Дипломатия - Генри Киссинджер

Этот тупик превратил дебаты по ОСВ в еще более невразумительные мудрствования, но в итоге противоречия разрешились посредством тактико-технического анализа систем вооружений, находящегося вне' пределов разумения неспециалиста и явившегося предметом глубочайших расхождений между самими экспертами по вопросам вооружений. На протяжении будущего десятилетия аргументация относительно соотношения между крылатыми ракетами и советскими бомбардировщиками «Бэкфайр», между равными количествами ракет и неравными количествами разделяющихся боеголовок будет читаться, как средневековые трактаты, зафиксированные писцами какого-нибудь отдаленного монастыря.

Вопросы, задававшиеся по ходу дебатов, были фундаментальными и неизбежными. Тупик породила личная трагедия президента, сделавшая выработку общего взгляда на вещи невозможной. Американский идеализм царствовал безраздельно, не ограничиваемый никакими стимулами к политическому компромиссу. Президент не мог наложить санкций или предложить какое-либо вознаграждение, ибо в его аппарате у критикующих не было политических побуждений изменить свою точку зрения. Дебаты приобрели облик ученого совета, на котором выступают профессора, слушающие только самих себя. Историки, однако, только выгадают, ибо позиции были на этот раз высказаны гораздо более четко, чем это бывает типично для процесса формирования политики. Америка заплатила за это самобичевание задержкой на десятилетие окончательного осознания своих геополитических нужд.

Коммунизм в конце концов рухнул отчасти в результате собственного склероза, отчасти в результате давления со стороны вновь восприявшего духом Запада. Вот почему окончательный суд истории, без сомнения, отнесется более милостиво к соперничавшим лагерям, ведшим в Америке внутриполитические дебаты, чем они сами относились друг к другу. Он воспримет подход Никсона и его консервативных критиков, как взаимно дополняющие, а не исключающие друг друга, когда одна сторона дебатов подчеркивала геополитический, а другая — технологический аспект борьбы, моральное содержание которой воспринималось и теми и другими одинаково.

Контроль над вооружениями оказался технически чересчур громоздким, чтобы принять на себя всю тяжесть философских противоречий, заложенных в американской внешней политике. Постепенно дебаты перенеслись на иной предмет, более созвучный традиционному американскому идеализму и способный вызвать больший резонанс у широкой публики, — а именно, на тот постулат, что права человека должны числиться среди первоочередных целей американской внешней политики.

Дебаты по правам человека начались с призывов — оказать влияние на Советский Союз в целях улучшения обращения последнего со своими гражданами, но постепенно превратились в стратегию внутриполитических перемен в стране. Так же как и в отношении контроля над вооружениями, суть спора не связывалась с его предметом, который был бесспорен, но касалась той степени, в которой идеологическая конфронтация могла бы быть первостепенным вопросом американской внешней политики.

Как предмет дипломатических переговоров вопрос еврейской эмиграции из Советского Союза был порождением администрации Никсона. До 1969 года ничего подобного никогда не стояло в повестке дня при диалоге между Востоком и Западом; все прочие администрации обеих партий трактовали его как предмет внутренней юрисдикции Советского Союза. В 1968 году только 400 евреям было позволено эмигрировать из Советского Союза, и ни одна из демократических стран этого вопроса не затронула.

По мере улучшения американо-советских отношений администрация Никсона начала обсуждать проблему эмиграции в форме президентских закулисных переговоров, сопровождая это тем доводом, что советские действия не остаются незамеченными на самых высоких уровнях власти в Америке. Кремль начал реагировать на американские «соображения», особенно после того, как советско-американские отношения стали улучшаться. Каждый год росло число еврейских эмигрантов, и к 1973 году общее их число достигло 35 тыс. в год. Кроме того, Белый дом регулярно направлял советским руководителям перечень трудных случаев: когда конкретным лицам отказывали в выездной визе, или когда разлучались семьи, или когда кто-то попадал в тюрьму. Большинству из этих советских граждан было позволено эмигрировать.

Все это осуществлялось посредством того, что при изучении начального курса дипломатии именуется «молчаливым торгом». Не делается никаких официальных запросов, не дается никаких официальных ответов. Советские действия совершаются, не получая формального подтверждения. Но порядок эмиграции из Советского Союза постоянно совершенствовался, хотя Вашингтон никогда не предъявлял по этому поводу конкретных претензий. Администрация Никсона до того строго придерживалась подобных правил, что никогда не ставила себе в заслугу смягчение участи советских эмигрантов — даже во время избирательных кампаний — до тех пор, пока Генри Джексон не превратил вопрос еврейской эмиграции в предмет общественной конфронтации.

Джексона подвигло на это курьезное решение Кремля летом 1972 года наложить «выездной сбор» на эмигрантов, якобы для того, чтобы возместить советскому государству расходы на образование отъезжающих граждан. Никаких объяснений дано не было; возможно, это была попытка подать себя наиболее выгодным образом в арабском мире, непрочность позиции которого наглядно продемонстрировало удаление из Египта советских боевых подразделений. А может быть, налог на отъезжающих был придуман как средство изыскания источников поступления иностранной валюты в надежде на то, что ее заплатят американские сторонники роста эмиграции. Боясь, что поток эмиграции иссякнет, еврейские группировки обращались как к администрации Никсона, так и к их неизменной опоре — Генри Джексону.

В то время как администрация Никсона продолжала действовать тихой сапой, чтобы разрешить этот вопрос с послом Добрыниным, Джексон изобрел оригинальное средство публичного оказания давления на Советский Союз. В рамках встречи 1972 года было подписано соглашение между Соединенными Штатами и Советским Союзом, предоставляющее Советскому Союзу статус наиболее благоприятствуемой нации в обмен на урегулирование оставшихся со времен войны долгов по ленд-лизу. В октябре 1972 года Джексон предложил поправку, запрещавшую предоставление статуса наиболее благоприятствуемой нации любой из стран, искусственно ограничивающих эмиграцию. Это был блестящий в тактическом отношении ход. Сами слова «статус наибольшего благоприятствования» звучат весьма значительно, хотя по сути это означает всего лишь отсутствие дискриминации. Статус этот не дает никаких особых привилегий, но просто предоставляет реципиенту привилегии, имеющиеся у всех наций, с которыми Соединенные Штаты поддерживают нормальные коммерческие отношения (а число их тогда превышало сотню). Режим наибольшего благоприятствования способствует развитию нормальной торговли на базе коммерческой взаимности. С учетом состояния советской экономики объем такого рода торговли заведомо не мог быть большим. Зато при помощи поправки Джексона удалось достичь того, что советская эмиграционная практика стала не только предметом открытой дипломатической деятельности, но и законодательной деятельности американского Конгресса.

По существу предмета разногласий между администрацией и Джексоном не было. Более того, администрация заняла твердую точку зрения и по ряду других вопросов, связанных с правами человека. К примеру, я неоднократно и настойчиво обращался к Добрынину по поводу писателя-диссидента Александра Солженицына, что способствовало его отъезду из Советского Союза. Джексон, однако, не поощрял тихой дипломатии применительно к правам человека и настаивал на том, чтобы американская преданность этому делу демонстрировалась открыто и напоказ, — чтобы успехи вознаграждались, а неудачи влекли за собой негативные последствия.

Поначалу давление со стороны Конгресса служило полезным подкреплением усилий администрации в том же направлении. Вскоре, однако, различие перестало быть чисто методическим. Никсон, который первоначально выработал концепцию поощрения еврейской эмиграции, совершил это в качестве гуманного жеста (а возможно, и погранично-политического, хотя он никогда не пользовался этим публично). Но он проводил черту, не позволявшую подчинять весь комплекс отношений между Востоком и Западом вопросу еврейской эмиграции, ибо не считал, что в этом деле в значительной степени присутствуют американские национальные интересы.

Для Джексона и его сторонников вопрос еврейской эмиграции был внешним выражением идеологической конфронтации с коммунизмом. Неудивительно, что каждую советскую уступку они рассматривали с точки зрения успешности своей тактики давления. Советские руководители отменили выездной сбор: вследствие ли представлений со стороны Белого дома, или в силу поправки Джексона, или благодаря и тому и другому, что наиболее вероятно, — мы, однако, сможем точно узнать это лишь тогда, когда раскроются советские архивы. Воспрявшие духом критики администрации потребовали увеличения вдвое численности еврейской эмиграции и снятия запретов на эмиграцию других национальностей в соответствии со схемой, подлежащей одобрению со стороны Соединенных Штатов. Силами сторонников Джексона были также законодательно оформлены ограничения по займам и кредитам Советскому Союзу со стороны Экспортно-импортного банка (поправка Стивенсона), так что в коммерческих вопросах Советский Союз в итоге очутился в худшем положении после начала разрядки по сравнению с ситуацией до начала ослабления напряженности между Востоком и Западом.