ЛюБоль - Ульяна Соболева

– Кто он?

– Наш Господь, – снова несколько звезд и дрожащий подбородок. – Это ведь его невесты.

– Куда? – меня раздражала его лихорадка и капли пота над верхней губой, как и провонявшаяся едким запахом страха ряса.

– Этого никто не знает. Он присылает за ними ангелов. Но так говорят. Я не знаю, и никто никогда этого не видел.

– Короче говори нормальным языком. Их сливают. Богатых наследниц просто уничтожают и забирают себе их наследство, – я усмехнулся и опрокинул в себя еще вина. – хорош ваш Бог.

– Он дарит им новую жизнь в раю.

– Или страшную смерть.

Я резко встал со стула, и отец Михаил поднялся вместе со мной.

– Отдыхай. Тебя будут хорошо кормить и дадут теплую одежду.

– Простите!

Он окликнул меня уже прямо у двери.

– Заприте меня снаружи и заберите ключ. Отдайте его тому, кому вы доверяете.

– Я обещал, что тебя не тронут, и я всегда держу свое слово. Прекрати трястись и прими ванну, от тебя воняет, как от свиньи.

Когда мы вышли с Савелием на улицу, и я вдохнул полной грудью морозный воздух, тот положил руку мне на плечо и спросил:

– И в чем тогда смысл? Если Лебединский и его секта не признает этот брак, то какую выгоду он принесет всем нам? Не проще ли обменять ее сейчас? Выдвинуть ему свои условия.

Я резко повернулся к другу и, прищурившись, посмотрел прямо в глаза.

– Условия, которые он нарушит, едва заполучив ее обратно? Нет. Я отниму у него возможность получить дочь. Я отниму у нее возможность вернуться назад. И он будет вынужден принять все наши условия … и принимать их постоянно, пока она находится здесь, под нашей охраной. Все ради моего народа. Ведь я могу выгнать его шлюху, и ему придется смотреть, как она опозоренная унижается у него на глазах.

– Все ради твоего народа? А не потому ли, что ты сам ее хочешь, Ману?

Я несколько секунд молчал, а потом ответил, продолжая смотреть ему в глаза и зная, как он сжимается под этим взглядом, уже жалея о заданном вопросе.

– И потому что я ее хочу.

Глава 11.2

Я слышала каждый их крик, каждый вопль боли и раздирала в кровь ладони. Знают ли они, как мне больно сейчас? Знают ли, как я бьюсь головой о каменную стену и глотаю слезы. Да, я не умею плакать. С детства не умела. Ни одной слезы, ни одного рыдания, только кожу резала на тыльных сторонах ладоней, когда невыносимо становилось. Артем всегда говорил, что слезы живут у меня на дне глаз. Он их видит. Они там точно есть. А другие, что я просто холодная и бесчувственная и не умею плакать. Мои невестки заливались слезами, когда узнали о смерти Артема, братья рвали на себе волосы, а я… я только не могла разговаривать несколько часов, а слез так и не было. И сейчас нет. Но брат знает, как я оплакиваю его. Изнутри. С изнанки. Там я захлебываюсь слезами и буду оплакивать до самой смерти.

О, Боже , если ты существуешь, дай мне силы заплакать! По ним! Заплакать, потому что я не могу их спасти! И они бы не хотели этого. Стать женой цыгана, захватившего наших людей. Я слышала, что проклятый ублюдок говорил им. Он говорил, что это я послала их на пытки. Что это я виновата в их страданиях.

– Слышишь?! Слышишь, как они кричат? А ведь ты можешь это остановить. Всего лишь одно коротенькое слово «да». Их уже восемь, Оляяя… а скоро станет семь. Ты их считаешь вместе со мной?

Они… захлебываются криками, а я лежу на каменном полу, впервые в жизни осознавая, что такое ненависть. Она впитывается мне в кожу с каждым их криком и стоном, а я хриплю и зажимаю уши руками. Простите меня! Пожалуйстаааа. Когда-нибудь я отомщу за вас. Когда-нибудь я буду сдирать с него кожу так же, как он это делает сейчас с вами. Проклятый безумец, фанатик и психопат. Чудовище в облике человека… а человек ли он? Сегодня на лестнице мне показалось, что он сам Дьявол. Он улыбался этими чувственными губами под черной маской. Оскал адского чудовища и взгляд зверя. Кто его породил? Какая мать выносила такого нелюдя? Неужели его вскармливали молоком и пели ему колыбельные? Мне казалось, он возник из ада сам по себе. Как истинное проклятие.

Потом все стихло, а я так и лежала на полу, вспоминая их лица. Каждого, кого повела за собой в лес навстречу мучительной смерти. Перечисляла про себя их имена и просила у каждого прощения. Самые преданные, верные. Артем отбирал для моей личной охраны лучших.

Повсюду одна смерть. Я веду её за собой по пятам. Я и есть смерть во плоти. Я привела всех в ловушку, и сама попалась. Так глупо. Так нелепо. И ни одной мысли, как отсюда выбраться. Ни одной идеи. Но я смогу ведь? Я же Ольга Лебединская. И не позволю какому-то цыгану искалечить мне жизнь.

* * *

Он пришел под утро. Неожиданно. Один. И я вскочила с пола, услышав лязг замка, глядя, как дрожит в его руке фонарь, и как он не может попасть в замок ключом.

Ненависть завибрировала под кожей волнами, закопошилась тысячами мелких иголок. Она зажила своей жизнью. Никогда не испытывала такой всепоглощающей ярости, как по отношению к этому человеку. Он всколыхнул во мне что-то страшное и темное, о существовании которого я даже не подозревала.

И страх. Я боялась его так сильно, как только можно бояться ночных кошмаров, когда полностью не контролируешь ни себя, ни ситуацию. Все зависит от случайного течения «сюжета». Я же зависела от больного разума этого мстительного психопата. От изощренности его фантазии в разных способах получить желаемое.

Сейчас на нем не было того страшного плаща, в котором Ману больше походил на тень, а не на человека. Но его образ от этого не изменился. Вокруг него вибрировала аура бездны. Какой-то непроницаемой тьмы и порока.

Опять во всем черном. Высокий и мощный. Под кожей сталь или раскаленная магма и, кажется, что она перекатывается и бугрится мышцами на его сильном теле. Одет небрежно, длинные волосы всклокочены, словно всю ночь его терзали самые жуткие дьявольские твари. Лучше бы они утащили его в ад. Распахнутая на мускулистой груди черная рубашка небрежно одной стороной заправлена в штаны и маска