Контуберналис Юлия Цезаря - Олег Мазурин

Победившие мирмиллоны, раненые и невредимые ушли с побежденными, ранеными и оставшимися в живых, ретиариями в обнимку. Тяжело и смертельно раненых гладиаторов добили кувалдами конфекторы — «завершители». Трупы всех, кому не повезло в сражении, рабы — служители цирка — длинными баграми затащили в Ворота смерти. Следы крови засыпали песком и мраморной крошкой. Собрали в корзины щепки от щитов, трезубцев, поломанные клинки и зубья, кусочки перьев и сеток. Ланисты подсчитывали в уме прибыль: ведь за каждого убитого Цезарь обещал им по четыре тысячи сестерциев, а за оставшихся в живых — по восемь.

На арене появилось сотни служителей. Они ставили столы по кругу амфитеатра, ближе к зрительским трибунам, и подавали на столы всевозможные яства: зажаренные целиком быки, свиньи, козы, различные вина и блюда с десертом: апельсины, мандарины, гранаты, яблоки, виноград, груши, имбирь, финики и прочее другое.

Сначала этими яствами насыщалась римская знать, но не вся. Допустим, Цезарь увлеченно беседовал с Клеопатрой и Антонием. Лепид дискутировал с каким-то патрицием в сенаторской латиклаве. А Фабий и Иван последовали примеру большинства родовитых зрителей и спустились в низ. Наставник и ученик отведали телятины, запили тускуланским вином и прихватили с собой виноград и инжир.

Иван рассчитывал, что Домиция спустится вниз, и он познакомиться с ней. Но та не спустилась. Римляне, увидев изобилие еды на арене, устремили свои благодарственные взоры на Цезаря. Отовсюду понеслись хвалебные выкрики в его адрес:

— Слава Цезарю! Щедрому и благодетельному!

— Аве, божественный Цезарь! Да храни тебя Юпитер!

— Слава диктатору!

— Да здравствует Отец Рима!

… Корнелий Домиций Долабелла, седой пятидесятилетний патриций плотного и коренастого телосложения, энергичный и властный, повернулся к своему спутнику — красивому темноволосому мужчине лет тридцати. Мужчина источал грубую мужскую силу: мощный торс, рельефные мускулистые руки, бычья шея, волевой скульптурный подбородок, упрямо сжатые губы, тяжелый немигающий взгляд черно-коричневых глаз, безжизненных и пустых. Чувствовалось, что этот брутальный человек — вовсе не оратор и не философ, и тем более не политический деятель, а закоренелый прямолинейный вояка, и это его основное занятие. То был будущий зять Долабеллы — военный трибун четырнадцатого, запасного легиона по охране Рима и Италии Тиций Квинт Фаррел.

Сенатор и трибун недовольно переглянулись.

— Лысый монарх завоевывает дешевую популярность, — зло процедил Долабелла.

— Да чернь его любит до безумия, — согласился с ним Фаррел.

— Он раздает щедро левой рукой то, что награбил правой рукой у патрициев. Ведь имущество наших товарищей конфисковано, а сами они либо заколоты мечом, либо удушены в Мамертинском подземелье, либо сброшены с Тарпейской скалы. А жены их и дочери если не убиты и не обесчещены, то отправлены в ссылку по окраинам римской империи или по островам Тирренского моря.

— Хвала Фортуне, что никто не предал нас под пытками. Так бы и мы попали в проскрипционные списки и нас бы лишили не только состояния и имущества, но и головы.

— Юпитер нас любит, оттого и сберег наши головы. Они нам еще понадобятся. Цезарь скоро умрет. У него в последнее время ухудшилось здоровье, и участились припадки Геркулесовой болезни. Либо его смерть может случиться в походе против парфян. Впрочем, не все ли равно, где и при каких обстоятельствах произойдет кончина Лысой Тыквы. Если она произойдет, то это будет благом для нас и великого Рима. И вот, когда это сбудется, и его наконец-то перевезет через Стикс безмолвный Харон, то амбициозные Марк Антоний и Гай Юлий Октавий столкнуться в борьбе за царскую корону, как Геракл и Немейский лев, у трона в курии Помпея или на Капитолии. Они будут делить власть, пурпурный плащ и императорский венок, а мы поможем племяннику Цезаря свалить с ног Антония. Этого бабника и пьяницу я ненавижу также как и Цезаря. Императорский лизоблюд!

— Будем молиться славному Урану, чтобы Цезаря поскорее постигала кончина. Надоело мне жить при его власти, — сказал Квинт Фаррел. — Жаль, что рядом с нами нет нашего великого Гнея Помпея Великого, он бы нам помог спихнуть Лысую Тыкву с трона.

— Жаль, конечно, нашего великого полководца, но Помпей сам виноват, что позволил Цезарю захватить верховную власть в Риме. Гней совершил при этом много ошибок. Первый промах: Помпей на свою голову, рискуя жизнью, спас Лысую Тыкву от мести страшного Суллы Счастливого. Второй: под баснословное кольцо и имя Помпея были уплачены киликийским пиратам пятьдесят талантов выкупа, когда Цезарь попал к ним в плен. Третий: именно Гней ввел Цезаря в Сенат и оставил его вместо себя консулом, когда сам ходил в военные походы. Четвертый: не посовещавшись с сенаторами, он отдал в подчинение Цезаря пятьдесят тысяч легионеров — это целых двенадцать легионов отменных воинов! И пятая роковая оплошность: Помпей не предпринимал никаких активных действий до тех пор, пока Цезарь не перешел Рубикон, и тем самым был застигнут врасплох и морально сломлен.

— И в битве при Фарсале имея подавляющее численное преимущество, был робок и нерешителен и позволил Цезарю разгромить его войска, — добавил Квинт Фаррел. — Действительно, Помпей сам виноват в своем падении: если бы он в свое время не взял в верные друзья Цезаря и не женился на его дочери, то правил бы Римом до сих пор.

Долабелла согласно кивнул.

— Тут и к Минерве не ходи…

— Смотри, Давритус! — воскликнул Фабий и указал в сторону упитанного грека вертящегося у стола с яствами.

Иван повернул голову налево и увидел знакомую физиономию сутенера.

Контуберналис и центурион подошли к торговцу девичьими телами. Тот яростно вгрызался желтыми плохими зубами в сочную с подрумяненной корочкой утиную ножку. По подбородку Давритуса тек жир, и грек вытирал его краем накидки.

— А, сальве, старый Сатир! — поприветствовал сутенера Фабий. — Ты тоже здесь. Надоели твои девочки, решил посмотреть на мальчиков. Я скоро прейду помыться, готовь своих нереид! — похлопал по плечу грека центурион Фабий.

Давритус махнул головой и предупредительно улыбнулся.

— Как скажешь, господин. Я всегда рад видеть тебя и твоего патрона. Ваши частые посещения — это мое финансовое благополучие. Да не даст мне солгать богиня любви и красоты — Афродита.

— Как там знойная иберийка? Все так же неутомима в ласках? — осведомился центурион.

— Ее уже я не содержу, господин. Продал ее в лупанарий за излишнюю строптивость. Там из нее быстренько сделают настоящую и дешевую «волчицу».