Убийство в обществе коллекционеров - Мэри Лондон

Мэри Лондон

«Убийство в обществе коллекционеров»

Глава 1

Вот уже три дня, как Лондон утопал в густом тумане. Среди той зимней ночи даже в отсветах уличных фонарей и сигнальных огней нельзя было разглядеть мост Хаммерсмит, который в столь неурочный час, когда кругом не было ни души, нависал над рекой громадной мрачной тенью. Однако если бы случайный прохожий, ненароком оказавшийся в это время на набережной, напряг слух, он непременно расслышал бы сквозь плеск воды и крики редких ночных птиц глухой рокот мотора.

Лодка будто украдкой продвигалась вперед в стылом мраке. Подойдя к тому месту, где течение реки ускорялось, лодка остановилась без всякой опаски, что ее подхватит и унесет потоком. Сидевший в лодке человек распрямился. Он, похоже, стоял на корме, у руля. Но вот он нагнулся, поднял со дна лодки какой-то огромный мешок и не без труда привалил его к краю борта.

Вслед за тем мешок перевалился через борт и с шумным всплеском рухнул в воду. Как только с делом было покончено, человек снова перебрался на корму и запустил мотор. Часы на Биг Бене пробили три.

Глава 2

В то утро сэр Малькольм Айвори решил привести в порядок свою библиотеку. Подобное желание возникало у него время от времени. Эту коллекцию старинных книг, истинный кладезь мудрости, вполне достойный Британской библиотеки, завещал ему сэр Филип, именитый антиквар. Из уважения к памяти отца он с удовольствием расставлял и переставлял книги в алфавитно-тематическом порядке. Но, увы, сэру Малькольму все никак не удавалось довести столь похвальный труд до логического завершения. Во-первых, потому что библиотека состояла из трех огромных комнат, где каждая стена от пола до потолка была заставлена стеллажами. А потом, всякий раз, как только он собирался заняться библиотекой, на него непременно сваливалось какое-нибудь сверхсрочное дело, нарушавшее его благие намерения.

Сэр Малькольм, к примеру, был накрепко привязан к оранжерее с орхидеями, примыкавшей к его дому. Он выращивал там триста разновидностей эпифитов,[1] которые ему поставляли из разных частей света. Книги могли и подождать, а своенравные растения — нет: ведь они куда капризнее женщин! Да и сколько бы ни старался Вэнь Чжан помочь своему хозяину, заботы слуги, похоже, цветам были не по вкусу!

Покончив с диковинными растениями, сэр Малькольм нередко попадал в плотное окружение сотоварищей по шахматному клубу. Он прекрасно играл в шахматы, проявляя при этом высочайшее искусство дедукции вкупе с незаурядной памятью. И не случайно его приглашали на бесчисленные международные турниры, куда он приезжал с радостью, а также с чувством гордости и желанием исполнить свой долг перед британской короной. Из международных шахматных ристалищ он не раз выходил победителем и однажды так порадовал Ее величество королеву, что она преподнесла ему свою фотографию с дарственной надписью; с тех пор эта фотография неизменно стояла в левом углу его письменного стола, а правый угол украшал фотографический портрет его матушки.

Однако с куда большим удовольствием сэр Малькольм отдавал себя в плен «графоманов» — клуба поклонников литературы и философии. Там он встречался с литераторами, писателями, профессорами, издателями и книготорговцами, а также кое с кем из театральных деятелей, которых принимали в этом достойном клубе постольку, поскольку они отстаивали, и не без успеха, знаменитые и сложные постановки таких пьес, как «В ожидании Годо» Сэмюэла Беккета[2] или «Носорог» Эжена Ионеско.[3] К тому же сэр Малькольм и сам любил бывать в театре, это было одно из самых излюбленных его увлечений. По возможности он выбирался из своего имения Фалькон и находил прибежище в своей же квартире в Сохо, откуда было легче добраться до любого модного театра или ресторана, китайского либо индийского, благо их кухню он почитал особенно высоко.

Подобные занятия отнимали у сэра Малькольма почти все время; хотя больше, чем все остальное, посвятить себя делам фамильной библиотеки ему мешал конечно же Скотланд-Ярд! Майор Джон Тернер, начальник центра криминальных расследований Большого Лондона, никогда не упускал случая прибегнуть к его услугам, когда дело принимало щекотливый оборот, поскольку затрагивало высшее общество и соответственно требовало особенно тонкого чувства такта и недюжинного мастерства. Представители высшего света Лондона терпеть не могли полицейских чиновников и, как правило, наотрез отказывались с ними сотрудничать. Зато с человеком своего круга, таким как Айвори, они общались весьма охотно. Да и потом, сэр Малькольм так искусно распутывал самые загадочные дела, что Скотланд-Ярду порой было никак не обойтись без его неоспоримых талантов.

Итак, в то утро наш благородный сыщик решил воспользоваться ледяным туманом, вынуждавшим его уже больше недели безвылазно сидеть в имении Фалькон, и расставить в соответствующем порядке труды по алхимии, тем более что они, среди многих прочих, составляли предмет истинной гордости отцовской библиотеки. Соломон Трисмозин,[4] Никола Фламель,[5] Ириней Филалет…[6] Сэр Малькольм особенно дорожил гравюрами — иллюстрациями к загадочным поэтическим трактатам, в частности к «Убегающей Аталанте» Михаэля Майера,[7] где изображалось, как короли и королевы исполняют странные обряды в окружении птиц, фонтанов, звезд и псов, разряженных в пух и прах.

Айвори вряд ли смог бы объяснить, что пленяло его в этих картинках. Возможно — прелесть некоей интриги, заключенной в подписях, отчего сами гравюры казались еще более таинственными. Взобравшись на самый верх приставной лестницы, сэр Малькольм перелистывал фолиант Майера, ловя себя на том, что он скорее грезит, чем размышляет о мире, который казался ему до странности необычным и необычно знакомым благодаря заключенным в нем странностям!

И тут в библиотеку нагрянула Доротея Пиквик, его старенькая экономка. Судя по выражению лица, она пребывала не в самом добром расположении духа.

— Сэр Малькольм, это ж уму непостижимо! Просто невыносимо! Опять он!

— Кто он, дорогая моя?

— Форбс! Кто же еще! И без всякого предупреждения.

Только старший инспектор Дуглас Форбс мог ввергнуть славную старушку в подобное смятение. По ее разумению, этот офицер Скотланд-Ярда был по меньшей мере посланцем ада. Это он извлекал сэра Малькольма из фальконского кокона лишь затем, чтобы преследовать злодеев, убийц и мошенников всех мастей! Что подумал бы сэр Филип, узнай он, что его единственный отпрыск охотно марается во всякой грязи? По ее мнению, якшаться с полицией — все равно что самому участвовать в преступлении!

— Попросите его подождать в малой гостиной и приготовьте ему горячего чая с капелькой виски. По такой погоде это будет ему на пользу.

— Подумаешь, какая важная птица! Еще чего! — проворчала экономка.

— Госпожа Пиквик!.. — бросил сэр Малькольм с высоты своего «насеста».

Обращение «госпожа Пиквик» обычно действовало отрезвляюще. Старушка кротко склонила голову и шаркающей походкой удалилась.

— Вот-вот, я и говорю…

Айвори улыбнулся и снова погрузился в тайну рисунков Майера. Он хорошо знал Дугласа Форбса — за долгие годы тот стал ему не просто приятелем, а добрым другом. Сэр Малькольм понимал: вынуждая его ждать в гостиной, он доставлял ему несколько мгновений счастья. Старший инспектор обожал бывать в имении Фалькон, которое, как он считал, олицетворяет настоящее чудо. Форбсу казалось, что любой мало-мальский предмет меблировки, любая мало-мальская картина в этой чудесной обители попали сюда прямиком из королевского дворца, куда ему, выходцу из простонародья, вход, по большому счету, был заказан. Форбс вырос в бедной семье, в ирландском портовом городке и своей карьерой в Скотланд-Ярде был обязан дружбе с сэром Малькольмом. Судьба свела их в Трансваале, где они оба проходили обязательную армейскую службу. Айвори еще тогда оценил рассудительность и храбрость будущего полицейского, несколько грубоватого, но преданного во всех отношениях. Потом они много работали вместе, расследуя различные преступления, притом что большинство расследований было доведено до успешного конца только благодаря их объединенным усилиям.

Конечно, Дугласу, чего греха таить, недоставало изыска и вкуса. Ему льстила дружба с сэром Малькольмом, отличавшимся благородством манер, изысканностью речи и одевавшимся у «Николса»,[8] тогда как сам он ходил в вечно мятом костюме с обсыпанными перхотью плечами, как будто забыв, ко всему прочему, что ботинки требуется время от времени чистить. Сказать по правде, госпожа Форбс, его супруга, куда больше интересовалась популярными журналами да телесериалами о красивой жизни, чем своим муженьком-инспектором.