Простая формальность - Барбара Хоуэлл

Господи, когда же придет мудрость?!

Когда-то она думала, что к пятидесяти годам многое поймет и найдет ответы на все вопросы, настанет долгожданный покой, и она научится быть рассудительной, терпимой, спустится с небес на землю. Что, прожив полвека, не будет больше брести наугад, все еще не желая соглашаться с наиболее простым и ясным выводом: когда вам за пятьдесят и на коленях возрастные утолщения, воспринимать человеческую жизнь можно только скептически.

Но ведь она любит Хэнка.

В нем залог ее спокойствия. Когда он рядом или где-нибудь поблизости, все хорошо. Когда он обнимал ее и, помимо радости, дарил иллюзию, будто она живет в нормальном мире, и возможен какой-то осмысленный порядок, и ум может подчиниться плоти, и слияние мужчины и женщины и есть лучший ответ на все вопросы — тогда ей казалось, что она счастливейшая из женщин. И все-таки он не сумел избавить ее от замешательства и боли, только дал передышку. Без него она вновь становилась прежней, такой, какой она была с Клэем — так же искала ответа, боролась с отчаянием, если только ее не отвлекали разные дела, которые, собственно, и доводили ее до отчаяния: визиты к парикмахеру, приемы, хлопоты по дому, с которого и начинается власть одного над другим.

Было только два часа. Хэнк придет не раньше половины восьмого и едва успеет принять душ и переодеться к приходу гостей. Нужно взять себя в руки. Она перебрала в памяти меню. Креветки, ростбиф, спаржа, картофель и салат. Ее никогда не привлекали кулинарные изощрения. Простая здоровая пища из высококачественных продуктов — вот все, что она может предложить Бока-Ратону.

Черт побери! Чего ради она живет в огромном белом особняке с бассейном, окруженным такой густой тропической зеленью, что в ней могли бы укрыться штук сто крокодилов? Почему же она, первая дама в этом захолустном болоте, жарится на канцерогенном солнце и дрожит от страха? Квартирка в СоХо — пусть даже у нее не будет друзей, вкусной еды и волос на голове — и то было бы лучше. Но нужно додумать все до конца, заглянуть в ужасающую бездну и не отвести глаз. Роскошь, вот что ее доконает. Она словно домашняя прислуга-рабыня на Юге, избавленная от изнурительного труда на плантации, обленившаяся, изнежившаяся в комфорте, которая стоит на пороге дома и с тоской смотрит вдаль, на расстилающееся перед ней широкое поле и никак не решается его пересечь.

Синтия Мур. Это имя ворвалось в ее сознание, как огненная комета. Синтия! Неутомимая пчелка. Вот она шагает по Мэдисон-авеню и покупает продукты для Клэя в дорогом магазине, где продаются всякие деликатесы, редкие специи, каких не купить в супермаркете Велфорда, подбирает ткани и обои, проверяет в конце месяца счета, нетерпеливо постукивая по столу наманикюренными пальцами.

Синтия Мур, рослая, светловолосая, относительно молодая и вниманием мужчин, конечно, не обделенная. Днем носит скромную юбку и блейзер. Вечером выставляет напоказ свой пышный бюст.

Она счастлива с Клэем. Мэрион прижала пальцы к вспотевшему лбу. Господи, не может быть, это неправда! Но это правда. Она не желала этого признавать, но мальчики сказали ей, что так и есть. Не зря она боялась. Синтия не была несчастна, как была несчастна Мэрион все двадцать семь лет. Да взгляни же правде в лицо, приказала она себе. Синтия, умеющая жить обычной заурядной жизнью, Синтия со своим курортным магазинчиком и двумя красивыми дочерьми, спокойная и сексуальная — добилась успеха. Синтия Мур сумела приспособиться.

Когда Синтия и Клэй вернулись из свадебного путешествия, Лэнс и Алекс были приглашены на ужин, приготовленный ею собственноручно: цыпленок в винном соусе (не перетушился и не пересох). Все изображали веселье, пытались острить. Обсуждали отделку квартиры. Ели на кухне, потому что она выбросила почти всю мебель Клэя, кроме (подчеркнул Алекс) стульев эпохи Франциска I, которые Мэрион по глупости оставила, когда увозила мебель из дома в Коннектикуте.

Для Синтии это великая победа после ее неудачного замужества, житейских передряг, возможно, слез и финансовых затруднений. И вот полюбуйтесь! Эльдорадо на блюдечке с каемочкой!

Еще одна пчела прилетела и устроилась рядом с первой. Они спокойно трудились, не обращая внимания друг на друга, не соперничая и не толкаясь. Пот, стекая по лбу Мэрион, скапливался над бровями — того и гляди попадет в глаз, едкий, как слеза. Земля была горячая и мягкая, камешки в босоножках впивались в ступни. Она с удовольствием скинула бы с себя одежду и нырнула в бассейн, но если Хиро вернется как раз тогда, когда она будет выходить из воды и увидит ее обнаженной, он может истолковать это как намек — и не без оснований.

Она сняла босоножки, помочила ноги в ножной ванне и включила в сеть телефон. Откинувшись на одном из шезлонгов, она набрала рабочий номер Клэя.

— Милый, как ты? Я решила позвонить и узнать, как тебе нравится семейная жизнь.

— Потрясающе! Рад тебя слышать, Мэрион, — загремел в трубке голос Клэя.

— Я думала, ты пришлешь открытку с Карибских островов. Как прошел медовый месяц?

— Прекрасно. У Синтии до сих пор держится загар. Все идет отлично.

— Говорят, Синтия заново отделывает квартиру?

— Да. Она бесподобно разбирается в тканях и колерах. Дом в Велфорде отделан прекрасно. Жаль, ты не видела. Так что квартира будет хоть на выставку!

— С нынешними ценами тебе придется раскошелиться.

— Конечно. Я просто глазам своим не поверил, все стало в три раза дороже с тех пор, как ты отделывала дом в Коннектикуте.

— Ты сможешь выдержать такие траты без ущерба для твоих инвестиций?

— Надеюсь. Видишь ли, для меня главное — где и как я живу, что меня окружает. И почему не потратить деньги, если они есть.

— Это ты так считаешь или все-таки она?

— Мы оба.

— Мальчики говорят, она очень красивая, даже соблазнительная.

— Все верно. И с ней легко. У нее такой спокойный характер. Никто ее не понукает, сама делает все, что надо.

— Как пчелка. Какие у вас планы на Рождество?

— Мы будем дома, в Нью-Йорке. Синтия купила прекрасный обеденный стол со стульями — восемнадцатый век, английская работа. Елку поставим, все как полагается.

Она привезет свои елочные украшения, ведь наши ты забрала. Представляешь, она чуть не все сделала своими руками.

— Не может быть!

— Да-да. Кстати, я устроил девочек в Хоуп-Холл. Они уже учатся.

— Ты сослался на меня, чтобы их приняли?

— Нет.

— Ну и хорошо. — Он, конечно, врет, но в конце концов не это главное. — Послушай, я хочу познакомиться с Синтией. Ты не возражаешь, если я приглашу ее на ланч, когда буду в Нью-Йорке?

— Какие могут быть возражения! Я буду только рад, если вы подружитесь.

— Я постараюсь.

— Честно говоря, я не уверен, что она согласится. Моя прошлая жизнь ее не интересует. Но я попробую уговорить ее.

— Не слишком утруждай себя, дорогой. Это так, просто пришло в голову. Расскажи ей, какая я хорошая, ладно? — Мэрион вытянула руку, подняла ее вверх, к небу, и держала так, чувствуя напряжение мускулов. — У нас сегодня в гостях один сенатор и еще Дюпон, тот самый, который однажды удрал из Уилмингтона погреться на солнышке, да так здесь и остался.

— Очень романтично.

— Просто удивительно, как в здешних краях люди тянутся к нам. Стоит им услышать интеллигентную речь — и они тут как тут. Конечно, немалую роль играет положение Хэнка и богатый дом, но я по-прежнему угощаю всех мясом с картошкой, а люди все равно приходят, звонят, зазывают к себе.

— Хиро все еще у вас?

— Конечно, почему бы и нет?

— Да так. Я подумал, может, он взял расчет.

— Из-за меня?

— Да ладно, не придавай значения.

— Мы с Хиро отлично ладим.

— Ну и славно.

— Знаешь, на мой день рождения он сделал трехслойный торт, хотя Хэнк и не просил его об этом. И я с ним не сплю, если тебя это волнует. Мы с Хэнком считаем, что нужно хранить верность друг другу.

— Замечательно. Послушай, тут ко мне пришли сразу три человека. Ты сейчас что делаешь? Загораешь?

— Нет, я у себя в кабинете, работаю. Просто захотелось тебе позвонить.

— Прекрасно. Но мне нужно идти. Пока.

Он повесил трубку. Повесил и все. К нему пришли люди. Нужно идти. Сейчас не до нее. Почему это так обидно? Ведь он ничего для нее не значит. Он ей не нужен. Завтра утром она проснется и увидит, что превратилась в таракана.

Она услышала, что подъехал Хиро. Ей не хотелось говорить с ним о хлебе и цветах для стола и видеть его поклоны. Она соскочила со стула, вбежала вверх по лестнице и целых десять минут искала самое надежное укромное место для своего блокнота.

Глава десятая

Поговорив с Мэрион, Клэй повесил трубку и повернулся к Нэнси Крэмер, которая лежала на большом сером диване в его кабинете под картиной, изображающей сцену охоты. У нее была новая прическа «под негритянку», слишком молодежная для ее возраста, и вообще она всем своим видом давала понять, что она женщина независимая и эмансипированная. Он мечтал о новой любовнице — мечтал познать еще одну женскую душу, сжимать в объятиях молодое упругое тело, а вместо этого приходилось довольствоваться болезненнобледной, увядшей, костлявой Нэнси.