Планка (сборник) - Евгений Гришковец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей огляделся по сторонам, подходящих мест в парке было достаточно. Он взял лопату, посмотрел на сверток, постарался задушить и отогнать свои смущения и неловкость, испытанные у перекрестка. Потом он восстановил в себе горе и ответственность, и пошел к дереву за скамейкой. Очень хотелось быть радикально незаметным. Но также решительно не хотелось уйти из света и копать в темноте. Он зашел за ближайшее от скамейки дерево, и стал копать в стороне от черной тени. Хотя, стал копать,
это неверно. Он стал пытаться копать. Лопата была ни маленькая, ни большая. То есть, как заступом ей работать не получалось, а воткнуть её руками в землю оказалось не под силу. Андрей стал рубить траву и дерн, понимая, что это задача не на пятнадцать минут. Вдруг его осветил луч, который был ярким и подвижным.
— Гражданин! Что это мы тут делаем? — услышал он молодой и очень дерзкий голос.
Андрей вздрогнул, и поднял глаза на свет. Ему светили фонариком прямо в лицо. Он смог разглядеть два силуэта в фуражках, и пара каких то еще, сохранивших активность даже осенью насекомых пролетели через луч.
— Подойдите сюда! — услышал он другой голос, и одна фуражка качнулась. — Сюда идите, гражданин!
Андрей пошел к говорящим, и ему всю дорогу безжалостно светили в глаза.
— Здравствуйте — сказал он.
— Добрый вечер, — ответили ему.
Оба милиционера были молодые и небольшого роста. Когда Андрей подошел к ним, они очень выразительно посмотрели на лопату, а потом снова ему в глаза. Но фонарик свой погасили.
— Чем занимаемся? — спросил совсем бледный конопатый парень. В свете паркового фонаря его глаза были совсем бесцветные.
Пока Андрей шел к ним он отчетливо понял, что у него со собой нет документов и денег, наверное тоже нет. Еще он вспомнил, что водительские права и документы на машину тоже точно остались дома. От этого он весь мгновенно похолодел, но также мгновенно вспомнил, что сейчас он не за рулем…
— Так чем занимаемся? — повторил конопатый.
— Клад ищем? — спросил другой, совсем худой милиционер, при этом он улыбнулся. Один передний зуб у него был заметно сколот. — Может помочь?
— Да ну что вы, какой клад! Тут знаете… — начал было Андрей. Но в это время у худого громко зашипела и загавкала рация, которую тот держал в руке. Милиционер что-то невнятно ответил в нее, и рация стихла.
— Что-что? — переспросил конопатый.
— Я, вы знаете… — снова начал Андрей.
— А документы ваши можно посмотреть? — перебил его худой.
Андрей сбивчиво стал объяснять, что не захватил с собой документы, потому что живет совсем рядом. При этом он махнул рукой как бы в сторону своего дома, махнул для наглядности и убедительности. В тот же миг он понял, что махнул совершенно не туда, извинился и указал в другую сторону. Милиционеры спросили адрес. Андрей отчего-то назвал его сбивчиво и как-то не сразу. Он уже весь вспотел и стал бояться, не понимая, чего собственно он боится. Милиционеры переспросили адрес, узнали имя, отчество, фамилию, возраст, и худой проговорил все это в рацию, которая в ответ крякнула и зашипела.
— На рыбалку что ли собрались? — усмехнулся конопатый. — Так ведь в парке копать червей нехорошо. А это что у нас здесь? — сказал он, включил фонарик, и направил его на сверток, лежащий на скамейке.
— Извините, я понимаю, что это выглядит странно, но тут такая ситуация… — начал говорить Андрей, но его снова перебила рация.
Худой послушал казалось бы совершенно нечленораздельные хрипы, ответил: «Добро!», и рация снова затихла.
— Что это у вас, гражданин? — очень строго спросил конопатый. — И потрудитесь объяснить, что вы тут делаете.
Андрей испугался совсем и стал сбивчиво, невразумительно и как-то очень издалека, стал объяснять, что случилось и как.
— Так у вас там что, собака, что ли?! — спросил худой. — Покажите!
Андрей, продолжая что-то говорить начал развязывать веревку. Это у нег плохо получалось, он суетился, извинялся, но, наконец, размотал и распутал все. Потом он развернул часть свертка, и показались задние лапы и кудрявый, темно рыжий бок Графа.
— Понятно, достаточно. Заворачивайте. — сказал конопатый. — И значит, здесь вы хотели его зарыть. Я правильно вас понял?
— Похоронить. — коротко ответил Андрей.
— А-а-а! А вы понимаете, что это в общем-то парк? Общественное место! — своим дерзким голосом сказал худой. — А что будет если сюда все понесут хоронить — слово «хоронить» он как-то особенно язвительно подчеркнул, — своих собачек, кошечек, хомячков? А?! Что здесь будет? Конечно-о! Давайте, тащите сюда своих черепах, аквариумы! А тут дети, между прочим, гуляют.
Андрей стал оправдываться, что-то объяснять, заматывая Графа по новой. Он соглашался, извинялся, кивал головой.
— По-хорошему, вас надо задержать и наказать, Андрей Михайлович, — продолжал худой. — Немедленно идите домой, чтобы мы вас ни здесь, ни где — либо еще не видели. Понятно?! Я спрашиваю, понятно?
Андрей сказал, что понял. Он сграбастал свою собаку в охапку и стоял так, перед двумя, маленького роста милиционерами вспотевший.
— Лопатку свою захватите, нам вашего ничего не надо — продолжал худой.
— И не надо тут перед нами изображать трагедию! Мы тут — он сделал неопределенный жест, указующий как бы на весь город, — много всякого видели.
— Правда, идите домой, — сказал конопатый. — У меня тоже была собака в деревне, хорошая собака. Я знаю что это такое, когда любимая собака умрет. Но это не значит, что нужно загаживать общественные места.
— А куда же, простите, мне с ним? — беззащитно сказал Андрей.
— Домой! Вы не слышали? — резко ответил худой. — И там подумайте.
— Знаете, — сказал конопатый, — там стоят большие мусорные бак, туда собирают листья и мусор со всего парка. Вот туда отнесите. Ничего страшного. Нормально. Ей уже все равно. Поверьте, это нормально.
— Ему, — тихо сказал Андрей.
— Что?
— Ему. У меня пес. Кобель.
— А-а-а! Теперь-то какая разница, — ответил конопатый.
Андрей и милиционеры распрощались и разошлись. Андрей шел в указанном направлении минуту.
— Тьфу! — плюнул он громко. — Тьфу, тьфу, тьфу, — плевал он и хотел материться. Было гадко, как-то стыдно и горько… А еще он почувствовал, что нестерпимо хочет пить. Нестерпимо!
В конце аллеи действительно стояли большие мусорные контейнеры. Их было три. Вокруг них валялось много мокрых бумаг, каких-то рваных пакетов и прочей дряни. В мусоре явно покопались исследователи мусора. Теперь их не было. В двух контейнерах был собственно мусор. А третий был заполнен ветками и листвой. Несмотря на прошедший дождь из этого контейнера шел дым. Где-то там, внутри, тлели подожженные кем-то листья.
Андрей подошел близко. Пахнуло едким дымом и вонью прокисшей всякой всячины. Он сделал шаг назад и остановился. Он стоял так, чувствуя, что уже устал, Граф сильно потяжелел, и ощущался как что-то совсем чужое, не имеющее никакого отношения к энергичному и всегда веселому псу. Андрей постоял, подумал, куда положить свою собаку. В мусор не хотелось. Даже не то, что не хотелось, рука не поднималась. Он не мог этого сделать! Дым от листьев был едкий и горький. Он представил, как будет тлеть и вонять шерсть его собаки, и тоже не захотел оставить Графа в контейнере с листвой. Но все же Андрей шагнул именно к нему, готовясь расстаться со своей ношей. Но вдруг сказал себе тихо-тихо: «А с какой стати?» А дальше подумал: «Почему я должен выполнять то, что сказали делать мне эти мальчишки? Я не хочу, мать их так!…»
Он развернулся и пошел прочь. Он шел через парк, мимо памятника космонавтам, уроженцам их города. Человек в обнимку с ракетой были чернее ночного парка, деревьев и низкого неба, куда они были так устремлены.
Андрей прошел парк насквозь, вышел из него, и телевизионная башня предстала перед ним во весь рост. Стальная высокая ограда окружала площадку, хорошо освещенную и чистую. Посреди этой площадки высилась металлическая конструкция, уходящая высоко, высоко. Андрей поднял голову и увидел огоньки. А еще выше он увидел низкое небо, слегка подсвеченное красноватым. Это город: все его заводы, фонари, и непогасшие окна, отражались в тяжелых, низко ползущих осенних облаках.
— Ну что же я так и буду всю ночь ходить?! — громко, не разжимая зубов, сказал Андрей куда-то туда, огонькам телебашни.
Пить хотелось так, как давно, а может быть и никогда в жизни, не хотелось. Андрей обошел телевизионный центр, вышел на тихую улицу и пошел по ней. Здесь, практически, замерло всякое движение. Светились несколько магазинов и дежурная аптека. Удерживая лопату и сверток то в одной руке, то в другой, Андрей пошарил по карманам и нашел мелочь, которой хватило бы на какой-нибудь напиток, но магазины были, конечно, закрыты, киоск на автобусной остановке тоже. У дежурной аптеки светилось только ночное окно. Андрей хотел пить так, что наудачу постучал в него. Хоть и не сразу, но вскоре пришла старуха в белом халате и больших очках. Она открыла окно.