Мятеж - Александр Афанасьев

Третья рота – тридцать гусеничных боевых машин – шла строем, напоминающим древнегерманское рыцарское построение – «свинья». Впереди, на самом острие – тяжелая боевая машина, вооруженная двумя скорострельными пушками от вертолета, установкой тяжелых ПТУР и двумя автоматическими гранатометами. Этакий самоходный «комбайн смерти», способный шквальным огнем в считаные секунды развалить по кирпичам сельский курень... или как там они называются. Поскольку бронетехники противника на маршруте продвижения не ожидалось, эту машину поставили вперед для разведки и борьбы с расчетами ПТУР и легкой техникой противника.

Следом, по флангам, уступом, шли две штурмовые артиллерийские установки калибра пять дюймов – сто двадцать пять миллиметров. Эти установки представляли собой те же танки, от которых отказались в семидесятые – и через тридцать лет вернулись к ним же. Та же самая метровая лобовая броня, те же самые средства пассивной защиты. Разница лишь в компоновке, типичной не для танков, а именно для «САУ» – моторное отделение вынесено вперед, далее идет необитаемое артиллерийское отделение, и еще далее – бронированная капсула с двумя членами экипажа: механиком-водителем и командиром. Разница с танком еще и в том, что максимальный угол подъема пушки – пятьдесят восемь градусов, а не двенадцать, как было раньше. Такая пушка могла стрелять даже по вертолетам снарядами с лазерным наведением и контролируемым подрывом. Для самообороны, рядом с основным орудием, установлена одноствольная зенитка калибра 23 миллиметра.

Еще дальше, опять-таки по флангам, шли две новейшие скорострельные артиллерийские установки «Берег». Семикатковое тяжелое шасси и поверх него – модернизованное морское башенное орудие калибра сто семь миллиметров. Орудие было уникально тем, что имело магазин на восемь снарядов и могло выпустить первые восемь снарядов со стационарной позиции очередью. Для того чтобы машина не перевернулась во время такой очереди, у нее по бокам имелись выдвижные упоры, как бывает у крана, и при стрельбе со стационарной позиции она опиралась на них. Это орудие разрабатывалось как скорострельное универсальное, оно имело собственный радар и засекало как наземные, так и воздушные цели. Четыре таких орудия – а они всегда применялись батареями по четыре, стреляя со стационарной позиции снарядами с управляемым подрывом, могли поставить непроницаемую стену осколков и сбить даже крылатую ракету! Два последовательных выстрела – максимум, что позволялось при стрельбе без выдвинутых упоров, – могли разрушить дом или поджечь любой бронеобъект противника, даже такой бронированный, как танк. Эти орудия должны были прийти на помощь, если установка в центре не справится с боевой задачей.

К каждой из головных боевых машин был прицеплен трал, что ограничивало скорость движения двадцатью километрами в час.

Далее, в пять рядов шла основная техника бригады, вся гусеничная – зенитные установки, тяжелые бронетранспортеры, выглядящие как бронированный куб с гранями на гусеницах и вмещающие до восемнадцати бойцов, тяжелые БМП с пятидесятисемимиллиметровыми пушками, снова гаубицы, снова артиллерийские установки. Они проломятся через оборону врага, выйдут к Варшаве, а за ними пойдут уже легкие силы на грузовиках и колесной технике.

Светало...

Тихон сидел на броне тяжелой боевой машины пехоты, прямо на башне, подложив под свою пятую точку свернутый спальный мешок и настороженно держа в руках пулемет. Поскольку он был наблюдателем, на его пулемете было что-то вроде лазерного целеуказателя, но только мощнее. Это намного более опасное оружие, чем сам пулемет. Пулемет может лишь окатить врага ливнем пуль, а такой вот указатель даст наводку на цель любой из боевых машин: и тем, что идут в строю, и тем, что сейчас дежурят над ними, – а вертолеты над колонной висели постоянно, сменяя друг друга, их давящий на уши гул уже действовал на нервы. Нажми на кнопку – и невидимый луч распорет пространство, ткнется в цель, а через минуту на том месте будет уже рукотворный ад, когда десяток-другой снарядов пойдут по следу луча. Рядом с Тихоном сидел Митька Буревой, с которым он ходил в самоволку. Парень счастливо избежал пуль и тоже был назначен в наблюдатели. Он сидел на краю борта идущей машины, опасно свесив ноги вниз, и наблюдал за менее ответственным сектором – «лево-назад». Если Тихон что-то пропустит – следующим это увидит именно он. Больше никакие сектора ими не прикрывались, на это были наблюдатели с других машин.

Над Польшей окончательно встало солнце, колонна еще потемну пересекла ее границу и шла теперь польскими полями и перелесками, отравляя воздух дизельной гарью, подминая под себя некошеный хлеб в полях, перепахивая гусеницами натоптанные фермерскими машинами дороги. Броню чуть покачивало на ухабах. Несмотря на то что, судя по виду нескошенного хлеба в полях, надо было уже убирать, здесь никто не работал. Никто по ним не стрелял, только несколько раз попадались машины, водители которых, увидев наползающую на них бронетехнику бригады, давали полный газ и спешили скрыться. Пока что их даже не пытались обстрелять...

Внезапно головная машина качнулась, выпустила клуб дыма и встала, за ней начали останавливаться другие машины бригады, прямо в поле. В пятистах метрах по фронту была наезженная дорога через поле, ведущая к перелеску, а далее, примерно в полутора километрах, – большая деревня.

– Что случилось? – недоуменно спросил Митяй.

Открылся люк, из люка показалась голова командира экипажа в шлеме и очках.

– Внеплановая остановка. Сечь по секторам.

– Есть...

Мимо колонны, суетясь, пробежали два офицера, потом Тихон повернулся и увидел, что на броне КШМ[45] в центре колонны, прямо поверх нее, а не под ее защитой, собрались несколько офицеров и развернули терминал связи с антенной.

– Чего это они?..

– Решают, куда дальше идти...

– Что так, приказа, что ли, нет?

– Ты сектор свой секи. Видишь, хлеб какой – в упор по нему подберутся, если ворон ловить будешь.

Митяй перекинул поудобнее автомат.

– А хлеб и тут добрячий уродился.

– Да...

Пошаливал ветерок, было уже жарко. Митяй нащупал где-то в узле, на который опирался, бутылку с водой, открыл, отпил несколько глотков, передал Тихону.

– Че это они в нас не стреляют?

– Не знаю. В штаны, мабуть, надристали.

Загадка с остановкой тем временем разрешилась – прямо над головами, свистя турбинами, промчалась восьмерка реактивных штурмовиков «Юнкерс», и меньше чем через минуту где-то впереди, слабо, но отчетливо, загрохотали разрывы.

– Опорный пункт, видимо, обнаружили. Или засаду...

Через несколько минут колонна снова тронулась...

Сюрприз ожидал их почти сразу, как только они прошли отметку сорок четыре – один и приблизились к дороге, которую следовало пересечь. Дорога была опасным местом, поскольку проходила по насыпи, и тут враги могли организовать оборону или, по крайней мере, засаду. Опасаясь этого, полковник Голеватый приказал поднять имевшийся у них легкий беспилотник, чтобы получить данные о том, что творится впереди, и выдвинул две артустановки и две зенитки на фланги, чтобы при необходимости подавить выявленные цели.

Беспилотник запускался прямо с КШМ, штабные сноровисто вытащили небольшой вертолет, приделали к нему лопасти, миг – и он уже взлетел, весело треща двухтактным мотором, а на экран терминала пошла черно-белая картинка, расчерченная для понятности перекрестьями.

– Так, давай до насыпи и пройдись по ней влево. Затем пройди за насыпью и вернись вправо! – приказал Голеватый колонновожатому[46].

– Так точно, господин полковник, – отозвался майор, на груди которого красовался знак колонновожатого – глобус в перекрестье прицела.

– И поднимись повыше, чтобы ничего не пропустить...

Вертолетик, забираясь повыше, бодро полетел к дороге. В объективе телекамеры был самый обыкновенный пейзаж – поле, колосящийся хлеб, белая лента дороги...

– Опустись пониже и помедленнее. Давай над самой дорогой... нет, левее, над обочиной... вот так.

Офицеры напряженно следили за картинкой.

– Кажется, не копали, господин полковник.

– Кажется... А ну еще выше и чуть-чуть правее...

Полковнику что-то не нравилось – он сам не мог понять что. Вроде бы ни проводов, ни раскопок не наблюдается – первый признак подложенного фугаса. Да и кто мог знать, что они будут форсировать дорогу именно в этом самом месте, чтобы подложить фугас или мину? Никто...

– Давай выше, пройди в обратную сторону. Посмотрим, что там.

– Есть...

Все та же дорога – по той стороне нескошенное поле, чьи-то коровы, возможно даже лишившиеся хозяев...

– Стоп! Зависни! Ниже давай!

То, что увидел полковник...

– Что это?

– Это коровьи кишки... – сказал кто-то из офицеров.

Кто-то убил корову и выпотрошил ее – груда беспорядочно перемотанных кишок лежала последи поля, и над ней роилась целая туча мух, ринувшихся на разведывательный беспилотник в бессмысленную атаку. Тут же – буквально лужа подсохшей крови.