Диана де Пуатье - Филипп Эрланже

Под защитой кораблей, ощетинившихся пушками, два врага разыграли притворную сценку встречи родственников. Довольно много времени заняли ненужные излияния и бесполезные слова. Карл Пятый пообещал выдать замуж за герцога Орлеанского свою дочь или племянницу, в чье приданое входила Миланская область. Франциск обязался защищать земли императора, пока тот будет сражаться с Неверным. Ни один из них не собирался держать слово, но преимущество было на стороне Габсбурга, который заставил Валуа тешиться иллюзией и обязал его объявить вражду своим бывшим союзникам. Коннетабль в восторге заявил, что «оба они, император и король, могут отныне считать, что дела одного из них — это в то же время и дела другого». Члены кружка добронравных католиков поздравили себя с тем, что смогли «обратить в другую веру» Его Величество.

Мнение госпожи де Брезе, которую два года назад считали полностью посвятившей себя наставлению молодых женщин, оказалось теперь решающим на том куске шахматной доски, где играли судьбами империй.

Филиппа Дучи произвела на свет девочку и удалилась в один из монастырей. Дитя окрестили Дианой, что послужило основой для размышлений о том, не была ли ее настоящей матерью вдова Сенешаля. Брантом в это поверил. В действительности, госпожа де Брезе не имела никакого отношения к произошедшему, но, дав свое имя этой незаконнорожденной девочке, она в первый раз заявила о своих правах на все, что касалось дофина, и особенно на его детей.

Рождение ребенка было окружено тайной. Тем не менее об этом стало известно при дворе, и новость оказалась действительно ошеломительной. Отныне нельзя было отрицать, что род Валуа рисковал угаснуть. Вся ответственность за это ложилась на плечи Екатерины Медичи, которая вот уже пять лет оставалась бесплодной. Неужели кровь королей Франции будет принесена в жертву этой самозванке? Слухи, появившиеся после смерти дофина Франциска, набрали силу и вылились во всеобщее возмущение. Необходимо было изгнать флорентийку и найти принцу достойную жену. Клод де Гиз отважился предложить в этом качестве свою младшую дочь Луизу, признанную красавицу. Разве ее старшая сестра Мария не стала женой короля Шотландии? Коннетабль, который начинал завидовать лотарингцам и уж конечно не хотел, чтобы Генрих женился во второй раз, все же не осмелился подвергнуть опасности судьбу династии. Советники ратовали за развод, и Монморанси, по крайней мере, сделал вид, что согласен с таким решением.

Удар оказался силен как для Екатерины, так и для Дианы. Чего будет стоить любовница, которая годилась дофину в матери, рядом с красивой, плодовитой супругой благородного происхождения? Анна д'Этамп уже торжествовала.

Но она не учла мнения своего господина. Госпожа де Брезе прекрасно знала короля. Очень возможно, что она приободрила упавшую духом Екатерину и указала ей тактику поведения. Она также не забыла внушить девушке, какую благодарность нужно испытывать к подруге, которая пришла ей на помощь в такой беде и не дала Генриху нанести решающий удар. Ученица оказалась необыкновенно способной: она все поняла с полуслова.

Сотрясаясь от рыданий, госпожа дофина бросилась к ногам Его Величества: она знала, что обречена, и хотела избавить короля от необходимости произнести справедливый приговор. С этого момента она была готова уйти в монастырь или, если бы он посчитал это возможным, стать смиренной камеристкой новой принцессы. В ее сердце оставалась только гордость оттого, что однажды ее допустили в лоно королевской семьи.

Когда она обнимала колени своего шурина, потоки ее слез становились еще сильней. Сердце «галантного короля» дрогнуло. Франциск любил свою невестку, которая всегда была с ним предупредительна и умела ему польстить, разыскивая в уголках Тосканы редкие изысканные предметы, драгоценные манускрипты и делая ему приятные и неожиданные подарки. Этот великий знаток людей первым разглядел в ней недюжинный ум. И, конечно же, на его взгляд, особенно ценным в Екатерине было очарование Италии. С необычайной ловкостью она ухитрилась сохранить акцент и веяния моды своей страны. Ничто в латинской культуре не было ей чуждо. Рядом с ней триумфатор Мариньяно мог мечтать о счастливых днях в потерянном раю.

Франциск поднял коленопреклоненную девушку:

«Дитя мое, — сказал он, поцеловав ее, — если Господу было угодно, чтобы Вы стали моей невесткой и супругой дофина, я не хочу, чтобы это изменилось, и, быть может, Бог снизойдет к Вашим и Нашим мольбам».

Екатерина выразила ему свою бесконечную признательность, так же восторженно поблагодарила госпожу д'Этамп. Но ее победа — и ей это было прекрасно известно — зависела от молчания ее супруга. Станет ли король настаивать на своем решении, если дофин посетует на то, что он не сможет дать короне наследников?

Судьба Екатерины была в распоряжении той, что удерживала дофина от подобного шага, и Диана отлично знала, как извлечь наибольшую выгоду из этого союза.

Франциск I стал предметом договора, под которым Медичи не побоялась подписаться. Пользуясь тем, что он получал удовольствие от ее компании и от ее ласкового отношения, Екатерина предала его ради блага собственной соперницы, ради любовницы своего мужа! Вторая дама Франции унизилась до обычного шпионажа. Она льстила, угождала каждому, очаровывала и государя, и королеву, и фаворитку, и коннетабля, и грандов. Всегда милая, улыбчивая, услужливая, предупредительная, вечером она передавала своей драгоценной кузине сведения, которые ей удалось почерпнуть за весь день. Чтобы представить себе, насколько унизительной для нее была эта ситуация, достаточно вспомнить о том, что она не переставала обожать своего неверного мужа, и за своей ласковой наружностью прятала жестокую ревность.

С каким презрением относились гордая Диана и высокомерный коннетабль к этому созданию, смирившемуся со своим позором ради того, чтобы сохранить свой смехотворный титул! Когда через двадцать лет они увидели под маской ее истинное лицо, то, должно быть, ужаснулись.

Итак, Екатерина оказалась в абсолютно бесправном положении, а Диана обрела авторитет и власть настоящей супруги дофина, стараясь при этом сохранять видимость того, что в их отношениях «нет места сладострастию».

Госпожа д'Этамп в ярости искала, чем она сможет защитить себя. Слабое здоровье короля оставляло ей мало надежд на безбедное будущее, но, слава Богу, у него был еще младший сын, который, согласно традиции, смог бы заставить старшего брата вести себя осмотрительно и благоразумно.

В свои семнадцать лет Карл, герцог Орлеанский, был очень горяч, бескрайне храбр и отчаянно амбициозен. Он не походил ни на Людовика XII, ни на того дворецкого, которого злые языки называли отцом покойного короля.73 Он напоминал своего предка, первого Людовика Орлеанского, убитого на улице Барбетт, и был, как и он, очарователен, весел, великолепен, неистощим на остроты и любезности, безрассудно храбр. Анна д'Этамп тщательно поддерживала в его отце то предпочтение, которое он оказывал своему младшему сыну. Она представляла себе, как образует вокруг принца кружок из молодых людей, противопоставив юность юности. Или еще лучше: как она извлечет выгоду из достижений политики, которую кропотливо проводила госпожа де Брезе. Если в знак заключения нового союза Карл действительно женится на дочери императора и станет царствовать или в Нидерландах, или в Миланской области, Диана попадется в расставленную ею же ловушку, дофину же придется относиться к брату с особым почтением.

Такие грандиозные планы отнюдь не помешали фаворитке развязать истинно женскую войну. Возраст Дианы был ее самым уязвимым местом. Анна без конца эксплуатировала эту тему, извлекая из нее выгоду для себя. Она, например, утверждала, что родилась в день свадьбы Великого Сенешаля и своей соперницы (хотя в действительности разница в возрасте между двумя женщинами составляла всего девять лет). В ее окружении любовницу дофина с удовольствием стали называть «старухой».

И этого оказалось недостаточно. Госпожа д'Этамп привлекла в качестве помощника Ювенала из Шампани, поэта Вуте, которому было приказано поливать грязью ненавистную ей соперницу. Так появился сборник латинских стихов под названием «Одиннадцатисложники», в самом изящном из которых охотница предстает перед нами как старуха с морщинистым, дряблым и нарумяненным лицом, вставными зубами и седыми волосами:

Ты наделила цветом тучное лицоТы снабдила его зубами,приобретенными для твоего ртаИ скрываешь седые волосы, покупаяНовую шевелюру…

В следующем столетии Мезере подхватил эту беспардонную клевету, добавив от себя новые подробности. «Нельзя было без жалости смотреть на то, — написал он, — как молодой принц восхищается бесцветным лицом, покрытым морщинами, седеющими волосами, порой красными и гноящимися глазами с почти потухшим взором, словом, тем, что все считают покрытыми позором остатками, не подобранными многими другими».