочет, и постарается доказать, что он для страны человек полезный. А ты можешь пообещать ему смягчение участи: мол, если докажет свою незаменимость, то Маленков убедит партию и правительство его помиловать…

Хрущев замолчал, налил себе еще чаю. Павел несколько секунд сосредоточенно думал, потом поднял голову:

– А на самом деле?

– Что ты имеешь в виду? – спросил Хрущев, взглянув быстро и весело.

– Расспрашивать Берию об экономике может кто угодно, для этого верный человек не нужен. Какое будет мое настоящее задание?

– Да, забыл я, каков ты есть, Паша. Глаз алмаз, руки золото, а про голову и говорить нечего. Одно слово: разведчик. Не ошибся ты, задание у тебя на самом деле другое. Можно сказать, ювелирное. Следствие будет вести Генеральный прокурор товарищ Руденко, он на Берию нажмет крепко, а ты постарайся с ним, как бы это… помягче, поспокойней. Войди в доверие, пусть он к тебе проникнется… и ты к нему проникнись. Он, конечно, враг, но ведь и человек тоже. Может, он запутался, может, враги его охмурили, настроили против нашей партии и против ее Политбюро. Найди в нем это человеческое и за него зацепись…

Павел нахмурился.

– Не по душе тебе, вижу, – тут же быстро сказал Хрущев. – Ладно, в таком случае езжай домой и забудь обо всем, что я тут говорил…

– И в самом деле, не по душе мне с врагом народа психологию разводить. Но если это для дела нужно, то мои чувства значения не имеют. Сделаю, как надо…

– Для дела, Паша, для дела. Твоя задача – чтобы он тебя завербовал. Ему очень нужна связь со своими подельниками, оставшимися на свободе. Пусть он попробует установить ее через тебя, доброго и глупого следователя. Понял?

– Теперь понял, – улыбнулся Павел. – Не первый день в разведке, Никита Сергеевич! Ради этого можно и в Берии человеческое поискать.

– Ну вот и молодец. Если все пойдет хорошо, можешь наведаться к его дружкам, установить связь между ними и Берией. В общем, задача твоя выведать об этих предателях как можно больше. Так, чтобы мы смогли сразу накрыть всю организацию. Если выполнишь, не обижу и не забуду.

– Никита Сергеевич, – обиженно вскочил Павел, – я с вами на фронте не ради наград… И теперь тоже… Все сделаю, что смогу!

– Все-таки обиделся… Ну прости дурака, забыл я, какой ты у нас горячий. И еще раз я тебя обижу, Павлушка. Потому что предупрежу: о задании твоем – никому и ни при каких обстоятельствах. Ни под пыткой, ни в бреду, ни жене в постели… У Берии всюду глаза и уши, и если они о тебе узнают, никого не пощадят. Им не привыкать. Знал бы ты, сколько невинных душ на их кровавых руках. Им что женщина, что ребенок… Эти люди, они те же фашисты… нет, они хуже фашистов, потому как воюют против своего народа. Но мы им голову отрубили, отрубим и их грязные руки. Понял?

Павел, посерьезнев, кивнул.

– Ну, тогда иди. Сейчас тебя отвезут прямо к нему. Проведи первый допрос. Лошадей не гони, в душу не лезь, просто присмотрись, определи, как работать дальше. И помни: партия надеется на тебя, товарищ Коротков…

Обратно Павла везли на обычной потрепанной «эмке», чтобы не привлекать внимания. В штабе его уже ждали. Коренастый полковник, кивнув, предложил следовать за собой и повел во второй двор, по углам которого стояли танки, блокируя все подступы к бункеру. Спустившись вниз, полковник представил Павла худощавому строгому майору. Они прошли по узкому коридору в небольшую комнату. Стены завешаны картами, на одной портрет Сталина, в углу сложены штабелем несколько простых столов и стульев. Один из столов стоит по центру, за ним – удобное кресло, перед ним – стул. Вот и вся меблировка.

– Сейчас приведем, – сказал полковник и вышел.

Павел уселся за стол, успокаивая себя. Ну что такое, в самом-то деле, – волнуется, как мальчишка перед первым свиданием. Можно подумать, он в жизни своей никого не допрашивал. Будь Берия хоть трижды министр, а все равно он враг, и вести себя с ним следует вполне определенным образом. Может быть, мандражит из-за того, что задание сверхответственное? Если его выполнить, потом служба пойдет, как по шоссе…

По правде-то сказать, на утреннем свидании он изрядно в дурачка поиграл. Нет, конечно же, он был рад встрече со своим генералом, – но майор Коротков давно уже не тот простоватый парнишка, который бегал за членом Военного совета Хрущевым по траншеям. Задание партии есть задание партии, и он, как коммунист, его выполнит… но слова Хрущева о врагах он услышал и понял, почему первый секретарь ЦК КПСС не вызвал его к себе в Кремль, а приказал тайно доставить утром, в самый неурочный час, на дачу. И к тому, что среди подельников Берии могут оказаться очень важные персоны, он тоже готов. Вот только не Никите Сергеевичу учить его, военного разведчика, допрашивать врагов. Сказал тоже: «проникнуться», человеческое поискать… Да если он сейчас начнет играть, хотя бы в самой мелочи, такой опытный волк, как Берия, тут же его размотает. Не проникаться к нему надо, а вести допрос, как положено. Связь нужна не ему, а Берии, вот пусть он и «проникается», пусть ищет в молодом следователе то человеческое, за которое его можно зацепить и завербовать. А он понаблюдает, опыта наберется…