Звезда Аделаида - 2 - GrayOwl

Наверное, безумцу Квотриусу, видимо, толкнувшему целую речь о бесчестности Адрианы Ферликции перед пьяными рожами, надо было отдохнуть, может быть, поспать немного для восстановления сил и полного забвения о грубом обращении с ним. А где же отдыхать, как не на ложе? Не на коврике же домотканом у ложа? И не на холодном же земляном полу?

Глава 71.

- Так и вправду мужеложец есть ты, о наречённый жених сестры нашей несчастной. Так и не разделишь ты ложа с Адрианою? - спросил в настоящем испуге сам Фромиций, а не этот пустомеля Вероний.

- Представьте себе, разделю в нощь первую же и зачну ей сына, коли боги ромейские милостивые и справедливые будут не против. И люблю я брата сводного своего и… ещё одного свободного домочадца своего. Но можете не беспокоиться, и Адриана не будет обойдена мужеским вниманием и силой. Хватает меня и на рабынь, брат же мой к женщинам несвободным вовсе не ревнует меня.

- Да и к свободной, - Северус деланно рассмеялся, - не возревнует. Тем более, что не настолько уж свободна ваша любимая сестрёнка, приходящаяся вам двоюродной по матерям и родною лишь по отцу. А занято её чрево… воистину безразмерное и пухлое, как и вся невеста моя наречённая, верно, лучшими самыми жирными кусками агнца, коими вы, братья уж поделились со сестрою вашею, - отчеканил Северус, почти не солгав.

В очередной раз уже Северусу пришлось лгать. Северус вообще… очень много лгал в этом времени. И Квотриусу досталось очень много горькой, как правда, лжи, не говоря уже о всяких Папеньках-Маменьках, даже любимому, такому неискушённому во лжи Гарри. Лгал Северус и рабам.

И, наконец, Снейп лгал самому себе, что воспринималось тяжелее всего. Делалось всё это с весьма благими целями - не допустить, остановить, начать, предотвратить, перехитрить, извернуться, иногда, но редко, даже просто так, для красного словца…

Но сейчас, по его мнению, он вовсе не солгал, лишь отчасти, что касается его самого. Ведь действительно мужеским вниманием хоть Таррвы, хоть Фунны, хоть даже… Выфху, чтобы не смотрел на Господ по-жабьи, не считая Квотриуса, которого пока ещё рановато будет допускать к супруге, ибо безумен он, женщина обделена не будет. А пикты да и Выфху, наверняка, весьма похотливы, вот и составят ей тёплую компанию, по очереди, разумеется. Да, Северус решил вдвойне отплатить несчастной Адриане - за себя, свою поруганную графскую честь пустив её по рукам («Всё равно, в кромешной темноте спальни в октябрьскую ночь не разберёт, кто принимает её на моём ложе, а я уйду спать к Квотриусу»), и за Квотриуса, дав ей Абортирующее зелье, чтобы в конце концов забеременела бы она именно от него, а не от этих уродов, ели уж ризнаться себе, пиктов или и простого раба, только «мастер-класса». Всё равно, до течения женских кровей она будет бесплодна.

- Что же нам, убо-о-геньким остаётся-а-а, принимаем мы тебя, о высокоро-однейший Господи-и-н славного дома Снепиусов, таким, каков ты есть, мужеложце-э-м, ло-о-же делящим с бра-а-том своим сводны-ым. И извиня-а-емся за слова, и вправду пьяные, глупые, слетевшие с лан-и-ит наших нечи-и-стых, ибо ещё не не успели мы-ы обмыть их, как ворвался любо-о-о-вник твой. Да не забудь слов своих и не обдели сестру нашу единокровную, да-а, пра-а-вда твоя-а - по отцу лишь высокорожденному и кудеснику величайшему, единственную, любимейшую Адриану, любя по-а-ме-э-шанного брата - баста-а-рда своего, некоего ещё о-о-собь мужеска по-о-ла в доме твоё-о-ом и рабы-ы-нь многи-и-х, - нехотя прохрипел, издевательски растягивая гласные, Фромиций.

- Извинения твои, о Сабиниус Фромиций Верелий, кажутся мне ненастоящими, насмешливыми и не преисполненными чувства вины за оскорбления, а потому не принимаю я их. Вы, оба! Сабиниусы, даю вам последний шанс, попробуйте ещё раз извинмиться без кривляния и глумежа над самим Господином дома, не то расторгну помолвку! И катитесь со своей бере… объевшейся агнца и опившейся винца, кое, ко несчастию вашему пригубили вы, о старшие сыны достославного Сабиниуса Верелия, на все четыре стороны!

Ей-Мерлин!

- Не ведаю я божества такового, коим клянёшься ты, о Снепиус Северус, но да ладно, пусть клятва сия на совести твоей будет, я же… попробую извиниться лучше, нежели брат мой старший. Поверь, о Северус, брат мой действительно несколько излишне выпил, вот, отчего говорит столь необычно и невежественно, обращаясь к вам, о Снепиус Северус и Снепиус Квотриус достойные, но вовсе не из желания оскорбить тебя, о будущий, смею надеяться, деверь мой Северус.

Позволишь ли говорить мне, о Фромиций, брат мой старший?

- Гоори, бра-а-т. Ра-аз не суме-э-л угоди-и-ть я привередливому столь мно-о-ого жениху сестры нашей, мужело-о-ожцу и кро-овосмеси-и-телю и ре-эдко-астна-му растлителю-у, даже безу-умцем не побрезго…

- Хватит! Или убирайтесь вон из опочивальни моей сейчас же, разумеется, в трапезную, продолжать жрать дармовую еду - второго барана обгладывать - и не просмите о третьем, подлецы! - и упиваться дармовым, но не дерьмовым вином моим, или расторгаю я помолвку в сей же момент словесами, произнесёнными пред вами, как свидетелями! Лучше бы вам оставить нас с братом в одиночестве и спокойствии. Должен я привести его в чувство после ваших издевательств над величайшим, могущественнейшим, но пока - только покуда! - душевно больным стихийным магом!

- Полукровка сей еси маг Стихий?! - в ужасе воскликнул младший брат Вероний.

Он был явно поумнее старшенького.

- Да он… Он же испепелит нас пламенем, с небес сошедшим, за то, что натворили мы, схватив его крепко, рот ему зажав, говорящий словеса оскорбительные для сестры нашей в присутствии девицы непорочной, на что бы ни намекал ты, о Снепиус Северус Малефиций, и… немного приведя в чувство… како бы сие изъяснить, обычаями собственными. Но ведь общеприняты обычаи сии и среди высокорожденных патрициев! Тако и мы поступили с хулящим сестру нашу, девицу пречестную. Не соделали мы ничего ни противозаконного, ни противоестественного, хотя он, сводный брат твой, и вельми леп собою... Так в чём же ты обвиняешь меня и брата моего?

Фромиций заснул стоя, прислонившись к стене, несмотря на отчаянные и… излишне откровенные… местами по колено… возгласы брата младшего. Квотриус же лежал тихо и даже не пошевелился.

- Да попросту избили вы слабоумного, коего же ещё и изнасиловать желали! Он же, как дитя неразумное, невинное, право имеет беспрекословное нести чепуху всякую, а может и правду, вами бесчестно скрываемую, но мне известную, из благородства глупого скрываемую, в лицо сказать. Приняли слишком… всерьёз вы словеса его. Воистину, глупцы - вы, пьяницы и обжоры, а не он!

Что же до сестрицы любимейшей вашей, то повторяю в раз последний - нечестна она и не девственна, и знаю я сие! И не сметь спорить со мной!