Шестая Эра. Поверхность - Андрей Арсланович Мансуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не хотелось бы, чтоб в наше отсутствие какая-нибудь шустрая скотина залезла сюда. И что-нибудь внутри испортила.
– Э-э, ерунда. Всё равно нам придётся рано или поздно убраться отсюда. Не нужно слишком уж привыкать и привязываться к боту.
– Согласен, свалить придётся. Но согласись и ты – глупо отказываться от удобств, которые у нас есть сейчас, из-за той мысли, что нам так и так придётся привыкать к спартанским условиям. Придётся, конечно. Но, думаю, лучше всё-таки заняться этим попозже. Когда хоть как-то адаптируемся. И разведаем.
– Ладно, разведаем, так разведаем. Потопали, муж мой и командир. Куда?
– Думаю, для начала – к вон той стене. – он указал на ближайшую отвесную скалу, что возвышалась на добрую сотню метров над их головами, и до которой, как казалось, было не больше трёхсот шагов.
– К стене – так к стене, поняла. Выдвигаемся, стало быть. – Пенелопа поправила автомат, что торчал на груди на ремне, да а сам Роджер невольно дотронулся до гранатомёта за спиной – тот, естественно, оказался на месте. – Думаю, ты хочешь для начала проверить «периметр».
– Точно. Обойдём, если удастся, нашу «милую яму» по окружности. Хотя бы для того, чтоб посмотреть, откуда понабежало столько чёртовых ящериц.
Они двинулись сквозь иссохшие стволы вымерзших пальм и побегов банана, и каких-то акаций, стараясь обходить наиболее толстые, и упавшие стволы. Иней на тех, что были в тени, да и на земле, ещё не растаял, и приходилось внимательно смотреть под ноги, чтоб не оскользатся. Роджер проворчал:
– Старайся не спотыкаться и не падать – колючки!
Пенелопа вдруг спросила:
– А почему ты думаешь, что ящерицы – понабежали?
– Это дотумкать было нетрудно. Чтоб прокормить достаточно большую популяцию таких тварей не хватит никакого «внутреннего» ресурса мяса. А траву эти гады явно не жрут. Вот и выходит, что они – именно понабежали. И регулярно везде тут шныряют. Как раз в поисках – не появился ли, и не размножился ли тут кто. Думаю, не ошибусь, если предположу, что в стенах нашей воронки мы найдём ходы и лазы.
Пенелопа фыркнула:
– Умный, да? Я ж тебе говорила: воронка – карстовая. Конечно, тут есть и ходы, и лазы, и ямы, и провалы. Со своим микромиром.
– Ага, помню. Этакий, так сказать, микрооазис. Экзотическая мини-вселенная.
– Да. – в голосе Пенелопы прозвучал вызов – в ответ на его ироничный тон, – Оазис! И мы, если забыл, как раз поэтому и здесь!
– Помню и это. – он, кряхтя, перелез через поваленный ствол, подал ей руку, – Если, конечно абстрагироваться от мысли, что в оазисах пальмы хотя бы зелёные. Собственно, травой и фруктами питаться пока так и так невозможно, даже если б они были и живы – радиация. А вот животные… Их здесь пока что-то не видать. В-смысле, не таких, как наши кожисто-щитковые друзья, а из тех, кого можно было бы скушать. А мы-то на это где-то подсознательно так надеемся… Мы же (в-смысле – гомосапиенсы) – хищники!
– Вымерзло-то оно вымерзло… Кстати, раз уж ты у меня такой умный – не можешь ли сказать, почему тут все пальмы стоят без крон, а с деревьев словно посбивало ветки? Идём, словно по кладбищу: между не то – столбов-надолбов, не то – остовов.
– Ну, это просто. И вовсе не от ударной волны, как ты могла бы подумать. Всё это, все возможные сценарии и риски, уже много раз проигрывалось ещё при мне: ну, все последствия ядерной зимы.
– И что?
– А то. Снег. – видя, что она обернулась к нему, явно в недоумении, он пояснил, – Снегу, говорю, много выпадало. Особенно в первые годы, когда практически вся влага в атмосфере вымерзла, и превратилась в кристаллы. Вот и нападало. На кроны. На ветки. Конечно, они и обломились! Кстати: по «кладбищу» мы так и так идём. Все эти растения, и даже лианы – мертвей мёртвого.
– А… Что с животными? Думаешь, они тоже?..
– Возможно. Думаю, те, кто населял этот изолят до войны, в любом случае мертвы. Но их-то точно лежать не оставили. Выживших падальщиков, вроде банальных муравьёв, клещей, крыс, да наших любимых варанов-крокодилов наверняка много. Кстати: думаю, что из всех живых мы встретим, кроме любимых пресмыкающихся, именно муравьёв и крыс. Они во-первых умные, а во-вторых – могут легко переживать до пяти тысяч рентген… Не то, что мы. На нас и тот радиационный фон, который сейчас здесь, скажется.
Ну, лет этак через двадцать.
– Тьфу ты, напугал! – она сплюнула, затем вдруг резко дёрнувшись, остановилась. – Что это?!
– Это – яма. Как ты любишь выражаться – карстовый провал. В провале. Ну правильно – как-то отсюда должна была стечь вся та вода, что образовалась от таяния местного снега!
– Уж больно правильные и ровные стены… – Пенелопа и он стояли теперь на кромке трёхметровой ямы, достигавшей побольше чем пятиметровой глубины, и Роджер не смог отказать себе в удовольствии тоже плюнуть – вниз. Он проследил, как его плевок пролетел над воронкообразным углублением в центре, и врезался во что-то, похожее на давно засохшее пятно крови, одно из тех, что оказались разбросаны по всему дну.
– Думаешь, это – кровь? – Пенелопа зябко поёжилась.
– Вряд ли. Чья это может быть кровь? Да и смыло бы давно всю кровь теми же дождями да снегами. Нет, это – явно что-то геологическое. Выход, скажем, особо рыхлых скальных пород – другого цвета. Или уж тогда остатки лишайника какого… Ладно, потопали дальше. Не век же нам тут пялиться в глубины местного унитаза. Желательно закончить хоть какую-то разведку до темноты. А то как понабегут наши кожисто-щитковые друзья…
– Проклятье! Вот уж подходящая компания для первых переселенцев! Впрочем, от перспективки встретить крыс и муравьёв-термитов я тоже не в восторге.
– Не парься. Термиты в этих широтах не водятся. А муравьи если и сохранились, так спят – у них не принято ползать при температуре ниже ноля. Да и невозможно кушать их, если и найдём – муравьиная кислота, всё-таки. А вот крыс есть вполне можно. И очень даже запросто. Я до того, как… –
