Не переходи дорогу волку: когда в твоем доме живет чудовище - Лиза Николидакис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чед был таким худым, что мог прицепить галстук-бабочку к своей ключице. Он познакомил меня с поколением битников и с «Баухаузом», а еще от него вечно пахло мятой. Как и многие парни в его возрасте – он был старше меня на три года – он читал и часто (неправильно) цитировал Ницше, хотя мне это нравилось: его внимание, его уверенность в то, что я умная, и мы передавали друг другу сотни записок в коридоре, большинство из них были заполнены ужасными стихами, которые мы писали друг другу. Его сальные волосы были длиннее моих, и, конечно, он играл на гитаре. В шкафу его спальни стоял гроб, в котором он иногда спал. У меня не было шансов.
Он никогда не называл меня своей девушкой – а это слово мне так хотелось услышать от него, хотя бы вскользь. Он никогда не говорил слово «любовь», хотя мы встречались, кажется, почти год. Вместо этого он писал мне загадки, акростихи и подавал всевозможные намеки на то, что я ценна для него.
Мать Чеда работала в баре на соседней улице, поэтому обычно он оставался дома один. Однажды ночью он сказал, что хочет поиграть, а поскольку я умела только умиротворять других, то согласилась, когда он снял с меня трусики, согласилась, когда он завязал мне глаза. Его руки были костлявыми и холодными, с мозолями на кончиках пальцев, так как играл на гитаре, и с помощью этих пальцев он опустил меня на матрас. Когда он ввел внутрь первый предмет и сказал: «Отгадай, что это?» – я не сразу поняла вопрос, но догадалась довольно быстро. Я не сказала «нет», не закричала и даже не сжала бедра. Вместо этого я позволила ему засовывать в меня предмет за предметом – маркер, металлическую резьбу лампочки, холодное горлышко пива – и смеялась вместе с ним, пока угадывала.
Тут важно задать вопрос: что есть меньшее, чем ничто? Отсутствие и аннигиляция. Ничего, пустота. Гусиное яйцо, утиное яйцо, большой и жирный ноль. Отрицание и небытие, несущность и несуществование. Исчезновение, уничтожение и (пошел ты на хер, Ницше) нигилизм. Вот что я думала о себе.
* * *
Вскоре после того, как мы с Чедом расстались, я раздвинула ноги – перед мальчиком, у которого текли слюни, пока мы целовались, перед двумя незнакомцами на пляже, которые имели меня по очереди, перед парнем, который снял протез ноги и шлепнул меня по заднице на бейсбольном поле. Пара кузенов давала пять друг другу над моей спиной, пока засовывали в меня свои члены, а однажды я проснулась на кровати в Филадельфии после опьянения наркотиком для изнасилования, и использованный презерватив прилип к моей спине как банный лист. Парень с безумно яркими глазами. Белый парень с дредами. Парень, который удобно жил неподалеку. Парень, который мне больше всех нравился. Это далеко не весь список. Я не помню их всех – людей, которых я впускала в себя, часто без презервативов, и я наверняка не смогла бы сказать вам тогда, за чем я гналась, но сейчас я могу сказать: в те короткие моменты, когда мужчины пробуривались между моих бедер, я принимала секс за возможность любви. Конечно, эта любовь была односторонней. Шлюха – одноразовая вещь в мире подростков. Но я верила, что никто и никогда не испытает каких-то чувств к такой нелюдимой девчонке, как я, слишком долго, поэтому я наслаждалась всеми теми минутами, которые могла заполучить, и прижималась к ним так сильно, как только могла.
Вчера кто-то спросил меня, как я справляюсь с последствиями секса без любви, и мне пришлось думать над ответом дольше, чем ожидалось. Конечно, я продолжала одурманивать себя травкой, но это было не все. Травка не может волшебным образом убрать душевную боль. Я справлялась с пустотой, купившись на миф о классной девчонке. Классная девчонка часами наблюдает за тобой на репетиции группы, ни разу не показав, что ей скучно. Она занимает как можно меньше места. Смотрите, как она складывается сама в себя, пока не станет такой крошечной, что ее можно будет засунуть в бумажник. Она смеется над шутками в духе: «Что сказать женщине с двумя фингалами под глазами? Ничего, ведь ты уже сказал ей дважды». Она смеется над шутками в свой адрес, хотя ей впору было бы дать тебе по яйцам. Классная девчонка не признает своих чувств или потребностей. И уж точно она не говорит о них вслух. А если она это делает, то сразу же становится ворчуньей, занудой, нуждающейся и навязчивой, властной и истеричной. За все годы моей жизни мои потребности никогда не брались в расчет. Если бы вы спросили меня тогда, что мне нужно, на самом деле нужно, то я не смогла бы вам ответить. Вместо этого я была бы отстраненной, спокойной, холодной, как полночь в октябре, но внутренне я бы ругала себя за то, что все время чувствую себя так ужасно за то, что вообще что-либо чувствую.
* * *
Отправляясь в путь, мы сели в «Фольксваген» – я, Мишель и Мальчик, который мне больше всех нравился. В торговом центре было полно игровых автоматов, а «Семейка Аддамс» был нашим любимым, и мы выкладывали четвертаки на стекло этого автомата, предупреждая всех, кто интересовался, что мы от него никуда не уйдем.
Я уверена, что все мы были напрочь обкуренные – как, в общем-то, всегда, – и иногда все, что мы могли достать, был швэг, куча семян и стеблей, а в худшие дни все это смешивалось с тем, на что мы никогда в здравом уме бы не согласились. Может, это был шум, постоянный звон в воздухе, а может быть, мигающие огни, но Мальчик, который мне больше всех нравился, самый крутой на целые мили вокруг, сделал два шага назад во время игры в мультибол и тут же потерял сознание. Мы с Мишель переглянулись, затем присели рядом с ним на корточки, зовя его по имени и легонько шлепая по щекам. Когда он пришел в себя, то на секунду огляделся по сторонам, затем его глаза закатились так, что стали видны только белки, а после этого он снова потерял сознание. Когда он упал в третий раз, мы подперли его плечи своими и вытащили на улицу, опасаясь, что в любой момент здесь могут
