У стен Малапаги - Борис Рохлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Пленительный? Скажете тоже!»
«А всё-таки?»
«Ограниченный. Зато фундаментальный».
«Кратко, но выразительно. И в чём его фундаментальность?»
«В самообмане, сир. Нас никто никогда не обманывает».
«Неужели?»
«Уверяю вас. Мы сами обманываемся. Легко слепнем, когда хотим этого. Вот я, например, женился. Думаете, дамские прелести? Прельщение зрака? Ничего подобного».
«Большое приданое?»
«Что вы, Ваше…, какое там приданое! Мелочь. Так. Несколько наименований. По женской части. Никакого ассортимента. Нет — затмение. Накатило. Вот тут мы и слепнем. А выбор? Во-первых, невозможен. Когда незряч, не до выбора. Во-вторых, не вижу разницы».
«Не видишь разницы? Как так?»
«Природа. Она у всех одинакова».
«Природы больше нет. Мор, резня, зверство. Города в руинах, деревни опустели, поля заросли. Пейзаж после битвы. Безлюдье. Кто покойники. Кто в бегах. Роют норы, завидуют кротам. Их тихой, безмятежной жизни».
«Но, государь, мы бессильны что-либо изменить. Они сами этого хотели».
«Сами хотели этого?!»
«Конечно. Иначе не воевали бы. Сидели бы дома и занимались делом. Забудьте об этом! Давайте лучше споём. Ну, этот, как его?»
«Мадригал?»
«Да, да. Он. Два голоса. Нас как раз двое».
Поют.
На календаре 1628 год. В глубокой бедности в Мельсунгене живёт отрёкшийся от престола Мориц, бывший ландграф фон Гессен-Кассельский. Война продолжается. До Мира и Большого Карнавала ещё не скоро. Но всё, что происходит и будет происходить, происходит и произойдёт без него. Он сейчас занимается другими вещами. Гораздо более интересными, чем война или политика.
«И чем же?» — позвольте узнать.
«Алхимией и метафизикой».
«Прекрасная судьба. Грех жаловаться».
Мадригал отзвучал. Мориц устало провёл левой рукой по лицу. Сверху вниз. От лба до подбородка. Дворецкий сияет. Говорит:
«Надо похлопать».
«Кому?»
«Как кому? Нам!»
«За что?»
«Ну мы же спели? Не правда ли?»
«Что есть — то есть. Думаешь, заслужили?»
«Нет сомнения, Ваше Высочество».
Хлопают. Бывший ландграф вяло, отстранённо, с брезгливо выпяченной нижней губой. Дворецкий оглушительно громко. Смеётся. Счастлив. Впервые в жизни.
Мориц приходит в себя. Где-то побывал и вернулся. Странствовал. Теперь опять дома.
«Что на тебя напало, милый мой? Забылся? Сдвинулся? Так ржать. Вокруг одни похороны. А ты?»
«Ах, эти похороны, экселенц. Морок один. Фантом. Представьте! Кладбище. Понурые лица. Всегда переигрывают. Конечно, фигуры — образчик печали, идеал скорби. На лицах сплошное горе. Впечатляет. Не описать. Слов не хватит, красок, мелков, угля, темперы».
«Ты, по-моему, передёргиваешь. В человеке иногда просыпается и сострадание, и сочувствие. Жалость, наконец, Не всё же они спят».
«Вы точно изволили выразиться. Именно спят. И спят они вечным сном. Уверяю вас».
«Неужели без пробуждения?»
«Без, сир, без».
«Неутешительное соображение. Постой, но есть религия. Она исцеляет, облагораживает, смягчает нравы и… должна во всяком случае… у неё такое призвание».
«Ваше Величество, вы забылись. Одни обречены на муки, другие предназначены блаженству. Но неясно, кто есть кто. Не зная, не догадываясь, не имея возможности заглянуть в будущее, все должны стараться заслужить…»
«Но что именно в конце концов окажется заслуженным? Неизвестно».
«Почему неизвестно? Очень даже известно. Заслужить достойное, обеспеченное посмертное существование».
«Вот видишь! Ради этого стоит постараться».
«Стараются, конечно, сэр. Не без этого. В надежде на будущий пряник».
Он просыпается. Тишина раннего летнего утра. Прохладно. Много света. Света, когда рассвело, но ещё не день. Глаза открыты. Припоминает, я уже просыпался. И всякий раз оказывалось, что я сплю. Проснулся ли я сейчас, или сон продолжается? Осматривается, неуверенно, недоверчиво. Настороженно. Сновидение длится? Или он не спит? Какой странный невозможный сон.
Его комната, его спальня, его постель. Никого. Обычный день. Соответствует времени года. Значит, всё было сном. Неприятным. С горьким привкусом. Будущего? Чертовщина и только.
Неуставные отношения с дворецким. Всё. Хватит. Не было. Ничего не было. Никакого сна. Иначе он вернётся. Но его не было. Как же он может вернуться? А вдруг?
Какое сегодня число? Двадцать второе августа. Что его ждёт в этот день?
Ставится его новая пьеса. Надо закончить трактат по теологии. Обязательно. Осталось несколько фраз, чтобы всё расставить по своим местам. Что-то о прянике. Боже! Дальше. Приём послов. Вечером они будут присутствовать на спектакле. Привычная рутина. Не более. Всё-таки хорошо жить! Но сновидение было, однако. Не до снов. Слишком много работы.
Жизнь прожита? До войны, до отречения, до смерти…
Всё впереди. Мадригал предстоит.
Вальс Бостон
Нашёл работу, повысит шансы в-вы-ввы — поехать — париж, берлин, бертье, киндяковск, качучатск, расшеперск, родилась в декабре. Год смерти неизвестен по причине жизни. Большая комната, и салон, и терраса. Ты помнишь наши встречи? Ты помнишь тёплый вечер, каштан в цвету? Пик славы, герой юности. Сколько стоит дорога во Фрайбург, Гейдельберг, Иену, Тюбинген? Тюбингенское введение в философию. Ты говорила, что не забудешь. И вновь весной под знакомой тенистой сосной. Синий платочек, городской романс. Падал с опущенных плеч, козин, блюменталь, тамарина, церетели. Были хороше песни, романсы любили. Мне сегодня так больно. Если можешь, прости. Каганов — прекрасный пианист. Мой нежный друг, ну не будь таким жестоким, изабелла юрьева из города ростова, а борис фомин, козловский, утёсов, хенкин-юморист. Туманно, туманно… исполняла в «Эрмитаже». Я такая болтушка. Я старая, а зажигаюсь. Что-то остаётся. Навсегда. Очи чёрные. Ветер осенний. Всё было лишь грёзы. Анархисты и левые экстремисты. Погромить фешенебельные магазины в центре Берлина. Купить дом на берегу моря. Приютить кошку. Кошку под дождём? Работа только для немцев. Неонацистская чувствительность. Никому не дадим принизить победу девятого мая. Военно-патриотическая тема. Лекарство от алкоголизма, крепкая алла колпакчи. На черкешенку не похожа. Но черкешенка. Киндяковск, Качучатск, Расшеперск, поэтесса Галушко Мэри.
Узко, мелко, мало. Собаку жалко. Здравствуй, Вика. Пройду мимо, мне таких без родины не надо. Анонс: возраст 59, с собакой, рост 1.75. Собаку зовут Вика, хозяина Игорь, по-домашнему Изя, а вообще Давыд Натаныч. Щёчки розовые, губки засахаренные, росту, дай бог, 1.65, и склеротические излишества. На 69 неплохо, но утверждает, что мама набавила возраст.
Вы на свои… выглядите не… ни… ни хорошо, ни плохо. Как есть. И не давайте таких объявлений. Чтоб я с этими русскими связалась! На десять сантиметров ниже и на десять лет старше. А я — дура — прихорошилась, по-лёгкому. Ты же меня знаешь. Из Израиля почему уехали? — спрашиваю. Жарко, — отвечает. И на свои шестьдесят девять выглядит. Шаркает и губа отвисла. Все бабочки в животике сразу умерли. А собака села у моих ног. Гад. Выучил, чтоб баб привлекать.
Женщине по объявлению на свидание ходить?! Ой-ой-ой!
Царёвы жили на Русановке. Из богатой купеческой семьи. Кое-что осталось, сбереглось на прокорм и содержание.
Новый год. Наташа Трауберг, Нурденстам или Нурденквист, Вера, Готя, Верочка, Аня. Год пятидесятый… первый… третий… Вряд ли, не до праздников. Но были. Куда без них. Может, день рождения. Только куртку и коня?! Вот дети пошли. Жаль, жизнь скрутила, приодела в смирительную. Ничего, на том… возвернётся, возместится.
Школа деревьев, академия трав, лицей небесного свода. Дедушки, бабушки, любовные и прочие послания в стихах и прозе. Маргинальный лепет эпохи. Ветхость прежнего, канувшего. Сквозь надгробия, сквозь вещи, предметы. Всё расплывается, теряет очертания, слезятся глаза. Улицы, здания затягиваются паутиной, зарастают мхом. Лишь пресная вода каналов остаётся прежней, а движение неизменным.
Промозглая даль прошлого.
Симбиоз — взаимно выгодное сожительство различных животных. Нинель — женщина. Телесна, сентиментальна, организованна, очки, дочь. Младенец крупный, упитанный. Поклонников маман ненавидит. И не скрывает чувств, обращается невежливо, отзывчивости никакой к естественным запросам. Те терпят. Есть основания. Вечерние радости. Утехи и дни.
Латрун — монастырь, Пуз — адвокат, Скунсиков — скульптор.
Лежу на белой постели, голенькая, животик втянула, вся как статуэтка. Ты же знаешь, я смуглая. Лежу, как шоколадка «Нуар», семьдесят четыре процента какао, остальное… жду… А он? Мимо — и одеяло накидывает. Я аж скукожилась, и бабочки крылья сложили.
Рыбы обычно раздельнополы, но у некоторых гермафродитизм явление обычное. Различают рыб пелагических, живут в толще воды, и придонных, реофильных, дрейфующих по течению рек, лимнофильных, обитающих в стоячей воде. В наличии имеются морские и пресноводные.
