Чертовы котята - Леена Лехтолайнен

11

Я не смогла сдержать тяжелый вздох.

— Что на этот раз? — тут же поинтересовался Юрий.

— Новости про моего отца. Ему собираются дать отпуск. Процесс освобождения уже запущен.

— Да он же целую вечность просидел в тюрьме. Больше десяти лет!

— Не в тюрьме, а в закрытой психиатрической лечебнице. Он опасный психопат, которого следует держать под замком до конца его дней.

— Боишься?

— Не за себя. Я, как ты знаешь, всегда могу за себя постоять. Кстати, а что Сюрьянен с Юлией собираются делать на Пасху? Мне надо будет уехать в Туусниеми.

То, что отец находился на излечении в Куопио, а не в Турку, означало, что врачи не считали его безнадежным и полагали, что при правильном медикаментозном лечении он вернется к нормальной жизни. А они не думали, что может случиться, если он вдруг забудет принять свои лекарства?

— А ты сама? К кому ты поедешь?

— К родственникам отца. У него есть сестры, — быстро добавила я.

Мы шли в сторону берега. На парковке стояла машина; надеюсь, ее владельцы не заняли гриль. В безветренных местах было даже жарко: я стянула шапку и расстегнула куртку. Юрий снял запотевшие темные очки. Возле гриля никого не было, но еще витал запах жареной колбасы, угли не остыли. Подбросить пару поленьев — и огонь снова разгорится.

— Наверное, твоя мама была такой же, как и ты, — вдруг сказал он.

— Какой — «такой же»? Я ведь плохо ее помню. Она была веселой и жизнерадостной, любила детей и хотела стать учительницей в школе. Вряд ли мы с ней похожи. — Я улыбнулась, хотя мне было совсем не весело. — Так что я, наверное, больше все-таки дочь своего отца.

— Зато она, как и ты, умела пробуждать в людях сильные чувства. — Юрий снял перчатку и провел пальцами по моей щеке. — Когда Лайтио умрет, только мы с тобой будем знать правду о гибели Мартти Рютконена. Только ты и я. И я буду полностью в твоей власти. Тебе нравится чувствовать свою власть, да, Хилья?

Юрий подбросил еще несколько поленьев, огонь занялся с новой силой. Он ошибался. Давид тоже знал правду про убийство Рютконена. Если бы я рассказала об этом Юрию, он, пожалуй, без колебаний швырнул бы в огонь и меня.

Транков вытащил из рюкзака свернутое полотно. Я вспомнила слова Саары Хуттунен о прощении и отпущении грехов. Юрий был православным, и в его религии раскаяние и прощение являлись основными столпами веры. И еще существовала тайна причастия. Сама я никогда никому не выдала тайну, ведь хорошо известно, что знание — сила. Интересно, знают ли остальные монахи монастыря Сан-Антимо, за какие грехи был наказан и ушел в монастырь Яан Ранд, он же брат Джанни? Смогли бы они простить человека, совершавшего сексуальное насилие над детьми?

Юрий смотрел на полотно. Я на мгновение закрыла глаза, и перед моим внутренним взором возникла другая картина: Юрий стоит на коленях в снегу, опустив дымящееся дуло пистолета. Если бы не он, на снегу в луже собственной крови лежали бы мы с Лайтио.

— Не жалко сжигать свой портрет? — спросил Юрий и сунул холст в пламя.

Он долго не хотел загораться, Транкову даже пришлось задвинуть его кочергой под горящее полено.

— Я не верю в переселение душ.

— Но одним разумом все объяснить невозможно!

Я подумала о своих чувствах к Давиду и в душе согласилась с Транковым. Наконец огонь подобрался к пропитанному масляными красками холсту, к небу поднялся столб черного дыма. Юрий достал термос с чаем и бутерброды, колбасу мы решили позже поджарить на гриле. Если проект Сюрьянена будет реализован, то вскоре на этом месте появятся теннисные корты. Участок здесь был необыкновенно ровным, и строительство спортивных сооружений пройдет без особого труда.

— Когда Сюрьянен собирается приступить к стройке? — спросила я. — Согласование земельного плана с чиновниками может затянуться на годы.

— Уско пытается подключить нужных людей. Поэтому-то он так и беспокоится за исход будущих выборов. Плохо, если к власти придут не те. Вы, финны, странный народ. Вот зачем, например, строить в таком красивом месте такое ужасное здание? — Он показал на современное сооружение, торчавшее среди скал и деревьев, словно бункер. — Какая безвкусица! Разумеется, этот кошмар надо будет снести, оно совершенно не вписывается в такой изысканный пейзаж. По моему проекту здесь будут построены красивые дома — мягкие линии, изящная отделка. Мои дома будут сливаться с ландшафтом, а не ломать его.

Надо льдом парила огромная птица — морской орел высматривал добычу. Возможно, искал оставленную рыбаками мелкую рыбешку, а может, охотился на зайца-русака.

— У него здесь гнездо. — Я показала Юрию на птицу. — Кстати, ты заметил, сколько здесь следов рыси?

— Ты и твои рыси… Хочешь, я принесу тебе живую рысь, ты сможешь держать ее дома. Вместе вы будете хорошо смотреться.

Я никогда не рассказывала Юрию о Фриде, хотя иногда так и подмывало. Нет, я больше не хотела заводить ручную рысь, которая не способна будет прожить самостоятельно.

— Нет, рысь мне не нужна. Лучше достань оружие.

Я налила себе еще чая, добавив ложечку гречишного меда. Горячий чай обжигал рот, я откусила бутерброд, чтобы разбавить жар во рту. Ханна сделала нам бутербродов с собой, словно подросткам на школьную прогулку. Юрий ничего не ел, неотрывно глядя на медленно догорающий холст.

— Какое счастье, что у него не было семьи.

— У кого?

— У Рютконена. Родители есть, живут где-то в Ийсалми, но ни жены, ни детей. На свете не прибавилось сирот.

— А как ты вообще с ним связался?

— Он нашел меня в Москве и предложил сотрудничать. Представил Сюрьянену, я получил приличную работу и смог развязаться с теневым бизнесом Паскевича. Взамен я должен был докладывать ему обо всем, что происходит в Коппарняси.

Рютконен знал, что я была подругой Давида Сталя. Невозможно, чтобы это осталось тайной для Гезолиана. Похоже, я попала в ловушку. Я еще не видела веревки, но чувствовала, что скоро она затянется на моей шее. А может, я была лишь наживкой — приманкой для настоящей дичи? Сама наживка не является целью охотника, из нее все равно не сделаешь хорошего жаркого. Возможно, с моей помощью Гезолиан хотел выйти на след Сталя.

Давид плавал возле кита, просто тот его еще не заметил. К счастью, Сталю удалось вовремя спрятать изотоп в безопасное место. Может, он хранил его в келье брата Джанни в монастыре Сан-Антимо? Давиду несложно попасть туда. Я и понятия не имела, большой ли это груз по весу и объему, как упакован. Ну, с другой стороны, чтобы отравить сотни кубометров морской воды, много и не надо.

Юрий сидел у костра, понурив голову и глядя на пепел картины. Вдали кричала лесная птица. Я налила чаю и протянула Юрию кружку. Было видно, что ему не по себе. Такое часто бывает: в экстремальной ситуации человек действует четко и правильно, а потом долго не может опомниться.

— Давай пожарим колбасу, — предложила я, проголодавшись после прогулки в снегоступах.

Юрий не ответил. Я разровняла угли, вытащила колбаски и разложила на гриле.

— Мама иногда принимала промазин. Она говорила, что от него хорошо засыпает. Я никогда не пробовал. Боюсь пить лекарства, в действии которых не уверен. Иногда в юности я не спал ночи напролет от страшного холода и громких скандалов за стеной. Я предлагал маме выпить вина, чтобы уснуть, но она не хотела, хотя вино гораздо дешевле промазина. Она покупала лекарство на деньги, которые ей платили мужчины. Я купил промазин, чтобы однажды скормить его Паскевичу. Напоить дорогим шампанским, а затем предложить таблетки, выдав их за виагру. Тогда в Питере Уско зашел со мной в аптеку и тоже купил промазин, думая, что это я себе покупаю снотворное. Я предупредил его, что одной таблетки на ночь будет достаточно, но он, видимо, не поверил.

Казалось, Транков разговаривает сам с собой, маленькими глотками отпивая обжигающий чай. Я решила не торопиться с выводами и дождаться результатов анализа. Может, Юлия была права, и Сюрьянен перебрал с алкоголем и принял слишком большую дозу промазина, а может, Анне Ватанен и в самом деле подсыпала в чай какой-нибудь отравы. Любая версия имела право на существование. У Ханны, например, тоже есть великолепная возможность отравить еду или напитки. Ее биографию я изучила еще до того, как нанялась к Юлии: кухарке недавно исполнилось сорок шесть лет, по образованию она была экономкой и поваром. Сначала работала на кассе в одной крупной столовой, затем окончила училище по профилю «специалист по ведению хозяйства» и основала собственную небольшую фирму, которая обанкротилась, не просуществовав и года.

Первая жена Сюрьянена на время болезни наняла Ханну помогать по хозяйству, а после ее смерти та работала у Сюрьянена вот уже пятнадцать лет. Она не состояла на учете в полиции или психдиспансере, не бывала замужем, не имела детей. Ее отец давно умер, мать с сестрой жили в городке Пялкяне, Ханна редко навещала их. Ей явно нравился Юрий, но она не осмеливалась развивать с ним отношения. Лайтио не знал о ней вообще ничего. Именно таких людей я всегда подозревала в первую очередь.