Убийство в обществе коллекционеров - Мэри Лондон

Эта маленькая речь несколько разрядила атмосферу. Сэр Бартоломью молча пожал руку Али Садру и вышел. А следом за ним, точно по команде, поднялись и покинули гостиную все остальные участники собрания.

— Чудно, однако! — удивился Форбс, когда они остались вдвоем с сэром Малькольмом. — Неужели такая женщина, да при таком-то богатом муже, могла влюбиться до беспамятства в какого-то там Али Садра?

— Поди разбери! Купидон мечет стрелы без разбору. Но между любовью и предумышленным убийством лежит пропасть, и называется она безумием. Еще когда мы осматривали ее коллекцию, я заметил, что леди Анджела слишком близко к сердцу принимает эзотерику, которой занимается. Она облачила свою страсть к Али Садру в мистические покровы нижнего уровня — в оправдание своих эгоистических помыслов. А обостренное чувство романтизма, не надо забывать, нередко доводит любовь до смерти. В нашем случае, что немаловажно, эта женщина восприняла решительный отказ Садра как презрение в свой адрес — настоящую пощечину, уязвившую ее самолюбие. Убив Катерину Ховард, она не только избавилась от соперницы, но и, самое главное, наказала Садра за то, что он ее отверг. Расправа, отягченная местью! Вот вам мотив ее чудовищного злодеяния.

— Бедный сэр Бартоломью… По-вашему, его клуб переживет такой позор? — спросил Форбс.

— Думаю, вряд ли. Члены клуба замкнутся каждый на собственной коллекции, как скупой над своими сокровищами. А я вернусь в Фалькон к своим книгам и орхидеям… Знаете, теперь я только об этом и думаю…

— Понимаю, понимаю, сэр Малькольм, к тому же вас ждет не дождется Доротея Пиквик — ну и старушка, сущий кипяток!

Посмеявшись над этой шуткой, они вернулись к машине, поджидавшей их у подъезда особняка Веллингтон. Туман, который вот уже десять дней кряду окутывал Лондон, за то время, пока шло собрание, рассеялся.

Глава 30

По окончании следствия сэр Малькольм, как обычно, принимал Дугласа Форбса у себя в имении Фалькон. Старший инспектор прибыл к полудню. По столь торжественному случаю он облачился в парадный мундир, изрядно позабавив Доротею Пиквик.

— Никак Скотланд-Ярд уже рядится в служащих похоронной конторы! — изумилась она, встречая его в вестибюле.

Форбс счел такой прием за оскорбление достоинства всей полиции в целом. И хотел ответить колкостью под стать обидной реплике, но подходящих слов не нашел да так и остался стоять, безмолвный и уязвленный. К счастью, в эту минуту появился хозяин дома.

— А, дорогой друг! Проходите, прошу. Всегда рад вас видеть. Доротея, будьте любезны, попросите Вэнь Чжана, пусть приготовит нам свой фирменный коктейль.

Они прошли на веранду, выходившую в парк. Туман уступил место холоду и сияющему небу. По лужайке возле пруда, где госпожа Пиквик обычно оставляла прикормку, переваливаясь с боку на бок, бродили дикие утки. Иногда в их компании объявлялся глухарь и даже золотой фазан — совсем уж редкая птица. Сэр Малькольм любил наблюдать за всей этой пернатой братией. Подобное зрелище освежало его — очищало от всякой грязи, постоянно окружавшей его по ходу того или иного дознания.

В тот день в Фальконе ожидали еще одного гостя. Благородный сыщик пригласил своего коллегу, которого сэр Бартоломью нанял следить за своей супругой. Сэр Малькольм, как оказалось, хорошо его знал. Тот состоял с ним в одном Клубе графоманов. Кристофер Марлоу был не только мастером сыска, но и замечательным писателем. Последний его роман об американских полицейских даже был удостоен премии Честертона.

Маленького роста, коренастый, с круглым, как луна, лицом, он говорил с легким валлийским акцентом и не без гордости представлялся чемпионом Йоркшира по гольфу. В Скотланд-Ярде Марлоу ценили очень высоко и прибегали к его помощи в самых необычных делах, пользуясь тем, что он знал с полдюжины иностранных языков, в том числе турецкий и японский. Сэр Малькольм считал его гением своего дела и почел за честь принять у себя дома.

Форбс же, напротив, относился к Марлоу несколько настороженно. Зная, сколь глубоко уважал его сэр Малькольм, он питал к нему своего рода ревность, хотя признаться в этом, конечно, не решился бы ни за что на свете. Поэтому, когда Кристофер Марлоу вошел, старший инспектор наперекор себе состроил доброжелательную мину, несмотря на то, что новый гость лишал его половины удовольствия, которым он наслаждался всякий раз, когда оказывался в этом доме.

— Господин Марлоу, — сказал сэр Малькольм, — не скрою, я пригласил вас из любопытства. Мне, честно признаться, очень хотелось бы поговорить об Анджеле Смит, супруге сэра Бартоломью.

— О, даже не знаю, что и сказать! — ответил сыщик. — Вот уж действительно, эта женщина — небывалый случай!

Они выпили тост за Ее величество, потом за Скотланд-Ярд и следом за тем, уже с чувством исполненного долга, за дружбу. И Форбс начал мало-помалу оттаивать.

— Знаете, — продолжал Марлоу, — я не выдам никакой профессиональной тайны, если скажу, что это необыкновенная женщина. Сэр Бартоломью подозревал, что она кем-то увлечена, правда, не мог взять в толк, почему. Вот он и обратился к услугам моего агентства. И я очень быстро понял: у леди Анджелы есть в жизни только два увлечения — эзотерика и один мужчина. Половину своего времени она проводила в центрах оккультных наук, а другую половину — либо в храме Митры на Виктория-стрит, часами ожидая, когда там объявится Али Садр, и прячась от госпожи Ховард, либо в доме у иранца, правда, там она никогда подолгу не задерживалась. По-моему, Садр всякий раз вежливо ей отказывал. Словом, скоро дело приняло совсем странный оборот. Мои люди, которых я подключил к слежке за леди Анджелой, обратили внимание, что ее перемещения по Лондону похожи на бесцельные блуждания, и связано это было с ее расстроенным воображением. Она бродила как будто не по настоящим улицам. Посещала ненастоящие собрания. И звонила в двери к ненастоящим людям. Она словно продиралась сквозь сумерки своего сознания, замкнутого на ней самой и на объекте своей якобы страсти.

— Поскольку, — вмешался Айвори, — страсть эта, по-вашему, была такая же ненастоящая, верно?

— Скорее, то была иллюзия страсти, — попробовал объяснить Марлоу. — Ведь, по сути, Садр не давал ей ни малейшего повода думать, что питает к ней какой-то интерес. Он старался избегать ее, а она неотступно его преследовала, даже выслеживала, когда он выходит из дома и когда возвращается. Если же он работал в библиотеке или в музее, она прекращала слежку и снова и снова погружалась в атмосферу сект, которые посещала.

— Иначе говоря, — предположил Айвори, — она была мифоманкой.

— А потом она неожиданно взялась за Катерину Ховард, — продолжал Марлоу. — Мы заметили, что она вдруг отстала от Садра и начала следить за специалисткой по культу Митры. Она ходила за ней буквально по пятам. Нередко случалось, что мы целыми днями напролет следили за ними обеими. И так до того самого дня, когда супруга сэра Бартоломью заметила, что Ховард на пару с Садром выносят экспонаты из Британского музея.

— О, выходит, она все знала! — изумился Форбс.

— И хранила в тайне, — продолжал Марлоу. — Она знала: в один прекрасный день ей удастся использовать столь веский аргумент против соперницы. Только она не догадывалась, что я тоже был свидетелем тех краж. Моим долгом было рассказать обо всем сэру Бартоломью — вслед за тем у них в клубе состоялось собрание, и они, как вам известно, приняли против госпожи Ховард строгие меры.

— А я-то думал, откуда барону стало известно о ее бесчестных проступках, — сказал сэр Малькольм. — Стало быть, от вас.

— И это последнее, что я сделал, поскольку слежка на том и закончилась, — признался Марлоу. — Лондон погрузился в туман, и проку от дальнейшей работы было бы мало. Но если б я и дальше продолжал следить за леди Анджелой, то, возможно, стал бы свидетелем убийства. Однако судьба распорядилась иначе.

— Судьба! — повторил старший инспектор. — То-то леди Анджела сидит в камере и все твердит, что ни в чем не виновата. Она искренне считает себя перстом судьбы.

— Больное воображение действовало на нее как наркотик, — пояснил сыщик. — Сознавала ли она всю серьезность того, что делала? Уверен, против Катерины Ховард она действовала, как лунатик. Это подтверждает тот факт, что, сбросив тело жертвы в Темзу, она отвела лодку точно к тому причалу, откуда ее взяла, несмотря на туман.

Сэр Малькольм покачал головой и прибавил:

— Несмотря на туман в собственном сознании, увы! Психиатр, который ее обследовал, сказал, что она верила, будто свыше ей была ниспослана воля выйти замуж за Садра и родить от него божественное дитя — новоявленного Митру! А Катерина Ховард, по ее разумению, была захватчицей. От ее союза с иранцем должно было родиться чудовище, демон-разрушитель, способный уничтожить мироздание! Над миром нависла угроза! И ей надо было действовать.