Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 - Нелли Шульман

— А ты не лежишь, — строго отозвалась сестра. «Мы на второй день приехали, как ты родила, а ты уже — бегала».

— Так все быстро было, — Мирьям стала накрывать на стол. «Хосе же принимал, а у него руки — золотые, на рассвете схватки начались, а к обеду мальчик уже и появился. Почти десять фунтов, — гордо сказала женщина, обернувшись на спокойно сопящего ребенка.

— Ты теперь год и практиковать на сможешь, — Белла поставила на железную треногу в очаге оловянный кофейник. «Ну, с ребенком».

Мирьям подперла щеку рукой и накрутила на палец кончик каштановой, косы, что лежал у нее на груди. «Почему? Пациентки сюда приходить будут, а кого дома надо осматривать, — тех Хосе на себя взял, и роды тоже. Вот как сейчас. А как мальчика отлучу, донья Хана за ним присматривать будет».

— Мальчика, — Белла рассмеялась и, разлив кофе в фаянсовые чашки, приоткрыв на мгновение окно, сняла с веревки медный бидон с молоком, и наклонила его над кружкой сестры. «Как его зовут-то?»

— Не положено говорить пока, — расхохоталась Мирьям. «Завтра утром, на обрезании, и узнаешь».

— А ты знаешь? — Белла захрустела имбирным печеньем.

— Я — да, — тонкая бровь поднялась вверх. «И Хосе — тоже, конечно». Мирьям прислушалась и сказала: «А вот теперь точно — проснулся».

Белла благоговейно смотрела на то, как сестра меняет пеленки, и, когда ребенок уже уткнулся в грудь, спросила: «А трудно это?»

— Ничуть, — Мирьям ласково оправила холщовый чепчик и наклонившись, поцеловала черную, кудрявую прядку на смуглом лбу. «Как у тебя родится, так ты тоже — сразу поймешь что делать надо».

— Рэйчел тоже — Белла чуть улыбнулась, — так ловко с ними справляется. Как мы уезжали, Юджиния и пошла уже, она вообще такая — быстрая, вертится, лезет везде. А Майкл пока только у стенки стоит, опасается. Ну да он вообще — осторожный, как Питер, — сестры тихо рассмеялись и Белла добавила: «Как Питер из Индии вернется, они уже и лепетать будут».

— Констанца обещала весной приехать, — Мирьям покачала засыпающего ребенка, — у нас побудет, с мастерами здешними поработает, а потом — в Париж. Понравилось тебе там?

— Очень, — восторженно ответила Белла. «Этьенн, ну, Стивен, младший брат мой — такой умный мальчик, отлично математику знает, и фехтует прекрасно. Я хоть позанималась вдоволь, и на лошадях мы с ним каждый день катались. А Масато-сан, ну, мистер Майкл — он в Африке был, в Тунисе и Марокко, так интересно рассказывал. Он туда летом опять едет, в посольстве от регентского совета при Марии Медичи. И Стивена с собой берет, — Белла тяжело вздохнула и добавила: «Все ездят, одна я дома сижу».

Мирьям передала ей младенца и стала убирать со стола.

Мальчик открыл большие, карие глаза и, зевнув, опять задремал. «Он на Хосе похож, — нежно сказала Белла, разглядывая смуглое, хорошенькое личико ребенка. «Только волосы кудрявые. А глаза — твои».

Девушка, укачивая ребенка, добавила: «Ужасно сонный. Майкл с Юджинией тоже такие — стоит их на руки взять, сразу хочется лечь и закрыть глаза. Александр и Пьетро летом ездили в Шотландию, к тете Полли, она же тоже мальчика родила, Колином назвали, — так они говорили, что Колин — такой же».

— Они все такие, — Мирьям наклонилась и поцеловала каштановые волосы сестры. «Это сколько у тети Марты внуков теперь?»

Белла посчитала на пальцах: «Если вместе с Колином — то двенадцать. Только бабушка беспокоится, ну, ты помнишь, говорила она, что поляки в Москву вошли, как бы там с дядей Теодором и его детьми ничего не случилось. Писем-то оттуда не дождаться теперь».

— Да, — Мирьям вздохнула, — и тетя моя из Кракова пишет, что не вернулся пока ее сын с Москвы.

— А что Дэниел? — Мирьям все смотрела на ребенка. Мальчик спокойно спал, и его длинные, черные реснички чуть дрожали. «Как я его люблю, — вдруг подумала женщина. «И тихий такой, Хосе сразу сказал — ну, этот мальчик на меня похож — он теперь только есть и спать будет. Счастье мое, сыночек мой».

— Ой, — Белла улыбнулась, — мальчики в школе его так любят, хвостом за ним ходят. И ему тоже — нравится учителем быть, он их осенью в Грейт-Ярмут возил, ну, чтобы уже не на Темзе морское дело преподавать, а прямо в море. И мы с бабушкой потом туда ездили, на три дня, — Мирьям почувствовала, что сестра вздохнула, и, обняв ее за стройные плечи, сказала: «Ну, вот замуж выйдешь, муж тебе бот и подарит».

Белла стиснула зубы, и нарочито спокойно, не поворачиваясь, ответила: «Конечно. Пойдем спать уже, а то завтра вставать рано. Бабушка из Гааги прямо к дону Исааку и донье Хане приедет».

Мирьям проводила взглядом ее стройную, в темно-зеленом бархате спину, и чуть нахмурившись, подумала: «Все в себе держит, как отец наш. И ведь спрашивала я ее — молчит. Завтра с тетей Мартой поговорю, пусть она попробует узнать — что случилось».

Она покачала сына и ласково шепнула в смуглое ушко: «А я знаю, как тебя зовут, сладкий мой, знаю».

Из открывшейся двери пахнуло морозным, ночным воздухом и Хосе, улыбаясь, снимая плащ, сказал: «Ты была права, мальчик оказался. Семь фунтов. Все хорошо прошло. А как наше счастье?»

— Поел и спит, — Мирьям посмотрела на мужа, и он тихо проговорил: «Я тебя люблю. Ты иди, отдыхай, я с мальчиком побуду, и потом принесу его тебе. Сейчас только руки помою».

Хосе принял ребенка и, присев к столу, всматриваясь в милое, нежное личико, почти неслышно запел:

— Durme, durme, mi alma donzel aDurme durme, sin ansia y dolor.

— Без горя и несчастий, — твердо сказал он потом сыну. «Слышишь, внук Ворона — без горя и несчастий».

Мальчик сонно, медленно вытащил из пеленок маленькую ручку и Хосе, усмехнувшись, погладил ее. Сын взял его за палец — крепко, и, зевнув, повертев головой, — прижался к отцу.

Белла взяла свечу и, подойдя к окну, увидела сквозь разводы мороза на стекле тонкий, острый шпиль Аудекерк и крупные, холодные звезды над каналом. Он прикусила губу, и, встав на колени, достала из-под кровати сундучок. Открыв крышку, она долго смотрела на мужскую одежду, ножницы и кинжал, что лежали сверху. Повертев в длинных пальцах мешочек с монетами, Белла тихо сказала себе: «Этого хватит, чтобы туда добраться. А потом — будь что будет. Уеду в Новый Свет, и все, и никогда его больше не увижу».

Она поставила подсвечник на пол и, уронив голову в колени, заплакала — тихо, почти беззвучно.

Мирьям выглянула в окно и сказала: «Вон, Хосе уже рукой машет. Пора». Она посмотрела на сына — мальчик лежал на большом серебряном блюде, окруженный сладостями, и дремал.

Женщина вдруг всхлипнула: «Бабушка, тетя, ну как же это будет? Он такой маленький, ему же больно».