Клеймо Чернобога - Роман Волков

— Ты, блин, статейки эти сраные в попу запихай своим писакам писанутым. Заколебали уже, блин. Ты, блин, прежде чем чего решить на уровне страны, сперва со мной посоветуйся. Кобздец, блин! Уж от тебя никак не ожидал, Владимир Иванович. Давай-ка из этого поджога рейхстага делай обычное бытовое убийство. Как — сам решай, блин. Этот мудак бритоголовый все равно сядет, что так, что этак. Правосудие в любом случае восторжествует, блин. Дела нахрен переписывай, но чтобы ни хрена никакой нацистской организации у меня в городе не оказалось. Потом сам с ними разберешься, отдельно, блин. И чтобы в газеты вообще ни хера ничего не попало. Понял? Прокурору я сейчас тоже пропистон вставлю. Все, работайте.

— Понял. Сделаем.

Некоторое время спустя после этой беседы Всеволода Ведонцева вызвали к следователю по особо важным делам Дмитрию Александровичу Капустяну. Капустян был крепким сероглазым блондином, земляком Ломоносова. У его деда, артиллериста Капустина, во фронтовом госпитале перепутали фамилию, отчего она приобрела смешной армянский оттенок.

— Ну, чего, Сева, речь защитную приготовил?

— Приготовил.

— Придется переделывать. Нынче вышла для тебя хорошая весть. Отныне статья 282 под названием «Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды» часть 2-я с тебя снимается. Пойдешь только по 105 «Убийство». Но это еще не все. В статье 105 мы убираем часть вторую пункт «л», который звучит как «убийство по мотиву национальной, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести». Доволен? Пойдешь только по убийству двух и более лиц.

Всеволод спокойно выслушал это известие и ответил:

— А мне-то какая разница? Это же все равно особо тяжкое преступление. От восьми до двадцати либо пожизненное заключение. А про национальную ненависть все равно бы ничего не вышло у вас доказать. Нет у меня никакой расовой ненависти, есть здоровый патриотизм и любовь к своему народу. А что за расовая ненависть — я вообще не знаю что это такое. А кровная месть? Если считать, что в венах всех русских людей течет одна кровь, то я с девушкой Юлей, конечно одной крови. Но в суде, я полагаю, таких фольклористов не будет. Обидно только, Дмитрий Александрович, что вы из меня, простого русского парня, фашиста какого-то делаете. У меня ведь дед на войне погиб под Курском.

— Ну вот и все. Мы прозрели, и поняли, что ты никакой не фашист. А раз людей порешил, цыгане они или нет, все равно нужно понести наказание. Правильно?

— Правильно, да не совсем. Эти ваши так называемые люди, были именно цыганами. Более того, у них в доме находился наркопритон. И они обесчестили и убили русскую девушку. И если бы не я, простой рабочий, то кто бы выполнил функции наказания? Государство им пособие по безработице платит, оказывает социальную поддержку как беженцам. Вы, в принципе, можете вещи своими именами называть. Боитесь, что у начальства штаны на заднице задымятся, когда дело всплывет. Хотите дело перекроить, допросы переделать, а убийство мое превратить в бытовуху. Не выйдет. Я знал, конечно, что русских травят, то до такой степени — даже поверить не мог. Вот где фашизм! Геноцид! Не выйдет, капитан. Все обо всем узнают: и про шинки наркомановские, и про то, что убийцы русских девочек на воле живут. И про предложение ваше тоже противозаконное, извините уж, все узнают.

Следователь ухмыльнулся.

— Хорошо говоришь. Но все же ты зря. При предлагаемом раскладе, тем более, если судья на твою сторону встанет, реально можешь получить лет восемь. Тем более, плюс все хвалебные отзывы о тебе с детского садика, школы, института, армии и работы.

— А то что я на постоянном учете ФСБ и РУБОПа как раз по пропаганде межнациональной розни?

— Все это уберем. Бумаженцию твою дурацкую со свастиками — потеряем. Будешь обычный гражданин. Шел домой ночью… Вобщем, придумаешь что-нибудь! Вот тебе ручка, пиши. — Капустян закурил. — Тем более явка с повинной! Может и тебе вообще условно дадут. Ну и разумеется, дело потом в суд пойдет, твоих друзей-скинхедов мы искать не будем. Как хотел один пойти, так и пойдешь.

Вскоре парень передал следователю исписанный листок. Из показаний подследственного следовало, что у него было плохое настроение, в связи с тем, что его на планерке на заводе очень сильно ругал директор и грозил увольнением. Находясь в состоянии стресса, близкого к панике, Сева купил несколько бутылок пива и до ночи просидел в сквере за остановкой «ЦНТИ». Уже за полночь он понял, что нужно возвращаться домой, но так как денег не осталось, пришлось идти пешком. Когда он проходил через Ламповый поселок, его в грубой форме окликнули трое неизвестных. Было темно, лиц он не видел. Он не отреагировал, тогда неизвестные догнали его, окружили и начали наносить удары по корпусу и лицу. У одного из них был топор, которым неизвестный грозился Севу зарубить. Сева, пользуясь тем, что был чемпионом по рукопашному бою Свердловского гарнизона, сумел обезоружить нападавшего и завладел топором. Тогда один из нападавших вытащил пистолет системы «Тульский Токарева», направил в голову Севы, но, находясь в состоянии наркотического опьянения, выстрелить не успел. Тогда Сева, опасаясь за свою жизнь, используя специальную подготовку, и находясь в состоянии сильного душевного волнения, стал наносить нападавшим удары лезвием топора. Когда он опомнился, то увидел, что убил всех троих, да еще и аккуратно сложил трупы и отрубленные головы. Решив, что крики будут услышаны, и сейчас подоспеют друзья убитых, он схватил топор с пистолетом и побежал по направлению к центру города. Ему удалось поймать попутную машину (ВАЗ-2106 вишневого цвета, за рулем находился пожилой молчаливый мужчина) и доехать до Центрального рынка бесплатно. Там, на Бакунинском мосту, он бросил топор в реку, а пистолет, завернутый в пакет, спрятал под бетонное ограждение моста, где он и должен находится на данный момент. После чего отправился домой. Но так как его стала мучить совесть за убийство трех людей, то через два дня после убийства он сдался в руки правосудия.

Капустян прочел текст и, усмехаясь, сказал:

— Ну ты, братец, наглец! Надо же так дело повернуть! Ну а про топор — ври, ври, да не завирайся! Это же твой топор! Да и нельзя в драке такие раны нанести! Там же четко все экспертиза показала: топором сзади голову отсек с одного удара, цыгане при этом находились в положении лежа, мордой в землю.

— А вы как хотели? На других условиях я показания менять не буду.

— А пистолет?

— Пистолет есть. На самом деле под мостом лежит. «ТТ», не знаю, откуда он у цыган взялся. Цыгане, народ-то дикий!

— Зачем ты его под мост-то запихал?

— А куда? Домой под подушку? Сразу бы при обыске нашли. А тут лежит — и никто бы не нашел. Но уж раз пошло такое признание, ствол забирайте.

— А про директора-то как ты упомнил?

— Да он нас, снабженцев, всегда ругает. Кстати, это все подтвердят.

— Ну, ладно. Отдыхай пока, а я опус твой начальнику покажу. Если примут его в такой редакции, можешь считать, что отсидишь года три-четыре. — Капустян вызвал конвоира.

Начальнику опус не понравился. Он сразу заявил, что такое изменение дела превратится в дело на них самих. В конце концов, решили сделать так: случайную драку убрали. Сева решил отомстить убийцам за смерть девушки Юли, с которой несколько раз встречался. Но месть должна была сводиться не более чем к избиению цыган, кроме того, Сева собирался прикрепить на дверь их дома обличающий листок «Я насиловал русских девочек». Крест в кругу нарисовал для устрашения, ибо слышал, что это символ скинхедов, о которых он сам знал только по телевизору. Завязалась драка с использованием сопротивлявшимися цыганами топора и ствола, Сева вырубил цыган и повалил на землю. Находящийся в состоянии аффекта, он отрубил им головы топором, приклеил табличку на живот самому мерзкому и бежал. Остальное — по сценарию. Начальник следственного отдела Грищенко позвонил прокурору и доложил, что через неделю дело с необходимыми правками будет передано в суд, и получил похвалу.

— Завтра поедете на место преступления, снимете следственный эксперимент как следует. Потом снимете изъятие пистолета. С водолазами найдете топор. Ну все, благодарю за службу.

— Служу России, — невесело ответил Капустян, и пошагал к себе в кабинет, где опять вызвал Севу и приказал ему переписать признание согласно нового сценария.

Ленинградская область, Лужский район, пос. Степановка. Утро

Косте вовремя пришло в голову, что отработки должны кишмя кишеть молодыми студентками техникума. Житель северной столицы должен непременно разбить сердца наивных селянок могучим интеллектом, и броской привлекательностью. Поскольку нравы пейзанок на порядок ниже избалованных горожанок, то ссылка могла обратиться в развлечение. Секс в душистых стогах сена, утопая в распущенные русые косы! Что может быть романтичнее и трогательней! Костя одел свой светло-серый спортивный костюм Puma. Высокие борцовки Carlo Pazzolini были великолепны, но в грязи их действительно можно было испортить. Красные кеды Cappo, были, конечно, тоже ничего, но совсем не подходили к серому костюму. Провертевшись перед зеркалом, Костя решил, что придется все же идти в кедах. Он нагелил волосы и сбрызнулся легким спортивным ароматом Hugo Boss’а. Все!