Сокровище трёх атаманов - Сергей Алексеевич Чуйков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не, так-то здорово, только… стыдно мне чего-то…
— Вот ещё! Настоящие артисты по городам разъезжают, билеты продают, чего стыдного? А мы не хуже! Давай завтра и попробуем!
— Ладно, давай! Отпрошусь у бабушки в город.
На следующий день с утра отправились друзья в город. На окраине спрятали в кусты тележку, а Боцмана оставили пастись. В центр Тобик пошёл пешком, а Рыжик, по старой привычке, сидел у него за пазухой. Очень хотелось зайти домой, но Тобик решил — сначала дело. Ему было не по себе, стеснение и робость никуда не делись. И всё же надо было заработать денег и показать себя взрослым, самостоятельным. К тому же рядом друг Рыжик, с которым вообще ничего не страшно! Пришли в парк, выбрали площадку перед скамейками, где народу гуляло побольше, и начали свой концерт:
— Начинаем представление! — громко, даже неожиданно для себя резко сказал Тобик. Рыжик выскочил, раскланялся во все стороны реверансами и пошёл плясать вприсядку.
— Смотри, смотри, белка!
— Во чего вытворяет! Во выплясывает!
— Это ж надо! — раздавалось вокруг. Где-то в стороне играла музыка, получилось очень эффектно. Народ стал собираться. Прохожие останавливались, толкали друг друга, показывали пальцем. Тобик сначала готов был сквозь землю провалиться, а потом как-то сам засмотрелся на Рыжика и перестал обращать на людей внимание. Танец окончился. Тобик стал ходить по площадке, а Рыжик вертелся под ногами, огибая каждый шаг, как собачка в цирке.
— Мальчик, у тебя белка, что, дрессированная? — громко спросила какая-то тётенька солидного вида.
— Нет, учёная!
— А в чём разница?
— За сахар не пляшет! Берёт деньгами!
— А мы думали она у тебя в школу ходит! — гаркнул толстый дядька. Все рассмеялись. «Ты даже не знаешь, мужик, насколько ты прав», — подумал Тобик. А Рыжик взял большой листочек под мышку, как портфель, и важно так зашагал на задних лапках. Смех не прекращался, народу всё прибавлялось. Тобик достал из кармана конфету, повертел ею перед носом Рыжика и кинул подальше. Рыжик подскочил к ней, взял в лапки и принёс обратно, отдал Тобику. Тот снова кинул. Однако во второй раз Рыжик конфету не отдал, а, показав Тобику, неожиданно запустил её в другую сторону изо всех сил. Пришлось бежать, поднимать конфету и нести её бельчонку. Публика взорвалась от хохота. Рыжик тем временем ухватил пластиковый стакан, подбежал к народу и поставил, а сам сел за ним и стал махать лапками, выпрашивая мелочь. В стакан полетели монетки. Народ веселился от души, накидали много. Постепенно люди стали расходиться. Тобик взял монетки и Рыжика, сел на лавочку и пересчитал. Оказалось, приятели заработали за десять минут представления триста рублей. Настроение было — лучше некуда!
Только вот счастливые наши друзья не заметили, что с дальней лавочки за кустами наблюдали за их представлением два совсем не добрых и не весёлых человека. Местные бездельники, скитавшиеся по парку в поисках добычи, сразу смекнули, что это им сегодня повезло, и к вечеру будут они сытые и пьяные. Как только вышел Тобик из парка, они отправились следом.
Что же делать? Не зря в народе говорят, чему быть, того не миновать… Никак невозможно обойтись в сказке без злодеев, никак! Примерно, как в жизни, хочешь, не хочешь, а какая-нибудь дрянь появится. Раз уж завелась она, чего ж делать вид, что нету, бесполезно и бессмысленно, придётся рассмотреть поближе. Эти двое, что плетутся сейчас за моим героем, из всего городского отребья отличались особой активностью и цинизмом. Один, высокого роста, чернявый, с непомерно отвисшей нижней губой и совершенно глупой рожей, звался Хомут. Длинные руки с огромными кулаками перемещал он при ходьбе, как маятники. Он имел непреодолимую страсть постоянно быть пьяным и просто зверел, когда трезвел. По слабоумию самостоятельным он быть не мог, и во всём слушался другого, слепо и бездумно ему повинуясь.
А вот другой был личностью куда более интересной для психиатров и опасной для людей. Звался он Штырь, и был старым, убеждённым уголовником, всю свою сознательную жизнь упражнявшимся в науке жить за счёт других. Ему всё равно было: грабить, вымогать, выпрашивать или воровать. Всеми ухватками владел он изрядно, и соображал моментально, где какую применить. Мелкий и чрезвычайно тощий, с реденькими рыжими волосёнками, старушечьим лицом и бесьими глазами, он круглые сутки ошивался в городе и окрестостях в поисках добычи. По своей телесной слабости предпочитал грабить он как раз детей, стариков и женщин. Однако в последнее время прикормил, а точнее, припоил он возле себя Хомута, чисто как инструмент для «физической работы». В городе его знали, и предпочитали обходить стороной, считая сумасшедшим. Были на то основания — Штырь имел пристрастие к нелепым и громким театральным выходкам. Бывало, останавливался он посреди улицы, вскидывал руку и орал: «Работает ОМОН, всем лежать!» или «Наши в городе, прячьте, мамы ребятишек!». А то начинал ходить по городу на корточках с заведёнными вверх-назад руками, и приставал ко всем прохожим: «Попробуй, так удобней, ну попробуй». Употреблял он не меньше Хомута, но соображения при этом не терял.
Вот эдакие-то два упыря и шли по пятам за Тобиком и Рыжиком, а те, окрылённые удачей, ничего не замечали. Ближе к окраине, недалеко от дома Тобика, пройти нужно было проулком за гаражами. Тобик услышал за спиной, совсем рядом, крупные, тяжёлые шаги, обернулся и тут же получил жуткий удар по лицу. «Как же так, разве так можно, это же я, я никому не сделал ничего плохого…» — отлетев, Тобик ударился об стенку, сознание поплыло, — «у меня мама, бабушка, сестрёнки, Рыжик, меня любят все, я добрый, как же вы так, я…» Рыжик, сидевший за пазухой, вылетел, перевернулся в воздухе, шлёпнулся на лапы, тут же что есть силы запрыгнул на обидчика и вцепился когтями ему в рожу. Хомут заорал от неожиданности и боли, оторвал Рыжика и с силой швырнул на асфальт. Длилось всё это секунду, но той секундочки хватило, чтобы Тобик пришёл в себя и понял, что происходит! Он вскочил и ударил Хомута в челюсть кулаком. Только вот подоспевший сзади Штырь вновь свалил его на землю. Новый удар, и снова поплыло всё вокруг. Хомут держал, а Штырь проворно обшаривал карманы:
— А вот и гроши! Э, щенок, очухался!
