Поезд на Ленинград - Юлия Ли

– Ни в коем случае. Разрывы сосудов внутренние, – сдал назад главврач Кремлевской поликлиники. – Инсульт, так сказать – апоплексия… Быть может, у него была к нему предрасположенность.

– В таком-то возрасте! – скривился Саушкин. – Гроссмейстер прав – вы убили своих пособников, и шабаш. В Москве товарищ Грених сделает анализ этих игл, тогда и посмотрим, что к чему.

– Зачем мне было их убивать? И как я, по-вашему, дотянулся бы до Лиды? – взвился доктор, утирая потный лоб дрожащей рукой.

– Ну уж знакомство-то свое с ней вы не станете отрицать? – выкатил грудь уполномоченный.

– Да, мы знакомы, по службе… были, – достал доктор платок и промокнул лицо. – Лида действительно медсестра в Кремлевской поликлинике. Но это еще не означает, что я велел ей кого-то убивать. И тем более не означает, что я стрелял в ее мужа иглами. Черт знает что такое! Сумасшедший дом какой-то.

– Сумасшедший поезд, – поправила язвительно Стрельцова.

– Судя по заявлению ее мужа, она причастна к… – начал Саушкин.

– Вы не имеете права оперировать непроверенными сведениями, – взмахнул рукой доктор, будто желая, чтобы Саушкин исчез. – Не нужно давить! Со мной этот номер не пройдет. Вольф прав, хороши нынче сотрудники милиции. Прямо перед его носом происходит два убийства, а он ничего не смог заметить. Слушают этого шахматиста-выскочку, который только и знает с начала поездки, как языком трепать. Хороша же у нас правоохранительная система. Что вы сделали, едва поезд тронулся и вы объявили, что ищете преступника? Какую работу в этом направлении вы провели? Только запугивать мастаки. А вы, профессор, – резко обернулся он к Грениху. – Вы приглашены сюда, как я понял, чтобы выяснить, есть ли преступник среди нас? И что вы делаете? Сталкиваете нас лбами! И молча наблюдаете, как мы пытаемся друг друга не сожрать. И не сожрем! Не дождетесь. – И Виноградов демонстративно сел.

Но тотчас вскочил и стал в негодовании трясти в воздухе пальцем.

– Что бы эти двое ни совершили, но при первых же заданных вопросах наложить на себя руки, пытаться бежать из летящего на всех парах поезда – это, знаете ли, – у страха глаза велики! Вот что это такое! Любой советский человек, увы, знает, коли тебя в чем-то заподозрили – пиши пропало. Все! Не отвертишься, хоть стреляйся.

– Эко осмелел. Ну так что – стреляйся, на. – Разозлившийся Саушкин перевернул наган ручкой вперед, стал пихать оружие доктору. – Тоже мне умник нашелся, еще один. Может, тогда ты сам и вычислишь сообщника?

– Не смейте мне тут тыкать, молодой человек! Повторяю, со мной этот номер не пройдет. Все, что здесь про меня было сказано, – фантастическая клевета. – В голосе доктора дрожал гнев, к которому стал примешиваться и страх. Пальцы его судорожно сжали спинку сиденья. – Вы пытаетесь нажимом заставить нас сознаться в том, чего мы не совершали. Найти виноватого для отчетности.

– Не стала бы она накладывать на себя руки, – по лицу уполномоченного скользнула сардоническая ухмылка, он протянул руку в сторону Лиды, – если бы рыльце не было в пушку. Приоткрою завесу над тайной: мы ловим сообщника Влада Миклоша, обронившего билет, предназначенный сотруднику прокуратуры – тоже, видать, сообщнику. Но никак не ожидали, что произойдет вот это. И неведомо, что произойдет еще. Одно вам сказать могу точно, все по прибытии будут взяты под стражу до выяснения. Все!

Взгляд Саушкина – почерневший, исподлобья, не предвещал ничего хорошего. И доктор, помня, как он безжалостно засадил девушке по лицу наганом, предпочел смягчить тон:

– Вы же специалист в делах дознания, как же вы верите такой небывальщине, как духовое ружье? И что же… скажете, что я – тот, кого вы ищете, тот, кто билет свой обронил в здании прокуратуры? Да я там и не бывал никогда!

– Откуда вам известно про здание Прокуратуры? Мы здесь не упоминали, где именно был обронен билет. Я сказал: «мы ловим сообщника, обронившего билет, предназначенный сотруднику прокуратуры. А вы говорите, что он был обронен в здании Прокуратуры. – Саушкин опять расцвел ехидной улыбкой, засунул наган в кобуру, а руки – в карманы брюк, отчего верхняя часть галифе стала еще шире. – Откуда знаете?

– Когда один из пассажиров никак не мог найти свой билет, вы спросили его, не заходил ли он сегодня в Прокуратуру по адресу Столешников, 3.

Феликс насторожился. Кажется, эта деталь была им упущена. Грених наблюдал, как тот с зоркостью ястреба следит за перепалкой доктора с уполномоченным, то ли ожидая удобного случая вступить в полемику, то ли получая от этого скрытое удовольствие. Глаза его бегали с лица на лицо.

– Какой из пассажиров? – напирал Саушкин.

– Господин в очках.

– Господа теперь все за границами, – осадил его уполномоченный.

– Товарищ в очках, – покорно поправил себя доктор, нервно принимаясь приглаживать бородку.

Когда Феликс приподнялся, чтобы найти взглядом писателя Пильняка, все уже стояли и смотрели на него. Тот невольно тоже поднялся, расширив у горла петлю белого кашне.

– Но и вы, доктор, свой билет не сразу нашли, – встряла Ефимия Стрельцова. Она залезла ботинками на скамью и, присев на деревянную спинку, закурила.

– Уберите, – строго проговорил Грених, нахмурив брови.

Вскинув на профессора недоуменный взгляд, девушка с демонстративным апломбом потушила папиросу о спинку сиденья.

– Меня зовут Фима, приятно познакомиться, – язвительно сказала она, засовывая недокуренную папиросу за ухо. – Можно и повежливей.

– В самом деле, – нервно замахал руками Виноградов, разгоняя поднявшиеся к потолку вагона густые клубы отвратительно пахнущего табачного дыма. – Здесь и без того душно. А у меня астма.

– А почему же вы не сразу нашли свой билет? – потирая висок, спросил Белов.

Прозвучало точно в воздух, было неясно, к кому Феликс обращался, и он посмотрел через весь вагон на Пильняка, чтобы тот понял, к кому он адресуется. Писатель молчал, взгляд его был потерянный, лицо сначала побелело, а потом покрылось красными пятнами. Он сглотнул, поправив сползшие на потный нос очки, и вытер мокрый лоб.

– Может, потому что вы его все же потеряли, а тот, что у вас сейчас, – подделка? – предположил шахматист.

– Что вы несете? – взъярился писатель. – Что за нелепые предположения?

Набрав воздуха в легкие, он собирался добавить еще что-то, пыхтел, дул губы, краснел и белел. Но, так ничего и не ответив, плюхнулся на свою скамью, исчезнув за спинкой.

Феликс тоже сел, опустив недоуменный взгляд под ноги. На некоторое время опять стало тихо. Грених призадумался. Прежде он никогда не рассматривал писателя в качестве кандидата на роль командира отряда… Ведь он тоже светловолосый – точнее, рыжий – и светлоглазый, черт возьми. Ему тридцать четыре…

– Вы всех уже порядочно