Таня Гроттер и молот Перуна - Дмитрий Емец

– Я же-же-же…

– Он женат! – с удовольствием наябедничал Халявий.

Лягушка трагически перевернулась на подушке кверху лапками.

– О, н-нет! – простонала она. – Все пропало! Неужели брак был заключен по обряду Древнира и скреплен его заклинанием? Тогда я навсегда останусь лягушкой! Такие браки нерасторжимы!

– Какого еще Древнира? – подозрительно поинтересовался дядя Герман. – Я женился в грибоедовском загсе, как все приличные люди! На моей свадьбе был один космонавт и два народных артиста!

Беатриса Премудрая в восторге задрыгала лапками.

– Слава хаосу! В загсе не считается. Считаются только магические браки, заключенные по ритуалу Древнира. У вас же не такой брак, нет? – спросила она.

– Нет! – заверил дядя Герман. – Не такой! Мы даже и в церкви не венчались, потому что я занимал ответственный пост.

– А позднее? Не венчался? – быстро и с беспокойством спросила лягушка.

– А сейчас ему не положено, как королю вампиров! Подданные не поймут! – с гордостью за родственничка встрял Халявий.

Счастливая Беатриса Премудрая подпрыгнула и, прежде чем Дурнев успел опомниться, поцеловала его в губы. На дядю Германа дохнуло среднестатистическим болотом.

– Женись на мне, милый! Я ведь красавица. Василиса Премудрая со мной ни в какое сравнение не идет. В какой воде я ножки мою, она той водой умывается.

– В самом деле? Красавица, говоришь? – спросил дядя Герман, с сомнением глядя на лягушку.

– Верь мне! Тебя я лаской огневою и обожгу и опалю! – пообещала она. – Согласен? Будешь у меня в холе и неге, аки блин в масле кататься!

– Э-ммм… Ну можно! – застеснялся дядя Герман, которому ужасно хотелось жениться на красавице.

– Правда, придется подождать тридцать дней и тридцать ночей. Раньше магические браки по обряду Древнира не заключаются. К сожалению, этот старый зануда был против поспешных знакомств и поставил особый магический блок, – грустно добавила лягушка.

Дурнев кивнул. Он готов был ждать хоть два месяца. Опыт подсказывал ему, что красавицы на дороге не валяются, если, конечно, они не мешают пиво с водкой или коньяк с белым вином.

– Заверни меня в платочек да неси домой, яхонтовый! – распорядилась лягушка. – Да жене твоей, в немагическом браке с тобой живущей, ничего обо мне не говори! А уж я тебя, сладкий мой, не забуду! И приголублю и приласкаю.

Полный самых сладких мечтаний, дядя Герман облизал губы и дрожащей рукой полез в карман за носовым платком. Спрятав лягушку, он задвинул пустой сундучок за мусоропровод, чтобы с утра отнести его в гараж, и, точно заговорщик, просочился в родную квартиру. В их квартире, и это сразу ощущалось после улицы, вечно боролись два запаха – запах таксы, любившей старые газетки больше газона, и запах дорогих французских духов.

Тетя Нинель не спала. Одетая в просторный шелковый халат, из которого легко можно было выкроить две простыни, Дурнева невнимательно читала женский детектив «Колобок в парике». Услышав, как в замке повернулся ключ, она, томно потягиваясь, вышла навстречу мужу. Такса Полтора Километра, спавшая под диваном неспокойным старческим сном, выползла и, стуча когтями по паркету, побежала наводить порядок.

Первой оказавшись у ног дяди Германа, такса подозрительно зарычала на его карман. Она смутно ощущала, что что-то неладно.

– На кого это она рычит? – подозрительно осведомилась тетя Нинель.

– Ни на кого! – быстро сказал Дурнев.

– Ни на кого она бы не рычала! Ты что-то скрываешь от меня, Германчик? – прозорливо спросила тетя Нинель.

Дурнев заметался.

– Чего ты ко мне пристала? Хочется ей рычать и рычит! Небось на Халявия! Он опять ловил кошек! – плаксиво сказал он.

Тетя Нинель укоризненно взглянула на оборотня.

– Халявочка, это правда? Зачем ты гонялся за кошками в новом костюме? – проворковала она.

Оборотень, которого вынуждали сознаться в том, чего он не совершал, многозначительно посмотрел на дядю Германа. Бровки заерзали на узком лобике.

– Братик, отведешь меня завтра в ресторан? – поинтересовался он.

– Каждый день? А не жирно будет? – возмутился дядя Герман.

– Фу, какой ты противный, братик! От домашней еды у меня несварение желудка! А то смотри… за кошками не буду гоняться… Как тебе, не сыро? Или, может, помочь?

И Халявий многозначительно похлопал себя по карману. Дядя Герман сдался, правильно поняв намек.

– Ладно, отведу! Будь ты проклят! – сказал он.

– И к манекенщицам пустишь? – продолжал допытываться Халявий.

Дурнев вздохнул. Он сообразил, что любимый братец будет теперь шантажировать его бесконечно. Вот и теперь они беседовали шепотом, как заговорщики.

– Они на тебя наступят, – сказал он.

– А это уже не твоя проблема! Я не виноват, что мне нравятся высокие женщины. Мой дедушка первым браком был женат на богатырше. Я весь в него. Так пустишь или не пустишь? – с напором спросил оборотень.

– Да, да, да! – прошипел дядя Герман.

Халявий, выторговавший то, на что раньше и надеяться не мог, просиял.

– Да, да, да! Я гонялся за кошками! Я типа фанат, маньяк и все такое! Как же я люблю своего братика! Тебе так повезло с ним, мамуля! – громко признал он, бросаясь на шею к изумленной тете Нинели.

Дурнева стряхнула с себя навязчивого карлика и умиленно обняла дядю Германа, случайно едва не раздавив при этом коварную соперницу. Такса Полтора Километра заворчала и от греха подальше ретировалась под диван. Порой этой кривоногой колбасе казалось, что она самое разумное существо в доме у Дурневых.

Потянулись дни. Халявий, он же царь Мидас, он же Вацлав Нижинский, он же Герострат, он же машинка для наклеивания этикеток, он же император Калигула, он же племянник бабы Рюхи и еще шут знает кто такой, каждый вечер ездил в рестораны и кутил с манекенщицами, вводя дядю Германа в непредвиденные расходы. Среди московского бомонда неизвестно с чьей подачи распространился слух, что этот маленький карлик владеет несколькими нефтевышками в Тюмени и что именно по этой причине коварный Дурнев его охмуряет. «Подпоит, бумаги подписать заставит – и все дела! Он такой!» – шептали деловые тузы, которые с удовольствием охмурили бы Халявия сами, но побаивались дядю Германа.

«Вот что значит репутация! Даже захочешь сделать что хорошее, так никто тебе не поверит!» – раздраженно думал председатель В.А.М.П.И.Р.

К его невероятному удивлению, Халявий пользовался у манекенщиц невероятным успехом. «Он такой забавный, такой веселый! Так потешно передразнивает собачку! Куда лучше этих раскормленных банковских боровов, у которых на спинах отпечатались перекладины стула!» – передавали они друг другу. Работал пресловутый женский телеграф, изобретенный еще мамой Евой и ее дочерьми, и домой Халявий приходил лишь под утро, перемазанный помадой с головы до ног и с галстуком, вымоченным в вине и в соусе.

Облепленный женщинами, как мухами, оборотень сиял и щедро одаривал их кусочками золота, которые днем откалывал от бачка Дурневского унитаза. В результате всезнающие сплетники стали поговаривать, что, кроме вышек, карлик имеет еще и нелегальный золотой прииск в Якутии, где на него работают беглые зэки.

«Где бы еще он выучился так выть по-волчьи? Да и глаза у него в темноте горят!» – говорили они.

Дядя Герман некоторое время терпеливо таскался за Халявием, пока не сообразил, что особого толку от этого все равно не будет. Еще немного – и его начнут принимать за приживала богатого карлика, а уж хуже ничего быть не может. И Дурнев оставил Халявия в покое, деля свое время между тетей Нинелью и лягушкой.

Для лягушки он завел небольшой аквариум, напустил на дно воды и положил на поверхность лист кувшинки. Чтобы аквариум не попался жене на глаза, он прятал его в сейфе, код от которого знал только он.

В отличие от своей сестры Василисы, Беатриса Премудрая не сбрасывала лягушачью кожу ни днем, ни ночью, а лишь на чем свет стоит ругала Бессмертника Кощеева.

– Он весь магический мир уже забодал, хрыч старый! Ни одной девушке проходу не дает! Германчик, будь такой добренький: смотайся – проткни его своей шпагой! – говорила она.

Дядя Герман задумчиво тер рукой нос. При одной мысли, что придется кого-то протыкать, ему становилась не по себе.

– Оно, конечно, идея хорошая… Да только, может, вернее донос написать? Или просто сделать пару звонков? – предлагал он.

– Кому ты звонить собрался? Магфиозным купидонам? Так у него сердца нету – не во что стрелы пускать. А доносы все равно к нему в Магщество придут – он их сам и разбирать будет, – квакала Беатриса Премудрая.

Никакими огневыми ласками она дядю Германа пока не опаляла, если не считать того, что порой брызгала из аквариума быстро завонявшейся водой. Ела она много – и все больше лягушачью еду, требуя, чтобы Дурнев покупал ей в зоомагазине мотыль.

– Погоди, милый, вступим в брак по ритуалу Древнира, я сброшу лягушачью кожу – и вот тогда!.. Поверь, дорогуша, рядом со мной Василиса ничто. Ты сказки-то читал? Она простой пирог не способна приготовить без мамок-нянек. Потерпи, милый, тридцать дней!.. – ворковала Беатриса.