Кризис среднего возраста - Инна Туголукова

— Да нет на него никакой надежды! — в сердцах воскликнула Татьяна Федоровна. — Он об тебя ноги вытер и дальше пошел! А ты все надеешься…

— …Что это значит, «искать мужчину»? — горячилась Вера. — Встать на Тверской? Расстегнуть блузку до пояса и выкатить грудь? Спустить джинсы на бедрах по самое «не хочу» или в данном случае, наоборот, — «хочу! возьми меня, я вся твоя!»? Бросать призывные взоры?

Музыка играла слишком громко, и говорить приходилось в полный голос, что напрочь лишало беседу некоего интимного очарования. Они сидели за столиком в ресторане «Елочка», три женщины с печальной судьбой — одинокая Карина, рано овдовевшая Ольга и отвергнутая мужем Вера.

— Мужики чувствуют, когда женщина настроена на эту волну. Она, наверное, начинает подавать какие-то сигналы. На уровне подсознания. Испускать флюиды, особые запахи…

— Да не хочу я испускать ни запахов, ни звуков! Как какая-то пустующая шавка!

— Извините, вы не танцуете?

Прямо на нее смотрел невысокий, начинающий лысеть брюнет с явно намечающимся брюшком.

— Еще как танцует! — с готовностью подтвердила Карина.

— Тогда позвольте вас пригласить, — протянул руку брюнет.

Вера не шелохнулась.

— Она глуховата, — доверительно пояснила Ольга и, наклонившись к подруге, прокричала: — Тебя на танец приглашают! Ау!

— Я не глуховата! — рассердилась Вера. — Что за глупости! Я просто думаю.

— Она туповата, — дополнила Ольга. — Медленно соображает.

Вера, решительно встав со стула, направилась в центр зала. Брюнет двинулся следом.

— Веселые у вас подружки.

Он крепко прижал ее к упругому животу и уверенно повел в такт мелодии. Мелодия была латиноамериканская, душераздирающая. От брюнета приятно пахло туалетной водой и коньяком. Для полной картины не хватало только аромата дорогих сигарет.

— Вы не курите? — на всякий случай поинтересовалась Вера.

— Нет. А вы?

— Я тоже не курю.

— У нас много общего, — удовлетворенно констатировал брюнет. — Давайте знакомиться. Меня зовут Гена.

— Вера, — немного поколебавшись, представилась она.

— Вам очень идет это имя.

— Что значит «идет»? Разве это шляпка или пальто?

— Нет, конечно. Но оно вызывает определенные ассоциации, созвучные с вашей милой внешностью.

— Имя Гена тоже вызывает определенные ассоциации.

— Вы имеете в виду крокодила?

Мелодия смолкла, но он не отпустил ее. На крохотную эстраду вышел приблатненный молодой человек и с тюремным надрывом запел:

Запретный плод свою утратил сладость.Наверно, в этом есть моя вина.Но та, чужая, что дарила радость,Сегодня мне и даром не нужна.

И вот иду, свободный и беспечный,Без обязательств скучных и долгов.Моей жене другой целует плечиИ обещает вечную любовь.

Пока я баб чужих по койкам лапал…

— Я не хочу танцевать под эту песню, — отстранилась Вера. — Пожалуйста, проводите меня на место.

— А вы позволите мне проводить вас до дома?

— Я подумаю, — вежливо улыбнулась Вера.

И вернулась за столик под перекрестный допрос подруг. И весело от них отбивалась. И ела утку по-пекински, и пила изумительное чилийское вино «Эразмо», и даже, кажется, немного переборщила. И каждый раз, вскидывая глаза, видела, что он неотрывно смотрит на нее своими черными восточными очами. И это было тревожно, и, пожалуй, приятно, и немного смешно. Потому что нельзя же всерьез воспринимать ухаживания не первой молодости дядьки с явно намечающимся брюшком!

И все-таки она поглядывала в его сторону. И даже немного огорчилась, когда, в очередной раз подняв глаза, обнаружила, что за соседним столиком никого нет.

Но он ждал ее на улице, стоя у своей сверкающей «БМВ» с темными, непроницаемыми стеклами.

«А почему бы и нет?» — подумала Вера.

— Смотри, Верка, мы его совсем не знаем, — предупредила Оля, почувствовав эту ее готовность. — А может, он серийный убийца?

— Значит, это будет его последняя серия, — ответила Вера. — Заключительная…

Она решительно направилась к шикарной машине, и он с готовностью распахнул перед ней дверцу.

— Хочу вас разочаровать, Гена, — сказала она, удобно устраиваясь в комфортном салоне. — А может быть, обрадовать. Я живу совсем рядом. У вас, я вижу, номер московский, а наш городок маленький.

— Значит, мы поедем в объезд?

— Через Москву? — усмехнулась Вера. — Поздновато уже кружить по городу, вам не кажется?

— Вас ждут дома?

— Конечно. Дочка, я думаю, давно спит. А вот свекровь, наверное, считает минуты.

— Вы замужем? — догадался Геннадий.

— В некотором роде…

— А что же муж? Разве не ждет?

— Муж объелся груш.

— Он в больнице?

— О нет! — засмеялась Вера. — Жив-здоров и, по-моему, предельно счастлив. У него теперь другая женщина.

— Не может быть.

— Отчего же?

— Таких, как вы, не бросают.

— А он и не бросил. Просто открыто живет на два дома. Считает, видимо, что это круто. А… какая я?

— Вы чудесная! Милая, нежная, изящная, как статуэтка. Словно птичка…

— Ворона…

— Зачем ворона? Маленький печальный воробушек, выпавший из гнезда. Хочется взять вас на руки и прижать к груди, укрыть от ветра. Согреть ваши пальцы, обнять за плечи…

Он съехал на обочину, заглушил двигатель и повернулся к ней. Свет уличного фонаря тускло пробивался сквозь затемненные стекла. Она почти не видела его лица. Но голос! Голос, страстный, зазывный, словно песнь сладкоголосой сирены, чаровал, обволакивал мягким коконом, погружал в гипнотический дивный транс.

— …И целовать эти глаза… Такие сейчас испуганные. Почему?.. Такие красивые, серые, ясные… Чтоб никогда ты больше не плакала, моя девочка… Чтобы никто не посмел тебя обидеть… И губы твои как мед, как прохладный нектар, как амброзия — не оторваться… Ты словно хрупкий цветок — страшно тронуть и нельзя пройти мимо… Моя женщина… я сразу понял… едва увидел твое родное лицо… Ты моя пристань… мечта… моя капелька счастья…

14

ЗОЯ

Ольга Петровна вошла в пустую темную квартиру и в сердцах грохнула об пол тяжелой хозяйственной сумкой.

— Да что ж это за наказание Господне на старости лет! — завела она горестную песню, которую позволяла себе исполнить только в полном одиночестве. — В собственном доме ни вздохнуть, ни охнуть! Сутки отмудохаешься, доползешь до родного порога, ни тебе поспать толком, ни пожрать, ни покакать, пока всю ораву не обиходишь. Тарелки за собой никто не вымоет. Стакан они тебе подадут на старости лет — держи карман шире. Они сначала всю кровь высосут…