Немецкая русофобия и её причины. Философия, история, политология - Штефан Боллингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Культурная автономия – это одно, хорошо и прекрасно. Автономия с широкими государственными полномочиями – это другое, а право выхода из государства – это третье. В итоге в том числе и это наряду с неэффективной экономической и социальной политикой привело к распаду государства, это и есть мина замедленного действия»[102].
То, что Путин выступил с такими заявлениями в Ставрополе, где когда-то начинал свою партийную деятельность М. С. Горбачёв, определённо следует понимать как едкий намёк на этого политика, который, будучи подобно Ленину главой страны, уже не смог обезвредить эту мину и допустил развал Советского Союза. Вместе с тем само упоминание об этом указывает на слабые места националистической политики и проблемы жизнеспособности многонациональных, мультиэтнических государственных образований. Царская Россия и до, и во время Первой мировой войны была не в состоянии урегулировать эти назревшие в стране конфликты.
Даже если многим сторонникам мультикультурного общества трудно это себе представить, под маской национальных конфликтов часто и охотно скрываются конфликты социальные, а политические силы и элиты находят в национальных (или же религиозных) лозунгах средство для мобилизации всех слоёв населения на борьбу с подлинной или мнимой несправедливостью. Разыграв карту национального вопроса, можно легко отвлечь людей от социального дисбаланса и напряжённости. Если можно найти виноватых на стороне – тем лучше. Именно это происходило в многонациональных государствах, часто более чем справедливо именуемых «тюрьмами народов», которые вступили в войну в 1914 году: в Австро-Венгерской монархии, Османской Империи и Российской Империи. Одни – в Прибалтике, Польше, в Финляндии, в отдельных областях Украины – чувствовали себя обделёнными со стороны царской власти. Они считали, что обеспечивают процветание государства, но сами при этом не имеют ни надлежащего благосостояния, ни культурных, ни, в первую очередь, демократических свобод. Иные, на Кавказе, считали себя ущемлёнными и обделёнными по тем же причинам, стоя среди последних в очереди на распределение благ в империи.
И левое движение разделилось во мнениях:[103] как на это реагировать? Часто цитируемая сегодня Роза Люксембург, одна из лидеров социал-демократов, в Российской Империи выступавшая также в качестве представителя польской партии, отказывалась принимать во внимание национальный вопрос, идти на уступки, а уж тем более признавать право на самоопределение, считая, что всё это может повредить пролетарской борьбе. Ленин придавал больше значения дискуссиям, целью которых было создание национально-культурной автономии в Дунайской монархии. Там были готовы пойти ещё дальше и отпустить тех, кто больше не хотел принадлежать к империи. В итоге он сделал хорошую мину при плохой игре. Причинами «плохой игры» были дезинтеграция и, о чём не следует забывать, военное положение, оккупация обширных российских территорий ещё до Брест-Литовского мира.
«Национальное освобождение» стало лозунгом и целью на будущее, ведь большевики знали о поражении революции в тех частях страны, которые от неё откололись. Там революция была подавлена местными реакционерами и оккупационными – преимущественно немецкими – властями.
Глава 3
Возможности и договоры с дьяволом
Союз изгоев – Рапалло как итог сотрудничества врагов
Хотя ситуация казалась безвыходной, в том, что касается внешней политики, новообразованная немецкая республика открыла для себя новые перспективы. Обстоятельства, сложившиеся в апреле 1922 года, позволили ей, зажатой в тисках Версальского договора и поделённой на части, в чём приняло участие большинство государств мира, нормализовать отношения с большим соседом после брест-литовской интерлюдии. Будучи изгоями на мировой политической арене, Германская Империя и только что образованный Советский Союз вынуждены были преодолевать экономические последствия войны и прорывать внешнеполитическую и экономическую блокады. Одной из дополнительных задач для них было преодоление военной ослабленности обоих государств, ставшей следствием разрушительных войн и давления извне. Сегодня, когда речь заходит о Рапалльском договоре, особое внимание обычно отводится секретным договорённостям между руководством рейхсвера и Красной армией[104]. Однако значение договора к ним не сводится. Оно было значительно бо́льшим для обоих государств, чем принято считать, и в последующее десятилетие Рапалльский договор существенно поспособствовал развитию торговых отношений, экономическому росту, а в случае с советским государством – даже восстановлению экономики, расширению свободы действий и возможностей во внешней политике. В конечном счёте советское государство было признано практически полноправным субъектом международного права[105].
Зрелищное ночное заседание немецкой правительственной делегации в пижамах было, несмотря на значительные политические разногласия между политиками всех лагерей, удачей для Германии. В то время как западные страны медлили с признанием нового немецкого государства, Советский Союз не упустил случая и наладил с ним отношения, рассчитывая на выгоду в будущем. Москве при этом договор, несомненно, принёс больше пользы, чем Германии: Берлин оставался заветной целью важнейших западных держав, желавших на долгие годы сделать из антикоммунистической Германии барьер против коммунистической угрозы. На тот момент их планам не суждено было сбыться. Лишь в 1925 году они достигли желаемого благодаря Локарнским соглашениям.
Рейхсканцлер Йозеф Вирт, возглавлявший коалицию «Партии и центра», СДПГ и НДП, констатировал, выступая в Рейхстаге: «Рапалльский договор заставил мир взволноваться. Отголоски этого волнения затронули и Германию. У меня такое впечатление, что те, кто громче всех там, за нашей границей, выражает беспокойство в связи с Рапалльским договором, ни разу не читали этот договор, но что сам факт самостоятельного действия со стороны Германии там, за границей, вызвал замешательство в отдельных кругах» […]
Каждый, кто внимательно и без предубеждения прочтёт Рапалльский договор, вынужден будет признать, что договор этот честный, искренний и мирный. В известном смысле он является образцовым мирным договором […]
В нём нет ни побеждённых, ни победителей. Это полный отказ от вытекающих из военного положения взаимных требований. Поэтому непонятно беспокойство, возникшее в связи именно с этим договором, и тем более непонятно истолкование его как фактора развязывания войны в Европе»[106].
Фактически договор от 16 апреля 1922 года стал альтернативой двум мирным договорам – Брест-Литовскому, и, что ещё важнее, Версальскому. Договор предполагал отказ от репараций и компенсации утраченных в результате войны и революции ценностей и капиталов, стремление к экономическому сотрудничеству, включая предоставление режима наибольшего благоприятствования, поддержку инвестиционного сотрудничества стран, в первую очередь – во благо Советского Союза. Учитывая разногласия,
