Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия - Питер Акройд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После этой кровавой бойни призывы Китченера добровольно вступать в армию участились и приобрели истерический характер. Однако, когда на них не последовало сколько-нибудь бодрого ответа, Асквиту пришлось рассматривать перспективу введения обязательной воинской повинности. И ему, и лорду Бэлфуру эта идея была ненавистна, а Лоу и Ллойд Джордж относились к ней вполне благосклонно – яркая иллюстрация различия между «старыми» и «новыми» политиками внутри кабинета. Новые люди полагали, что обязательная военная служба покажет и союзникам, и врагам, что Британия «настроена всерьез». «Мы должны драться до конца», – заявил Ллойд Джордж, для которого изначально цель противостояния заключалась в устранении «германской угрозы». Асквит же в принципе ненавидел войну, и его старший сын сражался в окопах, а потому премьер склонялся к соглашению с Германией.
Недостаток добровольцев и давление внутри кабинета министров со временем вынудило Асквита предпринять меры в этом направлении, но даже и тогда он действовал с привычными предосторожностями. Его Закон о военной службе, принятый в январе 1916 года, вводил обязательную воинскую повинность для холостяков и бездетных вдовцов, женатых мужчин он не касался. Придерживаясь такого среднего курса, Асквит умудрился примирить большую часть своего разномастного кабинета. Однако через несколько месяцев события потребовали, чтобы военнообязанными стали и состоящие в браке, и Асквиту пришлось внести в закон соответствующие поправки. Расширение военной обязанности означало, что государство теперь контролирует жизнь и смерть всего мужского населения; добровольческую «армию Китченера» сменили солдаты поневоле. К тому же в результате призыва фабрики в Англии лишились сильных мужчин, на их место пришли женщины и менее крепкие рабочие.
Обязательная военная служба не распространялась на Ирландию, что указывало на крайне неопределенный статус страны в Соединенном Королевстве. Правительство понимало, что ирландцы не примут насильной отправки всех взрослых мужчин на защиту островов или Британской империи вообще; сама идея призвать ирландцев «освободить маленькую католическую страну Бельгию» от иностранного агрессора была вызывающе ироничной. Подавляющее большинство представителей Ирландской парламентской партии в Вестминстере вообще проголосовали против закона. Тысячи ирландцев, как католиков, так и протестантов, вступили в армию сразу после объявления войны в августе 1914 года. Впрочем, пойти добровольцем на «короткую и славную» войну в 1914-м – это одно, а всеобщая военная повинность, насажденная британским правительством в 1916-м, – совсем другое.
В 1914 году лидер ИПП Джон Редмонд призывал членов Ирландских добровольческих сил записываться в войска, аргументируя идею тем, что их жертва ускорит введение принятого либералами закона о самоуправлении. И большинство откликнулось на его призыв к оружию, однако около 12 000 отказались. Эти люди утратили веру в готовность и способность британского правительства выполнить свои обещания и ввести в стране самоуправление, да и в любом случае им хотелось большей автономии, чем предусматривал либеральный закон. Они как раз считали, что мировая война дает им уникальный шанс воплотить в жизнь мечту о независимой Ирландской республике. «Английские проблемы, – говорили они, – это ирландские возможности».
В понедельник 24 апреля 1916 года небольшая группа «Ирландских добровольцев» вместе с солдатами Ирландской гражданской армии подняла восстание в Дублине. Они захватили часть административных зданий, включая Главпочтамт, над которым водрузили флаг Ирландской республики. Патрик Пирс, один из лидеров восстания, зачитывал «Прокламацию к народу Ирландии» дублинским прохожим. Он провозглашал «право ирландского народа на владение Ирландией» и добавлял, что новая республика «гарантирует религиозную и гражданскую свободу, равные права и равные возможности».
Пирс призывал своих ирландских братьев и сестер восстать, но мало кто из дублинцев пожелал вступить в борьбу. Одни полагали, что смысла в мятеже нет, поскольку закон о самоуправлении уже принят, и неважно, что дата его воплощения в жизнь так и не определена. Другие считали восстание актом сомнительного оппортунизма, учитывая, что около 20 000 ирландцев воевали на фронте. И почти все жители Дублина предрекали провал миссии. Разница во взглядах среди «Ирландских добровольцев» привела к тому, что лишь 1500 человек участвовало в мятеже, причем от планов поднять общенациональное восстание пришлось отказаться и ограничиться лишь столицей. Восставшим не хватало оружия: британский флот перехватил судно, доставлявшее в Дублин вооружение.
Британское правительство решило, что пули и бомбы будут эффективнее, чем блокада Главпочтамта. Тяжелая артиллерия открыла огонь с территории Тринити-колледжа и с патрульного судна в русле реки Лиффи, превратив пару квадратных километров вблизи почты в груду щебня. После нескольких дней обстрела и ожесточенных уличных боев, в которых погибло 200 солдат и 250 мирных жителей, восставшие сдались. В Ирландии восстановили британское управление и ввели военное положение; главные посты в администрации страны заняли офицеры. Почти 200 мятежников предстали перед военными судами, позже квалифицированными как незаконные, поскольку проходили они втайне и велись теми же командирами, которые руководили расправой с восставшими. Девяносто повстанцев приговорили к смерти, и пятнадцати, в том числе тем, кто не возглавлял восставших и не был повинен ни в одной смерти, приговор утвердили. Расстрельная команда казнила приговоренных в первые недели мая 1916 года.
Эдвард Карсон аплодировал драконовской реакции правительства. Он заявил в палате общин, что восстание «следует подавить мужественно и решительно, так чтобы этот пример предотвратил его повторение». Редмонд поначалу также поддерживал казни, но позже забеспокоился, что они подорвут доверие народа к конституционному национализму, и уговаривал Асквита прекратить расстрелы. Премьер-министр постепенно склонился к мысли, что «значительное количество» смертей может «посеять семена долгосрочных проблем», и приказал остановиться.
Сделанного не воротишь. Национальное движение в Ирландии становилось все более радикальным. «Ибо мнил, что выхода нет, и приходится корчить шута, – писал У. Б. Йейтс в своем стихотворении «Пасха 1916». – Но уже рождалась на свет грозная красота»[36]. Те же самые ирландцы, которые к самому восстанию отнеслись безразлично, неопределенно или враждебно, возвели казненных повстанцев в статус мучеников. Одних возмутили бесчеловечные казни, других тронуло «самопожертвование» мятежников. Бомбардировка Дублина, рассказы об учиненных британскими войсками зверствах во время подавления восстания и скорый суд британских властей без особого следствия – все это вместе внушило отвращение к колониальному правлению в Ирландии. А замаячившая перспектива введения поголовной военной повинности еще больше подогрела националистические настроения. Не поддержанная народом, очевидно бесплодная и в общем-то символическая революция преуспела в одном – в пробуждении