Даже для Зигги слишком дико - Сильвия Симмонс

Так или иначе, «Сияющая звезда» совершила чудо. Пусси вышла из санатория бодрой и веселой… и — вы не поверите! — под ручку со Спайком. От подобного выбора было в пору почесать затылок. Спайк долечивался в «Сияющей звезде» после трех месяцев в государственной клинике, у которой есть какое-то округлое официальное название, но я лично зову ее кузницей для перековки сексуальных маньяков. В этой клинике Спайк лечился принудительно, по решению суда, после того, как попортил малолетку и чудом увернулся от хорошего срока, заплатив изрядный выкуп ее хватким родителям.

Даром что Пусси была чуть ли не втрое старше обычных подружек Спайка, их отношения продолжались и вне санатория. Общение со Спайком было настолько полезно для Пусси, что в его компании она даже посетила представление группы, которая пародировала «Пусси» по ночным клубам… Глядя на их грубые приколы — группа состояла из четырех девушек и парня-вокалиста, — Пусси никого не поколотила и не упала в истерических корчах. Напротив, даже хохотала. И вообще в то время никто не видел ее грустной, пришибленной или просто задумчивой. Она сияла улыбкой и производила впечатление наконец-то счастливого человека. В отличие от времени с Фрэнки Роузом Пусси теперь не пряталась. Они со Спайком охотно фотографировались и болтали с журналистами… хотя пресса проявляла к ним минимум интереса. Возможно, именно потому, что они не таились, сенсация быстро выдохлась.

Всё было чудесно. До рокового вечера в «Джи-Диз».

По традиции этого клуба, куда часто захаживали знаменитости, гость поднимался на сцену и подпевал, когда музыканты исполняли его песню. В тот вечер заиграли «Сомнамбулу», старый хит Пусси, и публика зааплодировала, приглашая ее на сцену. Спайк тоже подталкивал ее встать. Она не выступала уже много-много лет, и это был важный момент. Решится или нет? В итоге после уговоров Пусси вышла на сцену, хотя во время долгого вступления у нее был такой вид, что присутствующие могли только гадать, запоет она или убежит в истерике.

И вдруг она завела ногу за ногу и, кокетливо покачиваясь на манер школьницы, сняла микрофон со стойки, затем с игривой улыбкой погладила его и запела первую длинную фразу…

Но перед второй фразой, счастливыми глазами ища в глубине зала Спайка, она уперлась в руку какой-то девицы, которая успела подсесть к ее любовнику и теперь, расстегнув ему молнию, под столом дрочила его член.

Пусси отшвырнула микрофон и спрыгнула со сцены, сломав один высокий каблук. Прихрамывая, она кинулась к Спайку. Тот только глупо улыбался. Девица убрала руку, но и не думала убегать. Пусси размахнулась, чтобы наподдать Спайку в пах туфлей без каблука. Туфля полетела в зеркало, а Спайк увернулся. От своего столика девица прихватила бутылку «диет-колы» — в этой долбаной Калифорнии алкоголь только после двадцати одного года, за сигарету сожрут, но дрочить под столом чужому мужчине разрешено, похоже, с дошкольного возраста! В бессилии бешенства Пусси схватила «диет-колу» и вылила ее девице на голову. Та завопила так, словно ее обварили кипящей смолой. И продолжала визжать как резаная, пока не включили полное освещение и официантки с полотенцами не увели ее почти насильно в туалет — приводить в порядок.

На следующий день Пусси переехала из дворца Спайка в Беверли-Хиллз в многокомнатный номер отеля «Иден Уэст».

Именно там и произошла наша очередная встреча. В Лос-Анджелес меня вытащил Рекс, вокалист группы «Наповал». Этот металлист затевал сольный альбом и удумал записать его с участием уже немолодой Ли-Энн Стармаунтин, певицы в стиле кантри. Я его терпеть не могла — извращенец во всем. Но он почему-то возжелал иметь именно меня в качестве хрониста этого периода его славной жизни. Поскольку платил он хорошо, я согласилась и таким вот образом неожиданно для себя попала в отель «Иден Уэст».

После лондонского холода и серости было славно оказаться среди пальм в этом гнезде комфорта и покоя. Я быстренько переоделась в бикини, схватила пачку только что купленных в холле британских газет и спустилась в сад, где призывно голубело никем не занятое огромное джакузи. Я легла в воду, нажала красную кнопку на пульте — появился официант с коктейлем. Вода кругом забурлила. Ах, умеют жить в Калифорнии!.. Теплая вода массировала мне плечи, свежий ветерок кондиционеров обдавал лицо, а когда я откидывала затылок на мягкий подголовник, глаза упирались во что-то очень южное, с огромными зелеными листьями…

— Привет, — сказал кто-то рядом. — Можно к тебе?

Передо мной стояла Пусси в махровом халате поверх закрытого купальника.

Расположившись в джакузи, она спросила меня, словно старую подружку:

— Каким ветром сюда занесло?

— Приехала только двадцать минут назад, — пояснила я и рассказала, по каким делам.

При упоминании имени Рекса ее глаза загорелись.

— У парня чудесная попка, да? Зато вроде мозги набекрень.

Я согласилась с обоими замечаниями. Пусси вздохнула:

— В этом городе интересные мужчины или кретины, или чокнутые. Если у тебя груди меньше арбузов, ты здесь никому не интересна.

Чтобы не нарушать неожиданного интимно-дружеского тона, который она взяла, я проглотила возражение, которое напрашивалось само собой. Всего лишь несколько недель назад она спала со Спайком, да и сейчас она вряд ли одна по ночам.

Глядя на мой стакан, Пусси сказала: «Правильное дело», — и нажала красную кнопку, чтобы вызвать официанта. Я заметила, что на ее руке уже нет браслета с именем Тейлора.

— Допивай, — сказала она, — я закажу тебе еще. Ну, о чем нынче сплетничают дома, в Лондоне? А, да у тебя тут целый ворох нашей прессы! Можно взглянуть?

— Пожалуйста, — согласилась я. Опрометчиво.

Она выхватила из стопы первым делом «Мировые новости» — и я вся сжалась: основная статья номера наверняка убьет ее хорошее настроение. Однако Пусси с видимым удовольствием прочитала историю о новой связи Спайка — с той самой девицей, которую она облила «диет-колой». Даже несколько раз смеялась и пару абзацев зачитала мне вслух.

— Нет, ты только послушай эту дурочку! — И, голосом провинциальной простушки: — «Я не робкая девственница и видала виды. Но когда я увидела Спайка голым, мне стало страшно. У него исполинский член. Как у жеребца!» Ха! Девочка явно из деревни, но жеребца, видать, никогда не видела, а член Спайка разглядывала в телескоп. Его хозяйство можно пинцетом дрочить.

Мы проговорили не меньше часа. Точнее, болтала она, а я слушала, изредка подкидывая вопросы. Куда исчезла глуповатая зануда, во время интервью с которой я опасливо поглядывала на магнитофон, не заснул ли он от скуки? Куда исчезла сумасшедшая, которая месяцами не выходила из своей норы и, как божатся мои информаторы, собирала в морозилку собственную мочу? Куда исчезла та истеричка, окруженная со всех сторон призраками, с которой я однажды ехала в лимузине по Лондону? Похоже, в «Сияющей звезде» с ней отменно поработали. Живая, смешливая, говорливая, забавная. Жуткая сплетница. Вращаясь в соответствующих кругах, она знала миллион интимных фактов про музыкальных величин и, не стесняясь, пачками выбалтывала драгоценные для меня подробности.

Среди прочего мне врезалось в память ее замечание о Спайке.

— Есть люди, которые рождены с геном рок-звезды, — сказала она. — Я себя никогда не воспринимала как рок-звезду. А вот Спайк — тот с самого нежного возраста себя никем другим не видел и в другой роли себя не представляет.

На просьбу уточнить, что такое в ее представлении «рок-звезда», она ответила:

— Рок-звезды живут в мире, который как бы похож на наш, однако на самом деле что-то вроде тех фантастических параллельных миров, которые любят авторы комиксов. Внешне в параллельном мире рок-звезд всё точно то же и точно так же. На самом деле тамошние вещи имеют совершенно другие свойства. Рок-звезды владеют огромными особняками, в которых они не живут, потому что постоянно в разъездах. У них коллекции великолепных гоночных машин, на которых они не ездят, потому что водительские права или вечно засунуты неизвестно куда, или давно отняты полицией. У них жены ослепительной красоты, с которыми они не спят; у них друзья, которые их ненавидят; у них семьи, которые их стыдятся; пресса для них существует лишь постольку, поскольку она о них пишет, — ничего не о себе они не читают… Знаешь, — вдруг добавила она, — Тейлору всегда было мучительно трудно существовать в подобном извращенном мире.

— Да ну! — сказала я. — Вот уж не замечала, чтобы он «мучился». По-моему, он просто балдел от этой жизни!

— Проблема была в том, что Тейлор писал чудесные песни. Но такие, что могла исполнять только женщина. Ему требовалась женщина, которая будет их петь точно так, как исполнял бы эти песни он — будь он женщиной. Парадокс заключался в том, что женщина, способная соответствовать его задумке, уже не была бы женщиной. Ты меня понимаешь?