Проклятие семьи Грин - Стивен Ван Дайн

(28 и 30 ноября)

Вечером двадцать восьмого ноября, в следующее воскресенье, окружной прокурор пригласил нас с Вэнсом на ужин в клуб «Стайвесант». Для неофициального совещания прибыли также инспектор Моран и Хис. Мы устроились в любимом уголке Маркхэма, и вскоре разговор перешел на убийства у Гринов.

– Меня удивляет, – сказал инспектор тише обычного, – что нам до сих пор не за что зацепиться. Обычно в таких делах много версий, даже если нащупать верную удается не сразу. А в данном случае сосредоточиться совершенно не на чем.

– Это и есть отличительная характеристика дела Гринов, фактор исключительной значимости. О нем нельзя забывать. Как только мы поймем его важность, мы значительно приблизимся к разгадке, – возразил Вэнс.

– Вот так фактор! – проворчал Хис. – «Докладывайте, сержант! Что выяснили?» – «Кучу всего, инспектор!» – «А конкретнее?» – «Никаких зацепок нет как нет!»

Вэнс улыбнулся.

– Вы все понимаете слишком буквально, сержант! Я, с чисто дилетантской точки зрения, хотел сказать, что когда в деле нет points de depart[49], очевидных указателей, то мы имеем право рассматривать в качестве зацепки, или, скорее, части головоломки, что угодно. Сложнее всего соединить эти на первый взгляд разрозненные куски. Я склонен думать, что у нас в распоряжении добрая сотня зацепок, но все они бессмысленны вне связи с остальными. Это дело похоже на дурацкую игру в слова, где буквы перемешаны, а вам нужно расставить их так, чтобы получилось слово или предложение.

– Назовите мне хоть десяток из этой сотни! – иронично попросил Хис. – Руки чешутся заняться чем-нибудь конкретным.

– Вы их знаете, сержант. – Вэнс не поддался на его подтрунивание. – Скажу так: практически все, что произошло с начала дела, можно рассматривать как зацепку.

– Ну да! – Сержант снова погрузился в мрачное уныние. – Следы, пропавший револьвер, шум, который Рекс слышал в коридоре. Все эти нити ни к чему не привели – мы наткнулись на глухую стену.

– Да, это тоже своего рода зацепки. – Вэнс пустил вверх сизую струйку дыма. – Но я имел в виду условия в особняке Гринов, микроорганизмы, обитающие в его среде, психологический аспект ситуации.

– Только не надо ваших метафизических теорий и эзотерических гипотез, – раздраженно вмешался Маркхэм. – Либо мы найдем практический modus operandi[50], либо придется признать поражение.

– Старина, поражение гарантировано, если вы не соедините разрозненные факты в систему. Необходим вдумчивый анализ.

– Дайте мне хоть какие-нибудь факты, и я живо сложу их в систему, – с вызовом произнес Хис.

– Сержант прав, – согласился Маркхэм. – Вы должны признать, что нам до сих пор не с чем работать.

– Ничего, материал еще будет.

Инспектор Моран выпрямился и прищурил глаза.

– Что вы хотите сказать? – Было очевидно, что замечание Вэнса отчасти созвучно его собственным мыслям.

– Это не конец, – ответил тот с несвойственной ему мрачностью. – Картина не завершена. Чтобы дописать чудовищное полотно, нужны еще трагедии. И, самое ужасное, предотвратить их невозможно. Ничто теперь не удержит чудовище.

– Вы тоже так думаете! – У инспектора изменился голос. – Господи! Это первое дело в моей практике, от которого у меня мороз по коже.

– Сэр, не забывайте, что дом под круглосуточной охраной, – возразил, правда, без особой уверенности, Хис.

– Пустая предосторожность, – заявил Вэнс. – Убийца в доме. Он часть его смертоносной атмосферы. Он там уже многие годы, вскормленный отравой, которая сочится из стен.

Хис поднял голову.

– Член семьи? Вы уже это говорили.

– Необязательно. Но кто-то, кто попал во власть извращенной ситуации, выросшей из патриархальных идей старого Тобиаса.

– Может быть, поставить охрану внутри и следить за происходящим? – предложил инспектор. – Или уговорить семью на время разъехаться?

Вэнс медленно покачал головой.

– Шпион в доме не поможет. Там сейчас все в страхе шпионят и подозревают друг друга. Теперь о расселении: мало того, что миссис Грин, в руках которой все финансы, встанет как скала; у вас будет еще и море юридических осложнений в связи с завещанием Тобиаса. Любой, кто покинет особняк прежде, чем черви за двадцать пять лет изглодают его кости, не получит ни цента. И даже если удалось бы разбросать оставшихся Гринов и заколотить дом, это не остановит убийцу. Ничто не поможет, пока в его сердце не вонзят осиновый кол.

– Взялись за теорию вампиров, Вэнс? – Дело семейства Грин издергало Маркхэму нервы. – Может, нам нарисовать магический круг и повесить чеснок на двери?

Его неожиданный комментарий свидетельствовал об усталости и унынии. Мы все уже почти потеряли надежду. Наступило долгое молчание. Первым к практическим соображениям вернулся Хис:

– Вот вы, мистер Вэнс, говорили о завещании. Знать бы нам его условия – глядишь, и нашли бы какой-нибудь кончик. Поместье стоит миллионы, и все в руках старой дамы. А может ли она распоряжаться ими по своему усмотрению? И хотелось бы знать, какое завещание она сама составила. Такие деньжищи на кону. Надо искать мотив.

– Безусловно, безусловно! – Вэнс посмотрел на него с нескрываемым восхищением. – На сегодняшний момент это самое здравое предложение. Мои аплодисменты, сержант. Да, деньги старика Тобиаса, вероятно, играют свою роль. Возможно, не прямую. Однако влияние, тайная власть этих денег несомненны… А ну-ка, Маркхэм, как узнать подробности чужого завещания?

Окружной прокурор задумался.

– В данном случае особых трудностей быть не должно. Завещание Тобиаса Грина, конечно, оформлено документально, хотя, чтобы поднять бумаги у судьи по наследственным делам, уйдет время. И я знаю старика Бакуэя, старшего партнера «Бакуэй и Олдин», адвокатской конторы Гринов. Время от времени видимся в клубе, и мне случалось оказывать ему мелкие услуги. Думаю, он согласится конфиденциально сообщить условия завещания миссис Грин. Завтра же этим займусь.

Спустя полчаса совещание закончилось, и мы отправились домой.

– Боюсь, завещания не очень-то помогут, – заметил Вэнс поздно вечером, потягивая перед камином виски с содовой. – Как и все остальное в этом мучительном деле, их значение можно будет осмыслить, только когда сложится целостная картина.

Он встал и взял с книжной полки небольшой томик.

– А теперь прогоню-ка я pro tempore[51] Гринов из головы и почитаю «Сатирикон». Седые историки ломают копья, отчего пал Рим, а ответ вот он – в нетленном произведении Петрония о декадансе этого города.

Вэнс уселся и раскрыл книгу. Но читал он рассеянно, и его глаза то и дело поднимались от страницы.

Два дня спустя, во вторник, тридцатого ноября, Маркхэм позвонил в одиннадцатом часу утра и попросил немедленно приехать к нему на работу. Вэнс собирался на выставку африканской скульптуры в Галерее современного искусства, но развлечение пришлось отложить ввиду звонка окружного прокурора, и не прошло и получаса, как мы прибыли к зданию уголовного суда[52].

– Ада Грин позвонила утром и попросила о срочной встрече, – объяснил Маркхэм. – Я предложил послать к ней Хиса и, если нужно, попозже приехать самому. Но она во что бы то ни стало хочет разговаривать здесь. Мол, ей нужно что-то сообщить, и это легче сделать вне дома. Она была какая-то расстроенная, и я согласился. А потом дал знать вам и сержанту.

Вэнс уселся и зажег сигарету.

– Неудивительно, что бедняжка хватается за любую возможность сбросить с себя атмосферу особняка. Очевидно, Маркхэм, эта девочка знает что-то очень ценное. И сейчас наконец созрела для того, чтобы открыться нам.

Пока он говорил, доложили о приходе сержанта, и Маркхэм коротко обрисовал ему ситуацию.

– Сдается мне, – мрачно, но не без интереса сказал Хис, – это наш единственный шанс на какую-нибудь зацепку. Сами мы пока ни черта не нарыли. Если так пойдет и дальше, дела наши плохи.

Спустя десять минут в кабинет вошла Ада Грин. Она все еще была слаба, хотя на щеках играл румянец и рука зажила. Но в ее манере держаться больше не было той характерной робости и скованности.

Она села в кресло напротив Маркхэма и некоторое время щурилась на солнце, словно раздумывая, с чего начать.

– Дело в Рексе, мистер Маркхэм, – сказала она наконец. – Не знаю, стоило ли мне приходить. Может быть, это с моей стороны предательство… Если знаешь что-то страшное или опасное о близком, дорогом человеке, нужно ли об этом рассказать, несмотря ни на что?

– Однозначно не ответишь. В данных обстоятельствах, если вам известно нечто, что поможет раскрыть убийства, ваш долг об этом сказать.

– Даже если тебя просили хранить тайну? И этот человек – твой родственник?