Последний бой Лаврентия Берии - Елена Прудникова

– Во-первых, гражданин Берия, я не как бы прокурор, я – Генеральный прокурор Советского Союза. Во-вторых, я намерен изобличить вас как изменника и иностранного шпиона, готовившего государственный переворот, а также организатора репрессий против невинных людей, честных членов партии.

Берия презрительно сощурился:

– А я, получается, у ваших честных членов партии честь отобрал. Тогда уже пришейте мне заодно и изнасилование всех московских проституток.

Руденко бархатно засмеялся:

– А это мысль, спасибо. Полезно иметь дело с опытным человеком. Учтем ваше предложение.

Он прошелся по комнате, остановился напротив арестованного и снова принялся его внимательно разглядывать.

– Только зачем же проституток? Нет, это не вызовет сочувствия в обществе. Вы у нас будете обвиняться в изнасиловании невинных девочек, школьниц. Всем известно, пожилые мужчины любят этаких… – он покрутил пальцами, подыскивая слово, – молочной спелости… Подумать только, нашей страной руководил растлитель малолетних! С какой репутацией останется в истории такой великий чекист и государственный деятель!

Берия вздрогнул, кисти рук, перехваченные браслетами, тут же отозвались острой болью. Руденко увидел, довольно улыбнулся.

– Рад, что вы все правильно поняли. И вам, Лаврентий Павлович, надо будет очень постараться на следствии, чтобы этого не произошло!

Да, Лаврентий, к такому ты не готов. И ведь даже винить некого, сам мысль подал! Он вскинул голову и проговорил с холодным презрением:

– А потерпевших откуда возьмешь? Своими, что ли, девочками поделишься, красавец?

Руденко вскочил, как от плевка в лицо, схватил ремень и с силой хлестнул Берию, так, что красный рубец пролег от макушки до подбородка. Вот так так! Ну, Лаврентий, неужели же не думал, не гадал, нечаянно попал, да в яблочко? А ведь, судя по лицу, прокурор-то сладенькое любит… Да, один ноль в пользу арестованного… но больно, черт! Берия наклонил голову и все так же холодно усмехнулся:

– Кажется, вы исчерпали свои аргументы, господин Генеральный прокурор.

Руденко вернулся на место и тихо, бешено сказал:

– Я проведу следствие, а потом состоится столь любимый тобой открытый процесс, на котором ты полностью признаешь свою вину.

– Вы в этом уверены?

– Вполне. Ты ведь сам знаешь, у нас есть методы. И не таких ломали. А если ты захочешь облегчить свою участь, то станешь сотрудничать со следствием. И если будешь хорошо сотрудничать, то умрешь всего лишь как заговорщик, а не как палач и насильник. Вот тебе мое последнее слово. Ясно?

Да, куда уж яснее. Если дело лишь в том, чтобы признать свою вину… то, может, и черт с ними? Берия несколько секунд молчал, а потом глухо спросил:

– Чего вы хотите?

– Фу-у! – выдохнул Руденко. – Давно бы так… А то упирался, как ишак. Значит, во-первых, признание вины, как доказательство твоих добрых намерений. Во-вторых, имена всех подельников. В-третьих, местонахождение архива товарища Сталина, который по твоему приказу украли с его дачи. В-четвертых, местонахождение твоего собственного архива.

Ну, вот он и выложил все и сразу. А то мурыжил бы вопросами день за днем. Если дело обстоит так, играть дальше не имеет смысла. Берия поднял голову и сказал, очень четко и спокойно:

– Ясно. А теперь вы меня послушайте, господин Генеральный прокурор. О первом не может быть и речи. Зачем мне собственными руками класть себе в гроб вашу клевету? Подельников ищите сами, я вам не Ежов, чтобы сдавать своих. Насчет архивов – можете передать вашим хозяевам, чтобы они подобрали слюни. Архивы где были, там и останутся… – Руденко вскочил было, но Берия чуть повысил голос, и в нем была такая сила и ярость, что прокурор невольно сел обратно. – Я еще не все сказал! Лучше получить клеймо садиста и насильника… все, что угодно, лучше, чем вступать с соглашения с такой мразью, как ты и твой генсек. Вот теперь все. Допрос окончен.

Руденко несколько секунд сидел оглушенный, потом взял телефонную трубку и вызвал конвой.

В отличие от прежней камеры, свет в бункере не гасили никогда. Берия то присаживался на койку, то мерил шагами комнатку и думал, думал…

Так… Неожиданностей не произошло. Может быть, его и хотели сразу убить, да не связалось что-то у них. А теперь не убьют, потому как им нужны имена его людей и архивы. Ничего хорошего в этом нет, они побьются какое-то время, а потом начнут пытать. Берия невольно поежился. До сих пор его еще не пытали, этого попробовать не приходилось. Били в грузинской контрразведке в двадцатом – это да, с тех пор и почки болят, – но всерьез мастера развязывания языков за него не брались, и он не знает, как поведет себя на допросах с пристрастием. Это плохо, да… Если бы он был уверен, что архивы сумели перепрятать, что хрущевские псы не добрались до других его людей, что те догадаются уйти и завязать за собой концы, на случай, если он все же их выдаст. Нельзя выдавать две постоянные явки и руководителей групп, тут хоть умри. Это нельзя, а за прочее он не уверен… Может, сглупил он, следовало воспользоваться предоставленной возможностью и покончить со всем сразу? Ладно, что не сделано, то не сделано, и думать об этом больше не надо, эти мысли отнимают мужество…

Чтобы отвлечься, он припомнил постановление. А ведь странный документик-то. «Расследование фактов враждебной антипартийной и антигосударственной деятельности Берия через его окружение» – это понятно. А вот подбор персоналий в это окружение… Ну, Мешик всем украинским деятелям глаза намозолил так, дальше некуда. Прямой, как танк, как сам Берия в молодости. Мог бы у своего наркома взять и что-нибудь другое. У братьев Кобуловых врагов много, это тоже неудивительно. Гоглидзе не его человек, его сбоку приплели, но он слишком много знает, таких живыми не оставляют. А при чем тут Саркисов, начальник охраны, тем более бывший? Или Шария, с которым они уже десять лет не работают вместе? Он был секретарем Берии в тридцать восьмом… кстати, а Гоглидзе в то же время был министром внутренних дел Грузии. Может быть, они и вправду хотят взвалить на него ответственность за репрессии? Со стороны Хрущева это особенно циничный ход – впрочем, вполне в его духе…

Но в целом, похоже, брали первые попавшиеся имена, те, которые были на слуху. Иначе как проворонили Меркулова? Если уж говорить о «людях Берии», то он из них первый. А Строкач тут при чем? Надо же, какая честь для бывшего министра внутренних дел Украины, отстраненного от работы! Что он за персона такая, зачем его записывают в постановление?

Ладно, с анализом не получается, мало данных, попробуем применить интуицию. Что там говорит чутье разведчика? А говорит оно следующее: от всего этого остается ощущение полной неподготовленности происшедшего. Так, словно бы Хрущеву двадцать пятого пришла в голову некая мысль, а двадцать шестого он уже устроил переворот. Экая чушь! Двадцать пятого Берия вернулся из Германии, где пробыл неделю – за эти несколько часов чисто физически не могло произойти ничего такого, что послужило бы причиной переворота. Или… или это немецкие дела? Конечно, его политика по германскому вопросу поперек горла и Западной Европе, и Америке – но достаточно ли этого для переворота? Или он нечаянно прикоснулся к чему-то такому, что трогать не следовало? Если так, то он и сам этого не заметил.

Нет, пока ничего не понять. Слишком мало информации. Надо будет поиграть с Руденко – вдруг господин прокурор еще чего скажет…

Хрущев только что провел с Серовым и Булганиным небольшое совещание по текущим делам, и теперь они перекусывали в комнате отдыха. Многие из тех, кто работал со Сталиным, восприняли от него эту привычку – обсуждать наиболее важные дела за едой. Никита Сергеевич был в их числе. И теперь он самый трудный и скользкий вопрос отложил как раз на время трапезы.

– Так вот… – сказал Хрущев, отодвигая тарелку. – Руденко провел сегодня первый допрос.

– И как результаты? – поинтересовался Булганин.

– Ясно как – наш грузинский друг в полном отказе, говорить не желает. Роман слегка на него нажал, но без результата. Я вот что думаю: пусть он пока его потреплет, легонько, не всерьез, а мы тем временем сделаем так, как ты, Ваня, предложил. Подсунем ему другого следователя.

– Предложить-то я предложил, – пожал плечами Серов. – Да только Берия все эти приемы лучше меня знает. Его так дешево не купишь.

Хрущев откинулся на спинку кресла, взял стакан с чаем и мечтательно посмотрел на потолок, улыбнулся.

– А ты слыхал, Ваня, что на каждую хитрую гайку найдется болт с винтом? Раз нельзя дешево, значит, купим дорого. Мне тут товарищ Маленков одну мысль подал. Но нужен человек верный, неглупый и в столичные дела не замазанный. Такой, чтобы Берия ему поверил.

– Где ж такого найдешь, – хмуро сказал Серов. – Никому из прокуратуры он не поверит, а из МВД я никому не поверю.