ЛюБоль - Ульяна Соболева

– Не получишь. От меня не получишь никогда!

Я рассмеялся ее упрямству и в то же время невольно восхитился – смелая или глупая. Счастливое неведение и непонимание. В каком сказочном мире ее держали? Наивна, как ребенок. До абсурда. Либо великолепная актриса. Со временем проверим, что она такое – Оля Лебединская, и из чего сделаны ее мечты, иллюзии и страхи.

– Маленькая золотая принцесса, которая не видела настоящей бойни и впервые увидела смерть в самом неприглядном ее облике. Это лишь малая часть того, что могу тебе показать. Оглянись вокруг – ты в моем царстве. Я здесь решаю, как тебе жить, сколько и когда ты умрешь. И если я захочу, то уже сегодня ночью я отымею тебя как обычную шлюху.

– И я оторву тебе член, – она зло усмехнулась, – вряд ли без члена ты будешь так же грозен, как и с ним.

Я приподнял одну бровь и ухмыльнулся:

– Даже так? Дочка Лебединского умеет говорить пошлости? – наклонился к её уху и прошептал, – Ты слишком неопытна, девочка…трахать можно не только членом. Трахать можно чем угодно, но я не стану ломать твой розовый мир и приводить примеры. Тебя ведь никогда не трахали, правда? Даже пальцами?

Теперь она дернулась изо всех сил и толкнула меня в грудь, но я даже не шелохнулся.

– Ублюдок!

– Намного хуже, Оляяяя. Намного страшнее. Ты даже не представляешь, кто я и что я с тобой сделаю. Со всеми вами. После того, как убью всех твоих людей.

– Ты больной психопат. Когда ты будешь подыхать я буду плевать тебе в лицо до последнего твоего вздоха. Ты не получишь ни меня, ни Огнево. НИКОГДА! Запомни – никогда! Слово Ольги Лебединской!

– Не бросайся словами, сучка. И запомни: у каждого есть что терять. Без исключения, у каждого. А терять – это больно. Когда начнешь терять, ты поймешь, что ничего в этом мире не стоит дороже того, что составляет смысл твоей жизни. Ты не знаешь меня… а я знаю о тебе все. И я начну отнимать. Ты готова отдать, Оляяя? Чем ты готова пожертвовать? Мы начнем с твоих людей. Двое? Да? Пока всего лишь двое. Твоих верных охранников. Выбирай забить до смерти? Расстрелять? Зарезать?

– И чем ты лучше моего отца? Чем? – наконец-то закричала отчаянно и с яростью. В бессилии и ужасе. А я вдохнул полной грудью эти эмоции, меня от них зашатало, как пьяного. Вот теперь намного лучше. Заплачь. Я бы слизал каждую слезинку с твоих щек.

– Ничем. Я хуже. В тысячу раз хуже. Запомни это и вспоминай каждый раз, когда решишь ответить мне отказом. За каждую отнятую жизнь – я отниму десять. Но ты можешь сократить количество жертв. Подумай об этом, Оляяя. Отсюда ты выйдешь либо моей женой, либо не выйдешь никогда. Если ты так любишь своих людей, а не бросаешься пафосными словами – ты сделаешь правильный выбор. А теперь посиди здесь до вечера и подумай.

Я втолкнул ее в одну из клеток подвала, удерживая за волосы подтянул к стене, надевая ошейник. Ооо, я готовил эти клетки с огромной любовью заранее. Когда уходил услышал, как она звякнула цепью и в бессилии дернула прутья решетки.

Глава 11.1

– Да, теоретически это возможно, – отец Михаил нажимал на хлеб с салом и, громко чавкая, запивал вином. – я только не пойму, зачем вам это нужно? Два разных народа.

Я ударил кулаком по столу, и бокал с вином скатился на пол, а он подавился хлебом.

– Тебе не нужно что-то понимать.

Если бы не его ряса и сан, так нужный мне на данном этапе, я бы убил его одним из первых, а не кормил хлебом с салом в этой чистенькой келье для монахов.

– Если это месть, то она могла бы быть гениальной. Хотя и невыполнимой. Более жестокую расплату трудно придумать, при условии, что кто-либо проведет это действо.

Он поднял бокал с пола и снова наполнил его вином, а я резко подался вперед.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что Лебединский никогда не примет этот брак. Этот союз никогда не станет легальным он придумает что угодно и оспорит. А еще…за брак с цыганом что угодно может быть. Осуждение, которого не потерпит Олег Александрович. Там целая секта религиозных фанатиков. Ее заклюют. Если бы вы совершили это и отправили ее после домой, то не придумать участи страшнее, чем эта.

Я отобрал у него бутыль и приложился к вину, вытер рот тыльной стороной ладони.

– Она никогда не вернется домой. А ты будешь держать свой поганый язык за зубами.

Михаил посмотрел на меня в недоумении и надкусил хлеб, поднятый с пола. Жирного урода не кормили целый день, и теперь он пожирал даже крошки со стола.

– Я молчу… всегда молчу. Отец Михаил никогда не болтает лишнего, – и вдруг он застыл с ломтем хлеба у рта, – А причем здесь я?

– Притом! Обряд венчания исполнишь ты.

– Я? Нееет! Я не могу! Нееет! – он затрясся мелкой дрожью, как жалкая псина, – Меня покарают! Я не могу!

В эту секунду я сгреб его за шиворот и протянул к себе по столу.

– Ты сделаешь так, как я тебе скажу. Проведешь венчание. Ты убедишь каждую псину в том, что этот брак более чем законный. Иначе я сдеру с тебя шкуру живьем и сошью из нее ошейники для моих собак. Она у тебя просаленная и толстая. В самый раз удерживать рвущиеся поводки.

Он быстро и коротко закивал, не смея дышать мне в лицо, а я медленно разжал пальцы и толкнул его обратно на стул. Сзади откашлялся Савелий и поставил на стол еще один бокал.

– После венчания он уже не сможет запереть ее в монастырь?

Священник тяжело дышал и сделал несколько глотков из бокала. Его все ещё продолжало трясти.

– Я не знаю.

– Дочка Овчинникова…где она сейчас?

Он смотрел на меня округлившимися глазами:

– Нам не задают таких вопросов. Она приняла постриг и наверняка носит другое имя.

– Я задал. Отвечай!

Отец Михаил несколько раз оглянулся, а потом осенил себя крестом.

– Тайна священна. Я поплачусь, если выдам её.

– Ты поплатишься, если хотя бы еще раз мне откажешь.

– Он забирает их, – прошептал отец Михаил и снова несколько раз оглянулся, хотя его келья была совершенно пуста, и окно, под самым потолком, уходило на внешнюю сторону стены. Я бросил взгляд на